Зов Иерихона
Шрифт:
* * *
– У вас хорошие линзы?
– У меня линзы - что надо линзы.
– Сфокусировать сможете на таком маленьком объекте?
– Что вы меня учите?! Я много лет уже фотографом работают! Поверьте, знаю своё дело. Фокус-расфокус, все дела.
– Да-да, конечно. Господи, ну и беспорядок тут у вас!
– У вас в мастерской тоже отнюдь не чисто.
– Вы правы. Послушайте, может, другую муху найдём? Это высохла вся, у неё вон и лапки отломились, крыльев нет.
– Лапок нет - не убежит. Крыльев нет - не улетит.
– А как мы тогда поймем, что она ожила?
– Ну головой же она будет вертеть.
– Это вам не базарная бабка чтобы головой во все стороны вертеть. Выбросьте вы эту гадость. Нашли самый дрянной экземпляр. Фу-у-у.
– Зачем вы её сдули?!
– Забудьте про неё. Вот нормальная муха. И с крыльями, и с лапками. Отчего они у вас тут дохнут? Вон на витрине прям целое кладбище.
– Химикаты. Я когда проявляю фотографии, тут так воняет, что не только мухи, соседи во двор выбегают! Подвиньте насекомое сюда, на центр. Вот так.
– Как только сфотографируете, мы её под стакан, так, на всякий случай. Снимок проявлять много времени займёт?
– Часа два, три. Я постараюсь побыстрее управиться. Послушайте, а что если ваша теория окажется правдой? Что тогда?
– Ну... наверное, надо будет уничтожить инструмент, который способен это сотворить.
– Вы говорите...
– Да, о фотоаппарате. С ним надо будет что-то сделать, чтобы он не попал в руки плохих людей. Вы же понимаете. Может, разбить вдребезги? Или сжечь. А может, и то и другое.
– Вы... вы...
– Дитрих, вам плохо? Вы задыхаетесь?
– Это вам сейчас плохо будет! Разбить он удумал!
– Не отвлекайтесь, Дитрих. Потом решать будем. Сейчас главное - получить фотографию. Итак, начинайте.
11. Западня.
Город окутывала тьма. Вечерняя прохлада облизала улицы, дождь омыл дневную суету, прибил дорожную пыль. Из питейного заведения «Кривой пират» возвращался домой припозднившийся посетитель. Шатаясь и цепляясь за подвернувшиеся под руку заборы, а то и вовсе падая, медленно, но верно пробирался он сквозь тьму домой. За долгие годы тренировки захмелевший путник обрёл бесценный навык - находить дорогу назад даже в состоянии граничащим с комой.
– Ой, три пирата загуляли!
– попытался спеть он, дабы украсить тихую скучную ночь своим прелестным дребезжащим фальцетом. Жалобно заскулила соседская собака, одобряя ор.
– Ой, три пирата!
– допеть не получилось. Хмель натянул вожжи, и гуляка плюхнулся в лужу. Выругался, потом рассмеялся. Кряхтя, поднялся, испачкав грязью себя и чьи-то недавно выбеленные стены забора.
– Загулял пират! Загулял молоденький! Из переулка вышли двое. За ними еще трое. И ещё пятеро.
– О! Ребята! Рад вас видеть! Пропустить по рюмочке не желаете? У меня есть. Этот скряга Герберт жаден до чужого добра. А коли я заплатил за бутылку превосходнейшего виски, то имею право на неё. Вот. Забрал. За пазуху спрятал и был таков! Тут еще на донышке оставалось. Давайте, пропустим по одной. Все хватит. А потом сообразим чего-нибудь. Ну дык как? Те не ответили.
– А чего вы так глазами светите? Денег нет? Дык нате!
– звякнули медяки о каменную мостовую. Кто-то из незнакомцев зашипел по-змеиному и все разом двинулись на
– Ну и рожи у вас, скажу я вам! А глаза... Глаза и вправду странно сияли янтарным цветом, то наливаясь кровью, то вспыхивая огнем, и в ночной темноте светили не хуже луны.
– Ребята, вы чего? Странные незнакомцы окружили подвыпившего. А потом разом накинулись на него, рыча и брызгая слюной, как бешеные псы стали рвать того на куски. Последний миг, когда запоздало улетучился хмель, уступая место жуткой невыносимой боли, бедолага разглядел лица убийц. Крик поднялся волной, но не смог прорваться наружу - чья-то челюсть сомкнулась на горле... Тьма поглотила город...
* * *
В полицейском участке кто-то ходил. Анита знала - это пришли за ней. И отнюдь не служители закона. Мертвецы. Во главе с Фрэнком. Забрать с собой, утянуть под корни деревьев, в земляные рвы удушающего страха, веками пропитанные болотными ядовитыми газами и перегноем человеческой и звериной плоти. Он придет, чтобы отомстить за свою поруганную честь. За измену. И эта плата будет последней в её жизни. Послышались шаги. Спрятаться - куда? Четыре стены да доска кровати. «Подальше от решеток», - промелькнула трезвая мысль - «Чтобы не смог дотянуться». Забиться в угол. В самый дальний, словно мышь, сидеть и дрожать. Шаги. Кто-то идёт прямо к ней. По коридору. Остановился.
– Эй, тут есть кто-нибудь? Голос. Человеческий голос. Живой. Анита приподнялась, вслушиваясь.
– Кто-нибудь? Вы меня слышите?
– Я здесь! Здесь! Анита рванулась вперёд, птицей забилась о прутья клетки, замахала руками.
– Здесь! Идите сюда! Я вторые сутки здесь! Помогите! Боже мой, как я рада вас видеть! Помогите мне! Из-за угла выплыл парень с круглыми от удивления глазами. Не старше восемнадцати лет, пухленький, в мешковатом костюме, явно с чужого плеча. Раньше Анита таких даже не замечала, не её ранга человек, из простолюдин. Но сейчас... Она смотрела на его веснушчатое одутловатое обветренное лицо и готова была расцеловать. Парень оглядел с ног до головы заключённую. Невпопад спросил: -Вы полицейских не видели?
– Помогите мне!
– запищала Анита. Её словно прорвало.
– Я вторые сутки здесь! Они все пропали! Никого нет! Никто даже мне воды не принёс! Дождь был, с окна капало, я пила. Помогите мне! Выпустите! Найдите ключ! Просто дайте мне ключ! От такой лавины слов парень ещё сильнее растерялся. Замер, не зная, что предпринять.
– Там, на столе у охранника, за поворотом коридора!
– стараясь не паниковать, как можно медленнее произнесла она.
– Идите! Принесите ключ. Юноша замешкался, потом, не отрывая взора от Аниты, заковылял в сторону стола. Долгие секунды тишины обожгли разум. «Ушел. Не вернётся. Я здесь умру, совсем одна, от голода и одиночества». Потом что-то звякнуло. В груди разлилась горячая волна радости, но Анита не позволила себе раньше времени ликовать. Закусила губу, закрыла глаза, досчитала до десяти и обратно. Выдохнула. Вновь сосчитала. Вновь выдохнула. Наконец, парень вернулся со связкой ключей. Но открывать дверь не спешил, колебался. Анита заметила это, под сердцем неприятно кольнуло. Чего же ты, мальчик?
– Послушайте, а это разве не противозаконно, выпускать заключенных из тюрьмы?
– Я... я... они бросили меня, забыли. Я два дня ничего не ела. Что-то случилось. Они исчезли. Сбежали, наверное. Я не заключенная. Задержанная. Слышишь? Задержанная.
– У меня отец пропал, сегодня его одежду в двух кварталах от дома нашли, всю в крови. Я пришёл заявление написать. А тут никого. И вы.
– Пожалуйста... выпустите...- слёзы задушили мольбу.
– Их всех уже давно убили.
– Кого? Полицейских? Кто? Анита не смогла ответить. Знала ответ на этот вопрос, но как объяснить ему? Парень поджал губы, терпеливо выбрал из связки ключ пошире, примерился к скважине.
– Хорошо, я вас выпущу, только... Вновь раздались шаги, тяжелые, с подволокой.
– Вы разыграли меня, да?!
– сощурился парень, оглядываясь.
– Это, наверное, офицер идёт. Ну и хитры же вы! Я едва не поверил вам! Недаром вы тут сидите. Мошенница, небось? Людей обманываете? А я, простак, чуть не попался на эти ваши штучки. Вот сейчас расскажу...
– Нет! Нет! Не ходите туда! Это...
– Офицер!
– парень отошёл. Удивленно протянул: - Что-о?.. Медленно попятился назад. Ключи звякнули об бетонный пол. Это был Фрэнк. Конечно он. Кто кроме него? Анита вскрикнула, бросилась в сторону, больно ударилась об кровать, неуклюже размахивая руками, повалилась в угол. Парень же, безмолвно стоявший у решетки, обваренный страхом, совсем обмяк, медленно сполз вниз. Челюсть повело вбок, но он не издал ни единого звука - просто не успел. Стремительным броском Фрэнк вцепился тому в лицо. Хрустнули кости, брызнула фонтаном кровь, обагряя стены и решетку. Парень задергался в конвульсиях, ноги забились о пол. Отбрасывая в сторону истерзанное тело, Фрэнк повернулся на крик Аниты. Удовлетворённо захрипел. Сквозь хрип, едва различимо, словно чудовище набило полный рот земли, Анита услышала: «Я вернулся за тобой».
Главы 12-15
Главы 12-15
ЧАСТЬ 2.
12. За открывшейся дверью.
– Ну и что же у нас происходит? Ожидая результатов эксперимента, Корб прошелся по комнате, изучил хитросплетения паутины в углах, пролистал всю библиотеку Дитриха, впрочем, не такую богатую, состоящую лишь из двух книг: бульварного романа с вырванными на самокрутки листами, и сборника путевых заметок некоего С.Кука, при прочтении первых строк которого стразу же неимоверно потянуло в сон (для этого, видимо, и использовалась данная книга, ибо лежала у изголовья кровати). Нервы начинали шалить. Чувства обострились, заставляя Корба все время вздрагивать при каждом едва уловимом шорохе.
