Зов топи
Шрифт:
— Зачем ты принес меня сюда?
Зверь показал на лежащий у берега темно-зеленый сосуд шарообразной формы. Покрытый отливающей перламутром засохшей слизью, желтой пеной и нитевидными водорослями, он притягивал и одновременно отталкивал взгляд. Его поверхность была полупрозрачной, в центре что-то темнело. От сосуда к лопнувшему брюху чудовищной рыбины тянулась желтая пуповина. Рыбина была на последнем издыхании: лежала на боку, медленно шевеля жабрами. Нивар взглянул на нее мельком — он никак не мог оторвать взгляд от сосуда. Завороженный, страж ступил в ледяную воду, погрузившись
От сосуда ужасающе несло тухлятиной. Нивар осторожно очистил верхушку от засохшей пены, удивляясь теплой, шероховатой поверхности, убрал прилипшие водоросли. На пальцах остался масляный след. Сетка пульсирующих вен покрывала поверхность сосуда. Нивар, наконец, понял, что касается гигантской икринки, вышедшей из рыбьего брюха. Зародыш, плавая в вязкой жидкости, лениво шевельнулся, почувствовав близость человека. Это был взрослый мужчина, лежащий как новорожденный с прижатыми к груди руками и подтянутыми к подбородку коленями.
— Хозяин… — прошептал Нивар.
Веки герцога дрогнули, голова медленно повернулась — Рихард услышал. Он открыл глаза, и страж не смог подавить испуганный крик. Светло-серая радужка исчезла. Из глаз герцога смотрела равнодушная черная бездна. Нивар пытался отдалиться, но больше не владел телом. Вместо того чтобы отпрянуть, он приблизился, вплотную уткнувшись лбом в упругую стенку необычной колыбели. