Зов Предков
Шрифт:
На самой остановке общую картину ужасающего запустения и разложения дополняла доска объявлений с надписью крупными буквами: «ИХ РАЗЫСКИВАЕТ МИЛИЦИЯ». Из довольно содержательных надписей и не менее колоритных портретов в фас и в профиль я сделал вывод, что частые упоминания в местной прессе о пропажах людей можно объяснить и более простыми причинами.
Закончив с изучением местных достопримечательностей, я отправился искать нужную мне улицу.
Часы показывали одиннадцать. Погода стояла теплая, но воздух был влажен, небо сплошь затянуто серыми тучами, достаточно хорошо пропускавшими свет, но скрывавшими сам его источник. Под ногами смачно чавкала грязь, не высохшая после вчерашнего дождя. Асфальт
Я прошел несколько перекрестков наугад. Перешел по небольшому мостику через ручей. Слева от мостика стоял облупленный двухэтажный желтый кирпичный дом, в котором на первом этаже располагался продуктовый магазин. Часть дома, занятая под магазин, выглядела вполне прилично. Здесь стены были заново покрашены, стояли пластиковые окна, развешены красочные картины с изображением различных продуктов. У крыльца стояли какие-то пьяные типы и что-то рядили насчет выпивки. Прошмыгнули несколько бабушек с кошелками.
Я уже решил было попытать счастья у продавцов магазинов, как вдруг слева ко мне уже подскочил какой-то странный молодой человек с длинной едва ли не до пупа спутанной русой бородой, нестриженной буйной шевелюрой на голове, обтянутой по периметру черепа тонкой алой шелковой лентой с какими-то таинственными символами, вышитыми золотистыми нитками. На ногах он носил настоящие лапти. Рубаха и штаны, перетянутые веревочным поясом, выглядели экспонатами из музея по истории костюма. Если бы не хипповские «фенечки» на запястье и шее, его можно было бы вполне принять за сошедшего с полотна XIX века покойного графа Льва Николаевича.
– Мир тебе, брате! – донесся до меня сладко-певучий, мелодичный, завораживающий голос сектанта. – Вступившего на произрастающую токмо волчцами да терниями землю Содомскую, Лота, родича Авраамова, приветствую сердечно!
Я сначала оторопел, но быстро нашелся:
– А ты Ангел что ли, с мечом разящим? Только в Содоме их было двое!
– Нас больше, чем двое, и мечей у нас – тоже. Имя нам – легион, однако, детей тьмы, детей ночи – легион легионов. Будь бдителен, пришлец из земли Авраамовой! Близиться суд Божий, суд праведный! Берегись доли окаянной жены Лотовой! Берегись!
Глаза молодого человека сверкали, а из губ летела слюна. Он говорил смачно, не торопясь, четко выговаривая, «выстреливая», слова, красноречиво жестикулировал, а его слогу могли бы позавидовать начинающие актеры. Я с опаской взглянул на алкашей у магазина, но они не обращали на него внимания. Видимо, у них были дела поважнее…
Меня внезапно осенило.
– Ты из «Детей Солнца»?
– Аз есмь! – довольно кивнул мой странный собеседник. – Мы – чада света, чада дня, мы - не чада тьмы, не чада ночи. Последних пророков пустил Господь наш Солнце Правды на проповедь пропащим, дабы не имели более оправдания в грехе своем. И горе тем, кто камением побиет их, горе тем, кто оплюет возлюбленных Господа Солнца – лучше бы таковым и не рождаться на свете этом, лучше бы им быть извергнутым из утробы матерней, лучше бы им с мельничным жерновом кануть в пучине…
Я совершенно механически перестал слушать этот бред.
Алкаши между тем исчезли, а вокруг бесновавшегося бородача уже начинала скапливаться стая из праздношатающихся бабушек, суеверно крестящихся дрожащими пальцами и что-то согласно бормочущими под
– Где здесь Зеленая 86/1?
Парень от неожиданности поперхнулся на полуслове и вытаращил на меня свои по-рыбьи мутные и невыразительные глаза:
– Направо до конца и прямо до упора – махнул он в сторону рукой.
– Спасибо за незабываемый перфоманс, - облегченно улыбнулся я и зашагал своей дорогой, всей спиной ощущая на себе его недоуменный взгляд. Я чувствовал себя Одиссеем, только что вырвавшемся из смертоносных объятий сирен.
Пройдя в указанном направлении, я уткнулся в полуразвалившуюся конструкцию, которую только с большой долей условности можно было назвать домом. По существу, это были голые кирпичные стены с пустыми глазницами окон, ничуть не скрывающих отвратительного содержимого – полусгоревших балок, обломков штукатурки и кирпича и прочего мусора, кучами наваленного внутри дома. Участок, на котором располагался дом, полностью зарос крапивой, полынью и другими сорными травами, достигавших высотой уровня окон. Они напоминали мне какое-то вражеское войско, окружившее ветхие стены старой крепости кольцом плотной осады. Крыши над домом не было вовсе. Только обгоревшая печная труба уныло, как мачта давно затонувшего корабля, безмолвно сообщала досужему наблюдателю о том, что здесь когда-то теплилась жизнь, ныне же ставшая одним лишь воспоминанием…
– Померли все тут.
Я быстро обернулся на звук.
Справа, у невысокой калитки стояла, облокотившись на ограду, пожилая женщина в старой дубленке.
Я не сразу смог ей ответить. Горький ком подкатил к самому горлу, глаза заполнила мутная пелена, дыхание перехватило. В голове все перемешалось. Хаос мыслей, чувств настолько поглотил меня, что я никак не мог понять, что же мне делать дальше. Ведь все мои расчеты строились на одном-единственном предположении: если я найду местопребывание родителей моей матери, я смогу найти и её саму. Хотя гнетущая картина всеобщего запустения, которую я наблюдал по пути, порядком испортила мне настроение, я все же надеялся найти своих родственников хотя бы живыми, если не здоровыми, надеялся на альбом с семейными фотографиями, рассказы о детстве матери за чашкой чая, а тут… В один момент весь карточный домик моих расчетов и грез рухнул. Я вновь оказался ни с чем.
– Когда? – только и смог из себя выдавить я, чтобы хоть что-то сказать и получить тем самым ещё немного времени для того, чтобы обдумать в корне изменившийся порядок вещей.
– Дом сгорел уже лет пятнадцать назад. Сначала мать померла, потом все дружно стали пить, жить соседям не давали. А как отец помер, так запили все на месяц, вот дом и сгорел. Никого не осталось. Никого.
Несмотря на шок от всего только что пережитого, мне бросилось в глаза, что говорила женщина обо всем этом безразличным, каким-то отстраненным голосом. Скорее, больше из потребности хоть с кем-то и хоть о чем-то поговорить, чем из какого-то сочувствия или участия.
Словно в тумане, я совершенно механически сделал несколько неуверенных шагов по направлению к развалинам. Протиснувшись кое-как в пролом в стене, я оказался внутри пепелища. Стал рыться в мусоре, не боясь поранить пальцев. Сколько продолжались мои импровизированные археологические изыскания, я точно не помню. Весь мир в тот момент сжался для меня в одну-единственную пространственно-временную точку «здесь и сейчас». Все, что было за её границами, просто перестало существовать. Вдобавок, в ушах у меня звенело так, что я ничего не слышал из происходящего вокруг. Не знаю, что в точности хотел я найти там тогда, но, видимо, мои нелепые попытки тронули чье-то не до конца очерствевшее на этом дне жизни сердце…