Зов топи
Шрифт:
Обращенный замер, жизнь ушла из него. Серое лицо приобрело синюшный оттенок. Змей обдумывал услышанное.
— Ты, в самом деле, понял? — наконец спросил он. — Или хочешь усыпить сладкими речами?
— Испытай меня.
— Что ты считаешь ловушкой?
— Тело. — Рихард улыбнулся. — Ловушка, которая держит крепче и надежней этой клетки. Я добровольно попался из-за страха… Но человеческое тело не сможет вместить все, чем я являюсь и из-за его несовершенства я перестал быть тем, кто есть. Смертное тело стало клеткой.
Со свистом выпустил воздух сквозь сомкнутые зубы, обращенный прикрыл глаза. На плечо капнула кровь,
— Твои речи были странными, — ее низкий голос клокотал в груди как зарождающаяся лавина. — Позже я понял, что это потому, что ты пленник, который никогда не был свободен. Дать тебе свободу… Это все, что я хочу.
— Благодарю за честность.
— Ты поступил бы также. Ты же откликнулся на мой зов и пытался помочь — по своему разумению. То, что прежде страдало во мне, считая себя человеком, мертво. Это слабое смертное существо умоляло тебя о помощи, но я — не он, отныне мой взор яснее и острее чем когда-либо.
— Ульвар окончательно умер, когда ты обратился в змея?
— Достаточно было нескольких крупиц порошка…. Этот порошок — великое чудо, он принес с собой столько боли, что жалкий человек растворился в ней без остатка. Остался только я.
— Если в тебе нет ничего от прежнего короля островитян, то, как к тебе обращаться?
— У меня нет имени. Можешь продолжать называть меня Ульваром. Не имеет значения.
— Хорошо. Кем ты ни был, я тебе не враг.
— Да, ты не хочешь мне зла.
— И никогда не хотел, — подтвердил герцог. — Что дальше?
— Начнем все заново. Если ты пообещаешь не чинить препятствий.
— Давай попробуем. Бессмертным нечего терять.
— Очень хочу тебе верить. Не подведи меня.
Женщина открыла клетку и посторонилась, неловко взмахнув руками. Змею было трудно управлять ее грузным телом. Рихард не стал испытывать судьбу и поспешил вылезти наружу, осторожно опуская израненные, покрытые ранами ступни на холодную скованную заморозком землю.
— Соль разъела до костей… — с огорчением заметил он.
— Ты не будешь ни в чем нуждаться, но не пытайся вернуться в топь.
— Даю слово. Однако Фридо удивится, увидев меня на воле.
— Наши дела его не касаются! — отрезал змей. — Если вздумает своевольничать, сам окажется в клетке.
— О, я бы с удовольствием на это осмотрел…
— Если хочешь, он умрет. В подтверждение моих добрых намерений.
— Это взбудоражит его людей. Фридо не вызывает ни у кого симпатий, но если ты обратишь его или убьешь, прибывшие с ним воины захотят дорого продать свою жизнь и полягут в схватке. А кровавый порошок готовят из живых.
— Я называю его «дарующим освобождение». Ты прав, лишние волнения ни к чему. — Женщина несколько раз резко опустила голову к груди, неловко пытаясь изобразить кивки. — Все же ты лучше знаешь людскую натуру, чем я.
С этого момента жизнь Безмолвного герцога стала вполне сносной. Ему предоставили шатер, не хуже того, что занял Беррис. Более он ни в чем не нуждался — вкусно ел, крепко спал, любое его желание исполнялось. Приятные перемены после клетки, полной соли, смешанной с гниющей соломой и одеяла, разящего конским навозом. Охрана не оставляла его ни на миг, но ни во что но не вмешивалась. Когда пришло время трогаться, ему позволили самому выбрать коня. Рихарду приглянулся молодой светло-серый жеребец, крепкий и выносливый, принадлежащий прежде Фридо. Герцог не упустил возможность демонстративно проехаться на нем перед королем, которым вдруг овладела слепота и безразличие.
Змей впоследствии не раз пытался продолжить беседу, но его посланники были слабы, на один короткий разговор приходилось несколько трупов. Со стороны казалось, будто обращенные умирают, не выдержав общения с Рихардом. Это прибавило обеспокоенных взглядов в сторону герцога. Изучая бледные лица людей холмов, Рихард представлял, как вписывает в книгу о себе новую историю.
Пользуясь неожиданной свободой, герцог выяснил количество воинов противника, их настроение, качество провианта. Положение оказалось тяжелым. Лагерь был пропитан смрадом апатии и страха. Даже закоренелые убийцы искали компанию, лишь бы не оставаться наедине с обращенными. Люди взывали к богам, ища поддержки в равной мере и у светлых, и у темных сил, прося даровать избавление. Не все выдерживали, страх перерождался в отчаяние, из которого не было возврата. Сломленных воинов находили слишком поздно, с вскрытыми венами или петлей вокруг шеи. Окруженный недоброжелателями, герцог затосковал за временем, когда его появление вызвало радость и искренние улыбки. Он даже рискнул объяснить Ульвару, чего ему недостает, но тот, лишенный человечности, не понял ни слова.
Рона по-прежнему следила за Рихардом. Скрюченная как старуха, в бесформенном вонючем рубище, она кралась за ним в тенях по пятам. Конюх, пролежав два дня в горячке, впал в беспамятство и скончался, освободив ее от хлопот. Рона не проронив ни слезинки, избавилась от отца, отправив останки в мусорную яму. Стоя над распростертым телом некогда хорошего конюха и умелого шпиона, Рихард жалел, что рядом нет ручья или болотца, чтобы поглотить его память.
Под знамена Берриса с утра до ночи стекались разрозненные отряды обращенных. Те, кто не могли продолжать путь — пешие, давно умершие и начавшие разлагаться, потерявшие конечности, сами шли к морю, хотя не имели шансов туда добраться.
Однажды поздно вечером сбивая обращенных с дороги на обочину, на столичном тракте показался десяток закованных в доспехи всадников, носящих повязки королевского дома. Фридо выехал им навстречу, опасаясь, как бы змей не лишил его людей жизни. Положение опального короля и без того было весьма шаткое. Одним из всадников оказался барон Себерн. Он оправился от болезни, хотя правая рука, безвольно лежащая на перевязи, его все еще беспокоила. Судя по ласковому приему, оказанному королем, он по-прежнему пользовался его расположением. Фридо совершенно искренне радовался встрече со старым другом.
Сделав вид, что изучает гостей из любопытства, Рихард улучил момент и показался барону. Себерн открыл рот от удивления, но сумел совладать с собой. Рихард в хорошем настроении вернулся в шатер, зная, что Себерн постарается улизнуть от короля как можно быстрее, чтобы навестить его. Герцог не успел закончить с ужином, как в шатер, старательно пряча лицо под капюшоном, проскользнул барон. Увидев, что они одни, он преклонил колено.
— Вот так встреча, — хмыкнул Рихард, с хрустом разламывая лепешку. — Рад видеть тебя живым и здоровым. В наши дни этим не всякий может похвастаться.