Зов красной звезды. Писатель
Шрифт:
— Все философствуешь? — оборвал он ее резко.
— Это не философия, а то, чем мы сегодня живем.
— Эти откровения ты почерпнула из газеты «Аддис Зэмэн» или из тех книжонок, которые постоянно читаешь?
— Неважно откуда, но это так и есть. Наступило время, когда, чтобы жить, необходимо трудиться.
Он покачал головой.
— Ох ты, работница! Грамотей! Мыслитель! Лучше бы отбросила свои дешевые книжки и подмела в доме полы. Занялась бы домашними делами. А то еще рассуждаешь о рынке! Знаешь ли ты, что такое наследственные земли? Я даю тебе денег достаточно, каждый месяц. Мы живем в собственном доме, за квартиру не платим. У нас только
Он сплюнул и опять подошел к ней.
Себле отвернулась, боясь пощечины. Но он ее не тронул. Она посмотрела на него пристально и увидела на воротнике белой сорочки следы губной помады.
— Я-то не распутная… — сказала она.
— А кто же ты? — Он дохнул перегаром.
— Взгляни на свой воротник.
Муж развязал галстук, снял пиджак и сорочку. Он не носил майку и стоял голый по пояс.
— Ну и что? — сказал он, увидев пятно на воротнике.
— Может, это знак фирмы? — усмехнулась Себле.
— Дура!
— В другой раз, прежде чем целоваться с уличными девками, проси их вытирать губы. Да и чего целовать сорочку? Разве только для того, чтобы мне было труднее отстирывать?
Нижняя губа ее опять выпятилась. Других признаков волнения не было. Она не ревновала и потому не набросилась на него как кошка, не стала кричать, оскорблять, кидаться вещами. Просто смотрела презрительно. И он поежился от ее колючего взгляда. Ему не было стыдно, нет. Он досадовал на то, что жена не ревнует. Этого унижения он не мог стерпеть и ударил ее по лицу. Она отлетела к стене, но тут же вернулась на прежнее место. Стояла, даже руки не подняв, чтобы защититься, и молча смотрела ему в глаза. Ну вот, дождалась! Щека горела, но душевная мука была сильнее: с этим человеком она прожила пустые, бесплодные, никчемные годы. А ведь как поначалу все складывалось хорошо, сколько любви она ему отдала и сколько потратила усилий на то, чтобы принять его любовь. Но потом все пошло кувырком. Она проклинала свою судьбу. Скандалы, оскорбления, издевательства — вот что узнала она в его доме. Она до крови прикусила губу.
Были времена, когда не только мужчины восхищались ее красотой, но и женщины, скрывая зависть, любовались ею. А теперь красота ее увяла. Иссохли груди, которые раньше напоминали плоды дикого лимона. Нет былой свежести тела. Некогда ясный ум заржавел от домашней тупой жизни. Она напоминала себе стебель сахарного тростника, который долго жевали, высосали сок, а теперь выплюнули. Она чувствовала себя опустошенной, как изъеденный термитами улей. Жизнь над ней надсмеялась. Годы улетели безвозвратно, и сейчас слышно лишь эхо прожитых лет. Одиночество, вот что ожидает ее впереди.
Если бы она знала, как поступить. Разное приходило на ум. В сердце ее не было постоянства. Она завидовала решительным людям, но сама никогда не умела принимать решений.
Не судьба определяет жизнь человека… он сам… Трус до смерти умирает десять раз, герой лишь однажды… Как научиться быть решительной — вот в чем главный вопрос.
Земене все еще злился. Без пиджака и рубашки ему стало холодно. Он оделся, не сводя глаз с жены. Она по-прежнему смотрела на него в упор.
— Шлюха! — бросил Земене, застегивая рубашку. — А это что еще здесь валяется? — Он пнул зеленую папку ногой. Потом наклонился и поднял ее. Взял первую страницу, прочел заголовок, написанный крупными буквами: «Агафари Эндэшау из Шоа». Глаза его искали имя автора. Сердце Сабле громко стучало. На первой странице внизу было имя Сирака Арая.
Земене злорадно посмотрел на жену:
— Кто этот Сирак?
Он скрежетал зубами. На висках набухли вены.
— Автор книги, — сказала она, сдерживая волнение.
— Это я понимаю. Грамотный. Кто он, спрашиваю тебя?
— Мне он никто, если тебя это интересует…
— Если никто, то как попала его рукопись к нам в дом?
— Он хотел знать мое мнение о повести. Вот и все. Каждому писателю интересно знать мнение других людей о своем произведении.
— И он выбрал именно тебя?
— Просто он знает, что я много читаю.
— Нашлась читательница! Умница! Любительница литературы, искусства! Пошла ты подальше со своим искусством! Наверное, любовью с ним занимаешься, потому и дает тебе читать свои рукописи. Знаю, чем вы занимаетесь! Поклонница литературы! Проститутка, дрянь! — кричал он, оскалив зубы, и опять угрожающе двинулся к ней.
Она инстинктивно схватила с буфета похожий на пилу громадный нож, которым резали хлеб. Земене остановился, не смея подойти ближе. В ее глазах было столько злобы. Казалось, сам сатана обжигает его огненным взглядом зеленых глаз и вот-вот плюнет ядовитой слюной.
Себле облизала влажным языком пересохшие губы. В нее и правда вселился сатана. Злой дух смотрел на Земене ее глазами. Сжимая в руке нож, она проговорила:
— Нет, я не проститутка. Во мне есть чувство собственного достоинства. Я не так глупа, как ты считаешь. У меня есть голова на плечах. И не так я безобразна, как ты хочешь меня изобразить. Для тебя я падшая, глупая. Но это не так! Я женщина. И у меня свои запросы. Я хочу, чтобы у меня был муж, который поддерживал бы меня, интересовался бы моей работой, который не считал бы меня вещью в своем доме. А ты пытаешься убить меня. Делаешь из меня служанку. Пользуешься мною, когда тебе вздумается. С меня довольно! Опротивела такая жизнь. — Слезы душили ее.
— Пусть Сирак утешит тебя, — размахивал папкой перед ее носом Земене.
— У меня ничего с ним нет. Отдай лучше рукопись!
— Вот тебе твоя рукопись! — Земене стал неистово рвать ее. Он не мог уничтожить сразу все страницы, хватал по несколько листов и раздирал на мелкие клочки. — Вот тебе твой Сирак! Вот тебе литература и искусство, которым ты поклоняешься. Думаешь, я не знаю, кто он, этот Сирак? Он такой же развратник, как и ты. Я слышал, что он пишет бесстыдные книги о похотливых распутниках, о пошляках и хулиганах. Ведь это он был мужем Марты? Теперь ему нужна новая Марта. Он называет тебя малюткой Мартой? Ты восхищаешься его писательским мастерством, а он твоим телом!
Себле пыталась остановить мужа.
— Умоляю тебя, ради моей жизни… Оставь, ведь это же чужое… Разорвать рукопись равносильно тому, что убить самого писателя…
Земене сжал зубы, кровь прилила к лицу, глаза вылезали из орбит. Он воевал с рукописью, как с живым существом, словно выдирал из нее нутро, а потом разбросал клочки по всей комнате.
Себле посмотрела на часы. Уже было далеко за полночь. Она не могла оставаться в доме. Какая-то сила гнала ее отсюда, но куда?.. Куда понесут ее ноги? В ад или в рай, в пропасть или… — ей теперь все равно.