Зов Оз-моры

Хворостов Андрей Константинович

Настичь татар удалось лишь близ Лебедяни, на перелазе через Дон. Русские пленники вернулись домой и рассказали, что готовится ещё один набег. Тамбовский воевода Роман Боборыкин послал к Хопру сторожевых казаков и в ожидании их не спал три ночи. Когда разведчики вернулись, Роман Фёдорович немедленно отправил донесение в Москву и вестовщика в Козлов. Выслушав этого вестника, Иван Биркин понял, что придётся собирать ополчение, и велел глашатаю объявить сбор.

– Сколько же татар к нам идёт? Сможет город устоять или сгорит? – вслух задумался Денис.

– Изутра узнаем, – ответил Аким. – От

самого воеводы.

– И так ясно, что много, – вздохнул столяр Фёдор. – Иначе Биркин не созывал бы людей. Всем мужикам до единого придётся защищать город. Бабам, видать, тоже. Выстоит ли Козлов, бог весть. Может, последние дни радуемся жизни.

– Сбежать бы, да некуда, – выпалил Аким.

– Так! – горько усмехнулся Денис. – В Рясске ни у тебя, ни у меня родни не осталось. Там в наших домах чужие люди живут. Выпьем за то, чтобы тут, в Козлове, всё обошлось!

Выпив хлебного вина, Денис, Фёдор и Аким пошли купаться в Лесной Воронеж. Степан и Афанасий пошли по домам.

– Чего теперь анчуток бояться? – храбрился Денис, разгребая ряску и листья кувшинок, чтобы добраться до чистой быстрой воды. – Беда пострашнее чертей наползает.

Плавали и ныряли мужики до посинения и собрались уже выходить, когда Фёдор увидел большую чёрную голову, похожую на лягушачью, но с зубастой пастью и крохотными рожками. Она вынырнула неподалёку от цветка белой водяной лилии.

Вскоре из воды показалась ещё одна такая же голова…

Аким и Денис мухой выскочили на берег, начали истово креститься и с ужасом смотреть, как нечисть обступает их товарища.

– Всё, пропал наш Федя! – вздохнул Денис. – Нипочём им крест святой.

– Правду говоришь! – кивнул Аким.

– Чего стоишь?! – рявкнул на него мастер, продолжая осенять себя и реку крестным знамением. – Дуй за образом!

Аким начал натягивать штаны, но вместо того, чтобы побежать в Козлов за иконой, замер с открытым ртом. Водяная лилия вдруг обернулась молодой красавицей с белокипенной кожей, неожиданно сухими белокурыми волосами и берёзовым веником в руке.

– Зря кстишься, Денис-оружейник! – промолвила она искристым голосом, напоминающим журчание ручья. – Так ты их лишь раззадоришь. Это мои слуги. Мы с ними креста не боимся. Я так вообще крещена.

Девица подняла веник и с криками: «Кшу! Кшу!» – начала разгонять анчуток. Те бросились врассыпную.

– Кто ты? Как тебя звать? – преодолев робость, пробормотал Денис.

– Имён у меня много, – ответила девушка. – Кажный народ своё даёт…

– Благодарствую.

– Не на чем, – ответила она. – Сочтёмся, мастер-оружейник!

Красавица рассмеялась и вновь превратилась в белую лилию, а Денис остолбенел и долго не мог произнести ни слова.

– Господи, чего только спьяну не привержится! Перебрал, видать… – наконец, простонал он и опять начал креститься.

– Так и мне привиделось… – растерянно прошептал его подмастерье.

– А у меня-то вообще душа в пятки ушла… – пробурчал себе под нос Фёдор.

– Может, сорвём цветок? – вдруг сказал Аким.

– Совсем охолоумел?! – завопил Денис. – Это ж нечисть водяная! Бежим домой!

Вернувшись в Денисову избу, мужики начали изгонять страх хлебным вином и закусывать холодной няней. Застывший бараний жир вяз

на зубах. Так и отпраздновали Ильин день.

Когда Денис открыл глаза, было ещё темно: с похмелья он всегда рано просыпался. Полечился медовой бражкой, съел остатки вчерашнего пиршества и поплёлся в центр Козловского детинца. Там возле забора, который огораживал церковь Покрова Пресвятой Богородицы, стояла обширная, крытая тёсом, съезжая изба. Сосновые бревна, из которых она была построена, ещё не потемнели и пахли смолой: зданию, как и всему городу, от роду был всего год.

Перед избой уже скопился народ: мастеровые, торговцы, бобыли, крестьяне из близлежащих деревень… Все стояли насупленные и хмурые, будто на похоронах. Лишь изредка перебрасывались двумя-тремя словами. Ждали, когда выйдет старик Биркин, но он медлил, словно опасался выступать.

Лишь когда пожелтело красное рассветное солнце, семидесятилетний воевода показался в дверях съезжей избы, встал перед людьми и вязко затянул речь:

– Над украинными землями 5 нависли тучи. Воинство хана Гирея течёт по Ногайскому шляху. Собирается сжечь Козлов и Тонбов, а потом идти на Шацк, Рязань и Рясск…

5

Украинные земли – юго-восточная окраина Московского царства в XVII веке. К сегодняшней Украине не имеет никакого отношения.

У Дениса ёкнуло сердце, ведь в Ряжске он прожил свои первые двадцать семь лет. Болел душой за родной город, хоть и навсегда уехал из него.

Биркин тем временем продолжал, всё так же мрачно и заунывно:

– Боборыкин послал казаков в разведку, и те привезли ужасные вести. К Тихим плёсам на Хопре подошли степняцкие отряды. Больше десяти тысяч татар и ногайцев! С ними ещё азовские казаки под началом атамана Алютовкина. От Тихих плёсов что до Козлова, что до Тонбова рукой подать. Всего сто двадцать вёрст, три дня пути! У наших крепостей, конечно, добрая защита. По дюжине пушек, по две дюжины затинных пищалей 6 и по двадцать дюжин ручниц. У степняков же токмо луки да сабли, но они думают взять храбростью и числом. Десять тысяч искусных конных воинов, а то и больше! – грустно повторил воевода.

6

Затинная пищаль – тяжёлое крепостное ружьё. Завесная пищаль (ручница) – ручное ружьё.

– Что ж, батюшка-воевода, делать будем? – закричали козловцы.

– Наши служилые люди не устоят без подмоги, – ответил Иван Васильевич. – Сражаться придётся всем.

Денис вздохнул: вчерашние догадки подтвердились. Вражье войско было всего в трёх днях пути от Козлова! Возможно, жить горожанам осталось всего ничего.

Домой Денис возвращался вместе с Акимом. Они вошли в избу, зачерпнули по ковшу браги, присели…

– Воевать будем… – задумчиво произнёс Аким.

– У тебя пищаль-то хоть цела? – усмехнулся Денис.– Не продал?