– Что происходит?
– вновь повторил Корб, замерев у окна. Дитрих выглянул из-за плеча.
– Оживших мертвецов стало больше.
– Меткое наблюдение. Определенно вы правы, - подтвердил Корб, смахивая холодный пот со лба.
– И они нападают на людей! За окном и вправду творился хаос. Бегали люди, кричали, шарахались друг от друга. Между ними неспешно, словно выбравшись на воскресную ярмарку, бродили весьма странного вида прохожие - окровавленные лохмотья тряпья хвостами волочились по земле, поднимая пыль. Бледный вид их лиц, почти серый, свинцового налива, сильно контрастировал с огненно-кровяными голодными глазами. Люди эти, уже и не люди вовсе, мертвецы, безобразные твари, потерявшие весь человеческий облик, устроили настоящую охоту. Размеренная их походка, почти прогулочная, сытая, ленивая, мгновенно сменялась одним рывком - лягушачий прыжок, уродливый, атипичный для человеческого тела, и от этого еще более безобразный, оскверняющий все законы анатомии - и добыча похоронена под охотником. Везло тем, кто умирал от перелома позвоночника или шеи, ибо им не приходилось ощутить всего кошмара собственного поедания. Остальные же еще долго кричали, и срывали голоса, и хрипели, захлебываясь от поступившей к горлу крови, а извивающиеся змеями ноги неестественно скручивались в предсмертных судорогах.
– Что же мы натворили?
– прошептал Дитрих, сжимая голову руками. От ужаса лицо его побледнело.
– Дитрих, нет времени ждать, надо скорее мчаться в полицию! Необходимо срочно оповестить власти о творящемся безобразии, чтобы они как можно быстрее начинали предпринимать все необходимые меры. Пусть введут комендантский час. Введут в город солдат для восстановления порядка, в конце концов. Люди же гибнут!
– Да, вы правы, - Дитрих отпрянул от окна.
– Но выходить туда, на улицу...
– Опасно. Я знаю. Но другого выхода нет! Отсиживаться здесь все время не получится. Сначала они съедят прохожих, а когда никого не останется, начнут и в дома лезть. Тогда уже и наша с вами очередь наступит.
– Пойдемте через чёрный выход, - сухо сказал Дитрих и быстро зашагал прочь, отгоняя от глаз увиденные картины. Корб последовал за ним. Неловким движением руки опрокинул стакан, под которым лежала мёртвая муха. Дитрих обернулся, хотел было упрекнуть того за неуклюжесть, но слова застряли в глотке. Муха взмыла в воздух, выписала петлю, рванула к окну, со звоном забилась о стекло.
– Дитрих...
– Вижу, - осипшим голосом сказал Корб. И выдохнул: - Живая...
* * *
– ...упустил.
– Болван! Ты ничего не может толком сделать!
– Я нагнал их в переулке, там тупик есть. Они были практически у меня в руках.
– И что на этот раз тебе помешало исполнить приказ?!
– Они там были не одни. С ними был мертвец. Ну то есть он не с ними был... в общем, он тоже был там. Живой. Он укусил меня.
– Мертвец?!
– Да. Самый что ни на есть настоящий. Стоял как вы сейчас передо мной. Напал на меня. Моя рука...
– Дай взглянуть. Х-м... Интересно... И вправду укус. Глубокий. Хм-м... отчетливо видны отпечатки резцов, первого и второго премоляров, частично моляры. Даже кусочек эмали остался. Отпечатки и вправду человеческих челюстей.
– Ай! Больно! Пустите!
– Какие глубокие раны! Замечательно!
– Чего же тут замечательного?
– Хорошо он вас цапнул. Целый кусок выдрал. Обычному человеку такое за один раз не сделать. Видишь - вот здесь? Мышцы коренными зубами прокусаны. А ведь эти зубы у обычных людей предназначены только для жевания, для перетирания пищи, а не для того чтобы рвать её. Какая сила! Мощь! Поистине великолепно! Ты как себя чувствуешь?
– Знобит немного.
– Отлично. Проследим, что будет дальше.
– Но...
– А теперь ступай. Задание моё ты так и не выполнил.
– Так ведь...
– Пошёл вон! Исполни что велено! А потом и говорить будем.
* * *
...Они рвались внутрь, трое разлагающихся покойника, клацали зубами, пытались дотянуться до запертой в клетке добычи, словно дикие собаки, вдруг почуявшие запах крови и свежего мяса. Прутья решетки жалобно скрипели, но героически держали оборону. Анита прижалась к стене, лихорадочно думая, что делать дальше. Сердце выскакивало из груди, но она запретила себе бояться. Нет времени. Страх ничего не решит, только поможет этим тварям быстрее схватить тебя. Думай, Анита, думай! Но когда в голове вместо плана сформировалась осознание того, что предпринять ничего не получиться, паника пронзила душу. Мгновенно взмокшие ладони вцепились в кирпичную кладку, глаза заворожено уставились на мертвецов. Все тело будто парализовало. «Если я умру, тоже стану одной из них?
– пронеслась мысль в голове.
