Зов одинокой звезды
Шрифт:
Про себя Стоун заметил, что на радость это мало похоже, и взгляд его снова переместился на заднюю дверь. Где же все-таки Тэра? Чем дальше, тем меньше он был расположен к деловой беседе и охотно отложил бы ее на потом, в том числе до улучшения настроения Теренса.
— Может, пока оставим это? Я отдохну, а вы придете в себя…
— Я приду в себя не раньше, чем адское пекло промерзнет насквозь! — взревел газетчик, заставив Стоуна подскочить от неожиданности, и так врезал кулаком по столу, что бумаги разлетелись во все стороны. — Хочешь оказать мне услугу? Поезжай в Сент-Луис, лично отвези бумаги Райану и затолкай
— Что?!
Дикое рычание Стоуна перекрыло крики Теренса, хотя тот вопил в полный голос. Ощущение было такое, как будто услышанная новость с размаху выбила из-под Стоуна стул, потому что он каким-то образом оказался на полу, потом вскочил и схватился за голову, раскачиваясь, как помешанный. Это быстро привело Теренса в себя. Он перестал кричать и в изумлении уставился на Стоуна, реакция которого на известие о похищении Тэры превзошла даже его собственную.
— Что это с тобой? Почему тебя так потрясло, что моя дочь…
— Потому что, дьявол меня задери, она еще и моя жена! — откровенно ответил Стоун, решив, что для дипломатии сейчас не время.
Вообще-то он собирался приступить к делу с чувством, с толком, с расстановкой, мягко подвести Уинслоу к моменту истины. Однако, как ни крути, а такую новость не подашь в благопристойном виде, разве что с помощью обмана. Скоропалительное венчание в Таскозе шокирует газетчика, какими словесными рюшечками и ленточками его ни украшай.
С полминуты Уинслоу просто таращил глаза, беспомощно открывая рот в попытке произнести хоть слово.
— Это невозможно! — наконец просипел он. — Как ты умудрился… когда?..
— Ну… это был короткий, но бурный роман, — сказал Стоун с бледным подобием улыбки, пожал плечами раз, другой, заметил это и не без усилия прекратил. — Мы поженились в Таскозе, а потом…
— В Таскозе?! — повторил Теренс, не веря своим ушам. — Почему в Таскозе? Вы что, другого места не нашли? Какого черта вам обоим понадобилось в этом безбожном, растленном городе, скопище всех пороков?
— Я гонял туда лошадей по заданию Меррика.
Газетчик только развел руками, а Стоуну вдруг пришла в голову не совсем своевременная мысль: «А ведь это, однако, мой тесть».
— Значит, — констатировал тот ядовито, — вместе с лошадьми ты перегнал в Таскозу и мою дочь? Ты вынудил ее выйти за тебя замуж?
— Не совсем так, — смущенно возразил Стоун, потому что в словах Уинслоу была немалая, а вернее, большая доля правды. — В Таскозу Тэра согласилась поехать сама… э-э… чтобы мне помочь. Там я… э-э… был занят, а она, как бы это сказать… чуть было не попала в большую неприятность, когда вздумала бродить по улицам одна. Я решил жениться на ней… для ее же безопасности.
— . Превосходно, просто превосходно! — провозгласил Теренс, возводя глаза и воздевая руки к небесам, как если бы желал призвать их в свидетели благородного родительского гнева., — Значит, ты решил жениться, чтобы удобнее было присматривать за Тэрой? Уму непостижимо! Весомая причина для брака, ничего не скажешь. Для человека, который тщательно взвешивает каждый свой поступок, это был поразительно нелепый шаг.
— Сказать по правде, ваша дочь изрядно поубавила мне рассудительности. Но я был движим самыми лучшими побуждениями, Теренс, поверьте! Тэра — девушка на редкость привлекательная, а поскольку у нее есть дар постоянно попадать в разные истории, я решил, что положение замужней дамы послужит ей защитой… э-э… если что.
Уинслоу вздохнул, откинулся на стуле и принялся изучать Стоуна так пристально, как будто видел его в первый раз. В какой-то мере так оно и было, потому что в холодном расчетливом сыщике появилось что-то новое. К тому же одной из причин для вызова Тэры в Кларендон было тайное желание Теренса, чтобы эти двое встретились. Стоун был воплощением всего, чего недоставало в Джозефе Рутерфорде, и газетчик надеялся, — что Тэру потянет к его молодому другу, что у них найдутся общие интересы и в конечном счете дочь осядет в Техасе навсегда. Правда, он никак не ожидал, что все обернется таким вот образом, но скоропалительный и несвоевременный брак говорил о том, что Стоун совсем потерял голову из-за Тэры, и это тешило родительскую гордость.
Улыбка только-только начала вырисовываться на губах Теренса, как вдруг до него дошло ранее упущенное обстоятельство. Он вскочил как ужаленный с криком «Иисусе!» и начал рыться в бумагах, которые еще оставались на столе.
— Ну, а теперь-то что не так? — проворчал Стоун, видя, как он делает полную мешанину из тщательно сложенного отчета (в душу ему закралось подозрение, что несколько потрясений сразу помутили разум Уинслоу).
— Вот что! — вскричал тот, выхватывая какой-то листок и щурясь на него близорукими глазами. — Это записка, которую оставил мне Райан. Здесь черным по белому написано, что в самом скором времени Тэра обвенчается с этим Рутерфордом! Так… так… ага! «Венчание назначено на последнее число месяца и состоится в срок, так что скоро варварская техасская глушь исчезнет из памяти моей дорогой внучки». Каково?
— Да, но это невозможно, — рассудительно заметил Стоун. — Как она может обвенчаться, если уже обвенчана?
— Во-первых, Райан верит словам только тогда, когда они подтверждены бумагой за подписью и печатью, а ее, насколько я понял, Тэра представить не смогла, — со вздохом ответил Теренс, выпуская записку из руки и рассеянно следя за тем, как она, порхая, опускается на забросанный бумагами стол. — Может, оно и к лучшему, потому что ваш брак уже был бы аннулирован. Любовь для Райана — причина недостаточная для брака… да и вообще не необходимая. Надеюсь, это хотя бы брак по любви?
— В общем-то да… хотя ваша дочь не сказала мне об этом ни слова.
— Странно. А в чем же это выразилось?
Впервые в жизни загорелые щеки Стоуна покрыл бурый румянец смущения. Если бы он передал Уинслоу, какими именно словами выражала Тэра свое отношение к мужу, того, пожалуй, хватил бы удар. А если бы даже и не хватил, истина предстала бы во всем своем нелицеприятном свете: больше всего Тэра любила в нем мужские достоинства. Правда, однажды она все-таки произнесла слово «любовь», но только чтобы обвинить его в неспособности любить. Он и сам обвинял ее в том же, отчасти обиженный, что брак был для нее только возможностью прикрыть грех. Дав согласие, она уступила приличиям, и признаться в этом было невозможно.