Зов издалека
Шрифт:
Только этого не хватало, подумал Винтер. Это же те самые, я их видел у Торгового банка с гамбургерами. Город не так велик, но все же… Он открыл машину и сделал вид, будто ищет что-то в бардачке. Мужчина так и стоял в окне, слегка переместившись, чтобы лучше видеть.
Винтер запер машину, обогнул угол, зашел в отель и взял ключ. Лифт где-то застрял. Он взбежал по лестнице и подождал немного перед дверью, пока сработает реле времени и свет в коридоре автоматически погаснет. Приоткрыл дверь и нырнул в темноту. Номер таинственно серебрился в слабом уличном освещении. Он на четвереньках прополз к окну и медленно встал, скрываясь за шторой. Окна кафе «Бульвар» отсюда не видны. Из кафе «Майорка» вышел, качаясь, пьяный тип и что-то заорал. К нему тут же подошел приятель-алкаш и тоже что-то крикнул по-датски.
Наконец справа возникло какое-то движение. Винтер отступил в глубь комнаты, не отрывая глаз от двоих мужчин, переходящих площадь. Он был совершенно уверен — это те же самые люди. Наблюдательность ему никогда не изменяла. Это часть его работы. Более того — именно благодаря обостренной наблюдательности он делал свое дело хорошо.
Проходя мимо, мужчины подняли головы и посмотрели на его окно. «Они не могут меня видеть», — подумал он. Один из них так и шел, задрав голову, и Винтер не шевелился.
Потом они исчезли.
Пойти, что ли, за ними? Ничего глупее и придумать нельзя. Они же не знают, что я их вычислил. А может, это случайность. Или естественный интерес к приехавшему из Швеции полицейскому комиссару… инспектору.
51
Винтер проснулся от чудовищного шума. Он спал как убитый — без снов, без пробуждений, — вчерашняя усталость давала о себе знать. Было еще рано, в номере только начинало светлеть. Он полежал пару минут, приходя в себя и гадая, что это за шум. Потом встал и почувствовал, что даже пол под ним вибрирует. Что же это может быть? Утренняя разминка байкеров? Непохоже… Он посмотрел на часы — половина седьмого, почему-то не прозвонил будильник… А тот тут же и прозвонил. Он подошел к окну. Рядом с телефонным киоском стоял грузовик, от которого тянулся шланг в канализационный колодец. Конечно, подумал он, не успеешь в кои-то веки поселиться в их отеле, как они ни свет ни заря начинают отсасывать ил из канализационных труб. Черт с ними, все равно пора вставать.
Грязное стальное небо. Автобусы подходят один за другим и увозят куда-то несчастных, невыспавшихся пассажиров. Двое солдат, как и вчера, неподвижно стоят у парковки. «Значит, вчера они охраняли не мою машину, — мысленно улыбнулся он. — Должно быть, здесь у них постоянный пост».
Ассенизаторы начали дергать какие-то рычаги, шум прекратился, шланг втянулся в машину, и они пошли завтракать. Сразу, словно кто-то нажал на кнопку, включилась негромкая симфония пробуждающегося города.
Коридоры в «Парк-отеле» были устланы красными коврами с монограммами. Лестницы скрипели. Радом с его номером висели картины Элин Херте Йесперсен, написанные в 1918 и 1919 годах. Пейзажи в минорных, коричнево-золотистых тонах. Заброшенные церкви, засохшие деревья… Как тут не задуматься о бессмысленности жизни? Он походил от картины к картине, безуспешно пытаясь найти хоть одно живое существо. Полуразрушенные дома и мертвая природа. «Никогда не видел более мрачной живописи, — подумал он и улыбнулся. — Интересно, почему хозяева решили повесить именно эти мизантропические полотна?» Но было здесь что-то симпатичное… Во всяком случае, отсутствовали равнодушие и стремление угодить случайным гостям. И одно это опровергало тезис насчет бессмыслицы бытия. «Смысл жизни в том, что мы должны умереть», — сказал он как-то Ангеле, и она очень огорчилась. Надо будет вечером ей позвонить, а сейчас — время morgenmad, утреннего приема пищи… Что ж, вполне рациональное название завтрака.
Молодой полицейский проводил Винтера в отведенный ему кабинет, и почти тут же появилась Микаэла Польсен.
— За мной слежка, — первым делом сообщил Винтер.
— Ничего удивительного, — сказала Микаэла Польсен. Винтер отметил, что она даже не спросила, уверен ли он, что его пасут. — Твой приезд ни для кого не секрет.
— Это что, всегда так?
— Вообще говоря, нет… но в твоем случае… Все-таки полицейский комиссар из Швеции.
— То есть кто-то знает, что я приехал?
— Так или иначе — незнакомая физиономия. Но я почти уверена, что они в курсе, кто ты такой.
— Кто — они?
— Сразу не скажу. Должна поглядеть своими глазами.
— Тогда приглашаю вечером погулять по городу и поужинать, — улыбнулся Винтер. — Будет возможность покоситься через плечо.
— Договорились. Только после восьми.
— Значит, ты полагаешь, что кто-то из байкерских организаций получил из Швеции сообщение?
— Или забил тревогу.
— Да… тревогу. Это уже свидетельствует о многом.
— Ты должен понимать, что эти банды… эти организации, о которых мы говорим, отличаются повышенной нервозностью. Некоторые романтики предпочитают слово «субкультура». В частности, наши датские криминалисты.
— И еще одно… этот Андерсен. Или Мёллер, тот, которого скорее всего убили свои.
— Ким Мёллер.
— Будем называть его Ким Андерсен. Я читал о нем вчера и никак не мог понять — он словно бы… байкер поневоле. Впрочем, там не так много о нем.
— Он и нам до этого не был известен.
— Первое знакомство?
— Первое и последнее.
— Ты говоришь об ограблениях банков?
— Да… вообще о серьезных преступлениях.
— Его родители не особенно разговорчивы, судя по всему…
— Запуганы до полусмерти. Даже не до полусмерти, а в буквальном смысле до смерти — отец умер через два месяца. Сказали, сердце… но вполне могло быть и не сердце.
— А мать жива?
— Жива… — Микаэла Польсен внимательно посмотрела на Винтера. — Ты хочешь ее допросить еще раз?
— Неплохо бы… хотя я и не имею права. Но разве это не разумно? Если есть какая-то связь…
— …со шведским убийством? С убийством Хелены Андерсен? Да… конечно. Честно говоря, я и сама вчера об этом подумала. И проснулась с той же мыслью.
— А где она?
— Скорее всего дома. Она не такая уж старая, около семидесяти. Сыну и тридцати не было, когда его убили.
— И ты готова организовать такой разговор?
— Попробовать можно… Но если она откажется, придется обращаться к судье.