– Буду есть человеческое мясо? Я разу не пробовала человеческого мяса. И не хочу пробовать! Боже, как страшно!». Кошачьими коготками паника прогрызала путь в сердце. Анита почувствовала, уже во второй раз, как дикий страх затмевает разум, еще мгновение и она просто провалится в серую пустоту обморока. «Лучше быть в обмороке, когда они доберутся сюда. Не хочу видеть этого! Не хочу умирать и чувствовать это!». Однако ощущение безысходности недолго овладевало ей, что-то щёлкнуло в голове, переломилось, бесповоротно, навеки, осыпалось в небытие, в теле вскипела ярость, звериная, первобытная. Туман обморока рассеялся, оставив после себя кристально чистоту и ясность. Холод обморозил виски, в нос ударил терпкий запах азарта. В щёки прилила кровь. Анита огляделась. Губы её сжались в тонкую едва заметную черту, глаза сощурились. Умирать? Да что же это она, просто так возьмет и отдастся на съедение этим монстрам?! Обойдутся! Если уж и суждено умереть здесь, то не такой легкой ценой! Пусть попробуют взять её! Зубы пообломают! Она ухватилась за деревянную перекладину кровати, и начала с неистовой злобой отдирать её. Сухой треск был мольбой о пощаде, и это ещё больше разозлило Аниту. Звать на помощь бессмысленно - никто все равно не услышит. Надо спасти себя саму. Иного пути нет. Точка. Седьмой рывок отделил перекладину от лежака. Первая победа. Ярость, смешанная с ликованием, хмелем ударила в голову. Анита оскалилась, зарычала, обхватила доску двумя руками и рванула в бой. Первым по рукам получил Фрэнк. Разглядеть в мёртвом лице какие-то чувства было сложно, но Анита готова была поклясться, что там промелькнуло удивление. Она дала отпор. За всю жизнь покорная, во всём потакающая мужу сейчас била его куском кровати. Безумная львица, потерявшая надежду на спасение, а вместе с ней и страх смерти, который держал взаперти смелость и отчаяние. И теперь, высвободив всё это, словно запустив ком с горы, она превратилась в лавину, огромную трубно ревущую, неудержимую. Ещё взмах и удар. Об решетку звякнули чьи-то костяшки пальцев. Почувствовав, что добычу просто так им не заполучить мертвецы отступили.
– Идите сюда, бесы! Я вам руки обломаю! Те к её советам не прислушались, боязливо толклись в метре от решетки. Хотя, боялись ли они? Просто ждали, когда жертва устанет, чтобы потом с утроенной силой вновь начать атаковать.
– Ждите, ждите, твари! Я тоже подожду! У меня куча времени!
– Анита угрожающе стукнула по прутьям решетки.
– Ну, что, мальчики, выкусили? Вдруг озорство овладело ею. Она глянула на толпившихся в нерешительности мертвецов и рассмеялась. Подумать только! Ожившие мертвецы! Вот ведь расскажи кому - не поверят. Сочтут за сумасшедшую. А может, она уже сошла с ума? Может, ей сниться все это? На самом деле она все еще сидит у могилы Фрэнка и ждет Амелио. Вся перепачканная в земле и... сумасшедшая? Эта мысль еще больше рассмешила Аниту. Она схватилась за живот и залилась громким истерическим смехом. Это секундное послабление сыграло свою трагическую роль. Произошедшее далее Анита даже не успела понять, так и продолжала смеяться, вдруг оказавшись в крепких объятиях мертвецов. Стремглав бросившись на прутья решетки, словно чумной пес, Фрэнк поймал кусок доски, которую продолжала держать на изготовке в руках Анита, и с неимоверной силой притянул его к себе. Мощный рывок едва не вырвал руку. Анита дёрнулась, подалась вперед, невольно сократив безопасное расстояние до нуля. Секундного замешательства хватило, чтобы этим воспользовались покойники. Чьи-то цепкие лапы изловили Аниту за подол платья, ещё одни вцепились в конечности. Она почувствовала, как чья-то холодная клешня до боли сковала руку. Аниту тут же потянули в сторону раскрытых ртов. Капкан мёртвых объятий сомкнулся.
* * *
– У вас есть револьвер?
– Корб, не в силах сдержать эмоции, схватил Дитриха за рукав и хорошенько тряхнул.
– Я не дам вам уничтожить...
– Дитрих замотал головой, попытался вырваться.
– Никто не собирается уничтожать ваш фотоаппарат, - Корб вновь глянул в злосчастное окно, в которое билась внезапно ожившая муха и за которым творились дела еще более страшные.
– Просто спрячем его в сейф. Револьвер нужен для защиты. Для нашей с вами защиты. В случае чего.
– А мёртвого разве можно убить?
– Мне, знаете ли, не доводилось раздумывать об этом, тем более пробовать. Надеюсь, что и в дальнейшем не придётся. Но с револьвером гораздо спокойнее, скажу я вам, разгуливать по улицам, кишащим всякой нечистью.
– Да, вы правы, - Дитрих ушёл в коморку, вернулся с тряпочным свёртком, в котором лежал промасленный ещё совсем новенький револьвер.
