Зов издалека

Эдвардсон Оке

Комиссар Бертиль Рингмар возглавлял в подотделе группу из десяти сотрудников. У них были информаторы в преступном мире. Перед группой стояла задача — выявлять возмутителей порядка и профессиональных преступников. Они должны всегда быть «на шаг впереди», как сказал Стуре Биргерссон на одном из бесконечных реорганизационных собраний.

— Анету знают в нашем районе, — заметил Рингмар. — Думаю, на нее не стали бы нападать просто так. Разве что защищаясь…

— А может, так и есть.

— Что — так и есть?

— Поскольку мы думаем, что они знают, что

мы знаем, что они знают, что мы думаем, что они никогда на такое не пойдут, как раз это и случилось, — залпом выпалил Винтер.

Рингмар молчал, переваривая эту загадочную фразу.

— Или как?

— Да… классическая дилемма. Если я, конечно, понял тебя правильно.

— И ты опять на исходной позиции…

— Спасибо тебе.

Винтер уставился на сверкающую столешницу. Выглядела она так, словно хозяйственники, прослышав про его возвращение из отпуска, послали в кабинет целую бригаду уборщиц. Он посмотрел на свое отражение в полированном дереве, достал из нагрудного кармана сигариллу и закурил, выронив при этом горящую спичку. Спичка обожгла ему бедро — короткий щипок. Рингмар заметил, что Винтер в шортах, но не сказал ни слова. Сам он был в брюках хаки, купленных, похоже, на распродаже излишков британской колониальной армии.

— Если они местные, мы их найдем.

— Значит, ты веришь своим информаторам? Веришь в светлые силы?

— Я надеюсь, что светлые силы, скрывающиеся среди темных сил, помогут нам их обнаружить. Темные силы то есть.

— Более темные, — уточнил Винтер, — темнее, чем они сами.

— Приятельница Анеты говорит, что узнает этих троих. Если не всех, то одного точно.

— Были у них какие-то нацистские приметы? Фашистские символы?

— Нет. Чистенькие, как ягнята.

Винтер стряхнул пепел в ладонь. Пепельницу, наверное, кто-то заиграл, пока он был в отпуске.

— А другие свидетели?

— Не меньше тысячи. Но ответили двое, и те толком не описали, как выглядели эти подонки.

— Как ягнята, говоришь?

— Как ягнята.

— Еще суток не прошло.

— Не прошло.

— И тут зазвонил телефон, — констатировал Эрик и ответил на звонок.

Рингмар сидел ссутулившись, с хмурой физиономией. После пары отрывистых междометий Винтер положил трубку.

— Скоро явится парень, который за ними проследил.

— Ну да? Вот тебе и… А почему он раньше не давал о себе знать?

— Ребенок болел, что ли…

— И где он?

— По пути к нам. Кстати, я навестил Анету в Сальгренска. И знаешь, кого встретил на выходе? Фредрика. У него были глаза на мокром месте.

— Это хорошо, — сказал Рингмар.

3

Винтер отлип от псевдокожаной спинки конторского стула и подошел к окну. Спина взмокла. Он встал под кондиционер и сразу замерз. Этот островок холода почему-то вызывал иллюзию, будто и там, за окном, тоже прохладно. Окно не открывалось, небо имело неопределенный сероватый цвет. Но он знал, что за окном жара. Беззвучная, душная жара. На улице почти никого. Водометы ведут артиллерийский

обстрел газона на Старом Уллеви. [2]

2

Старый Уллеви — стадион в Гетеборге.

Он вспомнил Анету и непроизвольно сжал кулаки. Как это назвать… Бешенство? Конечно. Бешенство. А может, примитивный инстинкт — отомстить. И много еще чего. Он вернулся в свой мир — мир насилия и жестокости.

Он совсем забыл про Рингмара. Резко повернулся — тот сидел в той же позе и наблюдал за ним. «Он на пятнадцать лет старше меня… и уже начинает думать о лучшей жизни. Отработает последний день, сядет в лодку и уплывет в свой домик на Вронгё, чтобы никогда не возвращаться».

— Что значит эта надпись на футболке? — спросил Рингмар. — «London Calling»?

— Название диска с записью рок-ансамбля. Макдональд прислал.

— Рок? Ты же равнодушен к року?

— Я послушал. Группа называется «Клэш». Он прислал майку и диск.

— И что это за «Клэш»?

— Английское слово. Столкновение.

— Я не об этом. Я имею в виду — что за ансамбль? И вообще — ты в состоянии отличить рок от попсы?

— Нет. Но мне понравилось.

— Не верю. Для тебя дороже Колтрейна никого нет.

— Говорю — понравилось. Запись сделана, когда мне было двадцать с небольшим или около того. Все равно — это музыка времени.

— Тяжелый рок, значит, — уточнил Рингмар.

В этот момент в дверь постучали. Пришел свидетель.

Лицо напряженное и усталое, глаза тревожные. Неудивительно — ночью у малышки развился аллергический отек. Они ее чуть не потеряли.

— Простите, я не расслышал, — произнес он. — Голова закружилась.

— Вы сказали, что следовали за этими парнями.

— Да.

— Сколько их было?

— Трое, я же говорил.

— Вы уверены, что они были вместе?

— Двое остановились и подождали третьего… того, кто ее ударил. Дождались и пошли. — Он потер глаза. — Тот, кто бил, поменьше ростом.

— Меньше ростом?

— Да… я их не мерил, конечно.

— И вы за ними последовали?

— Пока можно было. Все слишком быстро произошло… Я прямо остолбенел. А потом подумал: «Ну нет… так не годится, надо проследить, куда они идут». И пошел… но на Кунгсторгет не протолкнешься, а тут жена позвонила, кричит: «Астрид задыхается!..» Дочка наша.

— Понятно. — Винтер посмотрел на Рингмара. У Бертиля были дети. У Винтера детей не было, зато имелась женщина, и эта женщина, оказывается, уже давно ждет, пока он сочтет себя достаточно взрослым, чтобы взвалить на плечи ответственность за ребенка. Вчера Ангела произнесла эти слова и уехала к матери — должно быть, отрегулировать свой биологический будильник. Приедет и сообщит, куда показывают стрелки.

— Все обошлось… — Свидетель сказал это скорее всего самому себе. — С Астрид все обошлось.