– Есть ещё две коробки патронов.
– Отлично!
– Корб примерил по весу оружие, провернул барабан. Долго и внимательно смотрел в дуло. Удовлетворенно цыкнул. Зарядил револьвер, оставшиеся патроны расфасовал по карманам. Дитрих лишь снисходительно хмыкнул. «Пижон! И не стрелял ни разу, небось!».
– Вы хоть стрелять-то умеете?
– спросил он Корба. Тот одарил Дитриха красноречивым взглядом. Сквозь зубы сказал: -Идемте. Они прильнули к двери, но замешкались, боясь её открыть.
– Зачем вы взяли стул?
– шепотом спросил Корб.
– Отбиваться им буду! Корб хотел было возразить, припомнить статуэтку Венеры работы Дорфона, теперь уже безвозвратно потерянную для человечества, которую Дитрих попытался использовать как средство обороны, но промолчал, решив, что утрата табурета моральной травмы никому не принесёт.
– На счёт три!
– Раз... два... три!.. Корб распахнул дверь и они вышли наружу.
13. Лавка древностей.
За открывшейся дверью - пустота. Но облегчения это не принесло. Мёртвая улица лишь сильней разожгла страх. Отсутствие зримого врага усугубило положение. Где-то вдали заскулила собака, потом резко захлебнулась, потонув в зловещей тишине.
– Анимортов пока нет, - прошептал Корб. Весь он прижался к стене, боясь ступить на дорогу, и похож был в этот момент на кролика, поводя своими тонкими усами.
– Нет еды, нет мертвецов, - зловеще прошептал Дитрих. Корб выпучил глаза. Шумно сглотнул. От упоминания еды зашевелились волосы на голове. Дитрих махнул рукой, и они крадучись перешли улицу. Прильнули отдышаться к какой-то захудалой лавке.
– Бросьте вы эту табуретку, Дитрих, ей-богу! Мы из-за неё не идём, а ползём как черепахи!
– зашипел Корб.
– Тяжёлый, дубовый всё-таки, - Дитрих поставил табурет на землю, присел на него, переводя дыхание.
– Не брошу! Я этим тварям головы проломлю им!
– Вот, возьмите пистолет, только оставьте стул в покое!
– Кто здесь? Застрелю!
– внезапно пролаяли за дверью. Корб застыл, Дитрих напротив, как ошпаренный отскочил в сторону.
– Мертвяки? Изрешечу!
– прохрипели за дверью. Послышалась какая-то возня, потом явственно щелкнул затвор дробовика. Дитрих испуганно посмотрел на Корба. Тот закрыл глаза, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул. Потом, как можно спокойнее произнес: -Это Корб и Дитрих, мы жители этого города. Направляемся в полицию, - В горле внезапно пересохло, а на язык будто покрошили штукатурную пыль. Сглотнув подступивший ком, Корб добавил: -Мы не мертвецы.
– Живые мы!
– издали пискнул Дитрих. За дверью медлили с ответом. Потом что-то щёлкнуло, Корб зажмурился, ожидая выстрела. Но его не последовало. Со скрипом открылась дверь. За ней - мужчина, неопределённого возраста, скорее молодой, чем старый, с огромным чирьем на левой щеке. В руках незнакомец держал ружье, старое, потрепанное, с треснувшим деревянным прикладом. Корб неловко махнул головой в приветствии, не в силах оторвать взгляда от оружия. Мужчина посмотрел налево, направо (шейные позвонки при этом громко хрустнули, словно сухие ветки под ногами), вгляделся в горизонт, и только потом внимательно, сощурившись, изучил внезапных гостей.
– Не мертвецы говорите? Ну заходите, коли так. Живее!
– в голосе чувствовалась мерзлая сталь. Дуло берданки не позволило отказать в гостеприимстве. Они зашли, не торопясь, размерено, как полагается приглашенным гостям, осматриваясь по сторонам, пытаясь что-то разглядеть в тёмном коридоре. Не удалось. Слишком мало света, да и окна к тому же закрыты ставнями. Пахло в помещении пылью, затхлостью и мебельным лаком. В глубине кто-то не громко говорил. Шаря во мраке руками, словно слепые, Дитрих и Корб минули еще одну дверь, устроенную гораздо ниже первой. Не успев пригнуться, Дитрих стукнулся лбом, гулкий звук смешался с отборной бранью. -Стойте!
– приказал незнакомец. Они и сами поняли что пришли. Просторная комната, освещённая тремя керосиновыми лампами, была ни чем иным как торговой лавкой. Не сразу Корб понял, что здесь продают антиквариат. Потрескавшиеся дешёвые вазы, пожелтевшие от времени, наспех склеенные, соседствовали с редчайшим кухонным гарнитуром мастера Фон Бельсидора, а грошовый сувенирный набор фарфоровых слонов без зазрения совести стоял на кожаных фолиантах Марка Антония. Корб скривился, не в силах смотреть на такое кощунство.
– Так вы говорите, что идёте в полицию?
– спросил незнакомец, выныривая из тьмы и садясь в глубокое старинное кресло. Кресло находилось около грязного засаленного камина, и было неким центром комнаты. Вокруг него как круги по воде расходились ряды вещей - ближе к креслу стоял стол с курительными принадлежностями, стулья, подставка для клюки. Чуть поодаль - вешалки различных видов, занавешенное тряпками зеркало в полный рост, кресло-качалка, светильники, ловко составленные в одну пирамиду, вазы для цветов. И у самых стен - туго скрученные в цилиндры ковры. Вся комната была заставлено максимально возможно, всё тут теснилось, как в коридоре городской бесплатной больницы.
– Угу, - пробурчал Корб, отстраняясь от дула. Про себя ворчливо подумал, что неплохо было бы сначала предложить гостям присесть. Прятать оружие хозяин не спешил, положил его себе на колени словно верного кота, решившего вздремнуть.
– Полиция - это хорошо. Бог в помощь. Неловкая пауза затянулась и Корб хотел уже было сказать, что они собираются уходить, как незнакомец вздрогнул, выныривая из глубоких раздумий. Поднял со стола трубку, ловко набил её табаком, раскурил от лампы. Пыхнул в потолок едким вонючим дымом. «А табачок - дрянь!», - отметил про себя Дитрих, облизывая губы. Но сейчас не плохо бы и такой гадости курнуть, нервы успокоить. То мертвецы оживают, то нормальные люди ружьем в тебя тычут!
– Что там произошло, черт возьми?
– незнакомец указал обслюнявленным кончиком трубки на заколоченные окна. Дитрих пожал плечами. Просто ответил: -Мертвецы ожили. Незнакомец долго недоуменно смотрел на Дитриха, потом, откинувшись назад, на спинку кресла, громко рассмеялся, от чего под потолком тревожно зазвенели хрустальные люстры.
– Меня зовут Тиль. Тиль Вергхоф. Но все зовут меня просто Кузнечиком.
– Дитрих Штоф.
– Себастьян Корб. Они пожали друг другу руки. «Прыткий мужичок, - отметил Дитрих.
– И в самом деле кузнечик».
– Я тут не один, - сказал хозяин.
– Эй, выходите из укрытий, не бойтесь! Тут свои. И в тот же миг из шкафов, из полумрака углов и оббитых тенью закутков - отовсюду боязливо стали выглядывать, а потом и выходит люди. Всего Дитрих насчитал пятнадцать человек. В комнате сразу же стало неимоверно тесно, и теперь она окончательно превратилась в подобие коридора местной больницы в сезон простудных эпидемий. Каждый, перетекая сквозь заставленную мебель и вещи, занял положенное ему место, освобождая центр и образовывая подобие круга у костра, и лишь Корб с Дитрихом были словно не удел, нарушая незримую гармонию своим присутствием.
– Мы спрятались тут, когда случилось это, - пояснил Кузнечик.
– Кто-то зашёл сюда прикупить чего-нибудь, кто забежал в надежде спастись. Я - хозяин этой лавки. Дитрих мельком оглядел всех. Дети, девушки, несколько юношей, трое взрослых мужчин. Сколько еще таких убежищ осталось в городе, где есть живые люди? Может, это единственное?
– Вы думаете, что полиция вам поможет?
– спросил Кузнечик.
– Не знаем, - честно ответил Корб, пожимая плечами.
– Но что-то делать надо. Сидеть просто так глупо.
– Глупо? От чего же?
– по-хитрому прищурился Кузнечик.
– Мертвецов становиться всё больше. Наступит время и в дома полезут, - произнес Корб. Потом чуть тише добавил: - Когда еда кончится. Возможно, у властей есть какие-то пути эвакуации из города и нам удастся выбраться, пока покойники не заполонили всё. Должны же быть инструкции, прописывающие действия людей при аварийных ситуациях.
– При таких - вряд ли.
– Кузнечик пыхтел трубкой. Окутавший его дым задорно клубился в узких полосках света, пробивающихся сквозь щели в ставнях. Долго напряженно думал, прежде чем произнести: -Но я бы хотел пойти с вами. Сидеть, поджавши хвост, и в самом деле глупая затея.
– Но... Кузнечик резко встал, жестом руки остановил Корба.
– Вы правы. Надо вывести людей из опасности, пока еще есть время. Я надеюсь, что оно у нас еще есть. К тому же у меня есть оружие. Упоминание об оружие вновь не позволило возразить. -Может, всё же не надо этого делать?
– вдруг подала голос толстая старуха, вышедшая вперед.
– Роза, ты хочешь сидеть здесь до скончания веков?
– Власти города что-нибудь придумают. Спасут нас. Надо только подождать, - неуверенно начала она, с каждым новым словом утихая, пока совсем не перешла на шепот.
– Никто нас не спасёт, - словно от назойливой мухи отмахнулся Кузнечик.
– Мы сами должны это сделать. К тому же ты знаешь - у нас на исходе и вода, и еда. Прятаться долго не получится. Надо когда-то выйти наружу. Да и это место не гарантия на спасение. Я видел - эти твари чертовски сильны! Захотят - так сломают эту хибарку в два счета. Роза молчала, опустив голову. «Наверное, жена его», - подумал Дитрих и отступил к окну. Сборы были быстрыми, Кузнечик натянул на голову побитую молью кепку, неловко поцеловал Розу в щёку. Потом по-отцовски окинул всех присутствующих взглядом, сказал: -Скоро вернусь. Дал мужчинам короткие указания, потрепал волосы рыжей девчушке. Махнул на прощанье рукой, быстрыми шагами направился к выходу. Дитрих и Корб последовали за ним.
* * *
...Долго бежали вдоль маленькой улочки. Кузнечик сказал, что это самая короткая дорога, Дитрих ворчал, что самая короткая лежит совсем в другом направлении. Спорили и ругались когда увидели вдали аниморта, неуклюжего, в бурых пятнах; тут же затихли и спешились. Притаились в подворотне. Мертвец долго принюхивался, глядел в сторону, по-собачьи рычал. Потом ушёл. Не сразу продолжили путь. Биение сердец, казалось, слышалось через всю улицу. Отдышались, двинулись дальше, но вновь остановились, увидев в закутке домов растерзанное тело. Корб отбежал в сторону весь побелевший. Кузнечик, хмурясь, подошел к телу.
– Шею перегрызли.
– Он умер?
– спросил поражённый Дитрих, тряся от страха бородой. В месиве окровавленного тряпья и плоти было сложно даже определить пол тела, поэтому вопрос прозвучал неуместно и глупо.
– Умер, - подтвердил Кузнечик. Потом насторожено отпрянул.
– Или нет? Вроде пошевелился? Дитрих посмотрел на тело. Мелкие судороги прошибали плоть, рука сжалась в кулак так, что затрещали жилы и кости. Потом пальцы обмякли.
– Это посмертные судороги. Бывает такое.
– Искусан весь. Погрызен.
– Ну конечно!
– подошедший Корб шлёпнул себя ладонью о лбу.
– Я понял, откуда их столько много!
– Вы о чём?
– спросил Дитрих.
– Анимортов всё больше и больше. Я никак не мог это соотнести с нашим экспериментом.
– Что-то не понимаю я вас, - нахмурился Дитрих.
– Мы же с вами сделали только двадцать фотографий пост мортем?
– Ну, - буркнул Дитрих.
– Точнее девятнадцать, не считая гробовщика. А тут за считанные сутки их развелось неимоверное количество.
– И то верно. А почему так?
– Всё просто! Каждый умирающий от рук и зубов аниморта сам превращается в аниморта. Это как зараза, - Корб вновь посмотрел на останки.
– Она проникает в тело, поражает его. Возможно, через слюну, либо другим путем. В теле начинают происходить какие-то неведомые нам процессы, которые вновь реанимируют тело.
– Тело, но не душу, - уточнил Дитрих.
– А это поднятое тело, в свою очередь, кусает другого, распространяя заразу. Поэтому их столько много развелось за столь короткое время.
– Надо спешить, иначе этот бедолага скоро превратиться в одного из них. И тогда нам несдобровать.
– Это я во всём виноват, - Дитрих подошёл к покойнику, присел рядом.
– Люди гибнут. Сколько жертв! Всё из-за меня! Дёрнул чёрт - денег заработать! Удумал же - пост мортем фотографировать! Дурак!
– Не время себя корить, Дитрих. Бежим!
– Корб подхватил Дитриха за локти, приподнял.
– Постой. О чём он говорит?
– Кузнечик насторожено посмотрел на Корба.
– Потом объясню. Не время сейчас! Тело издало странный утробный звук, руки дрогнули, начали извиваться как пожарные рукава, наполняемые мощным потоком воды. В потухших глазах стал разжигаться голодный красный огонь.
– Говори сейчас! Что вы знаете обо всем этом?! Кузнечик угрожающе достал ружье из-за спины. Направил его на Корба.
– Это я виноват!
– Дитрих не выдержал, заплакал, осел на землю.
– В чём он виноват?
– ткнул Кузнечик Корба в живот. Корб выругался. Тяжело вздохнул.
– Мы думаем, - это только предположение, не более, - что всему виной фотоаппарат.
– Не понял. Какой фотоаппарат? Подробнее! И без этих ваших штучек с умными словами! Мы из простых людей, нам проще надо.
– Фотоаппарат, камера-обскура, слышали про такое? Карточки фотографические?
– Ну. Продолжай, - кивнул Кузнечик.
– Неведомыми силами он способен оживлять покойников, если их сфотографировать. Дитрих - фотограф. И у него есть такой фотоаппарат. Но повторяю, это всего лишь предположение. Кузнечик долго, не позволительно долго, переваривал сказанное. Потом спросил: -А зачем фотографировать мертвецов? Корб еще раз выругался, грязно и затейливо, поминая чьих-то матерей и неизвестных богов.
– Это имеет сейчас какое-то значение?! Огонь в глазах мертвеца распалялся. Клацнули зубы, проверяя свою работоспособность. Заскрипели мышцы, словно ременные передачи жуткого дьявольского механизма. Мертвец встал на четвереньки, шатаясь, попытался подняться на ноги, но не смог, неуклюже повалился наземь. Хрип досады вырвался из разорванного горла.
– Надо бежать! И как можно скорее!
– Корб плюнул на Кузнечика, посчитав, что если и умирать, то от пули, нежели в зубах демона ада. Схватив раскисшего Дитриха и хорошенько того встряхнув, попытался поднять. Тщетно. Труп вновь встал на четвереньки, и вторая попытка подняться на ноги была куда удачнее первой. Кузнечик вскинул ружье, направил на Корба. Глаза их встретились, и Корб понял, что все уже давным-давно предрешено. Хрустнул предохранитель. Вопреки всеобщему мнению жизнь перед глазами Корба не пробежала за одно мгновение и мысли о вечном не посетили его разум. Словно глухота окутала его, пустынная, вяжущая. Мозг застыл в спазме, и не было ничего, ни страха, ни сожаления, когда прозвучал выстрел. Лишь обволакивающая пустота...
14. Прорыв.
...мать! Очнись! Выйди из ступора, говорю! Корб открыл глаза. Вдохнул горячего воздуха. Выдохнул. Биение сердца. Звон в ушах. От выстрела. Блики солнца облизнули лоб, приятно согрели похолодевшие щёки. Тягучая жижа времени остыла, засохла карамелью на пальцах. Всё тот же город, Иерихон, те же улицы, дома, аптеки, лавки. Дитрих с выпученными глазами, Кузнечик что-то голосящий. Приятная лёгкость, словно после двойной порции бурбона. Эх, выпить бы! Книжку полистать в кресле, помечтать о чём-нибудь высоком, недостижимом. Или просто смотреть на огонь в камине и ни о чем не думать. Ноги отрываются от земли. Льётся ветер, забирая душу, растворяя в неге и бесконечном счастье небытия. Шлепок! Обжигающая реальность. Скрип телеги - это разгоняется время, летит под откос, всё быстрее и быстрей. Корб заморгал, сдерживая подступившую слезу. Щеку будто утюгом прижгли. Тяжелая же рука у Кузнечика! Тут же в уши словно молот ударил весь поток ругательств. Кузнечик огрел его пощёчиной, выводя из ступора. Замахнулся ещё раз.
– Хватит, - остановил его Корб. Замотал головой, отгоняя оцепенение. Что произошло? Корб поднял голову, бросил взгляд на дымящееся ружье в руках Кузнечика, обернулся назад, посмотрел на ошметки тела, что раньше были анимортом. Сразу же сообразил, что случилось - Кузнечик убил ожившего мертвеца, выстрелив в башку и размозжив её дробью как перезрелый арбуз. Сделал это залихватски, эффектно, точно поверх головы Корба, прибавляя тому немало седин. Толи напугать хотел, толи предупредить времени не было. В любом случае Корб жив и это главное. Рубашка от холодного пота прилипла к спине. Корб, подавляя приступ подступившей тошноты, шаткой походкой отошёл в сторону. Кузнечик дружелюбно улыбнулся.
– Очнулся?
– осведомился он, заскорузлым ногтём мизинца вспарывая коробку с патронами.
– Да, - выдавил Корб.
– А предупредить не мог?
– Времени не было. Еще мгновение - и эта тварь вцепилась бы тебе в горло. Тогда мне бы пришлось убивать и тебя тоже.
– Не сомневаюсь - ты бы сделал это без раздумий! Кузнечик растянулся в довольной улыбке. Грохот выстрела не прошёл незамеченным. Другие твари, услышав его, уже спешили со всех ног поживиться свежим мясом.
– Ребята, мы окружены!
– крикнул Дитрих.
– Четверо справа, ещё около дюжины спускаются с Верхней улицы.
– Вижу, - бросил Кузнечик, прицеливаясь.
– Стреляй! Чего ты ждёшь?!
– Поближе надо подпустить. Дробью с такого расстояния не возьмёшь.
– Пресвятая Матерь! Поближе подпустить?!
– Дитрих выхватил револьвер у бледного как призрак Корба и два раза выстрелил наугад по бегущим. Самый крайний слева осел, мешком завалился вперёд, тут же был затоптан подступающими сзади.
– Получите, твари!
– ещё два выстрела ушли поверху, не зацепив ни одного аниморта. Дитрих плюнул под ноги, прицелился. Но выстрелить не успел. Грянул залп из дробовика, в разные стороны брызнули сгустки кроваво-черной крови. Мертвец повалился. За ним ещё один.
– В голову! В голову стреляй!
– завопил Корб.
– Патроны береги!
– Слишком много!
– прохрипел Кузнечик, перезаряжая оружие. Дымящиеся гильзы звякнули об гравий. Хватило лишь одного «бежим!», брошенного Корбом, и все трое расталкивая друг друга локтями, бросились наутёк. ...Мчались стремглав, не оглядываясь, в единственном свободном направлении, осыпая летящим из-под ног гравием подступающих тварей. Оставляя за собой кровавые останки анимортов, подбитых на лету, они пробирались по улицам к полицейскому участку.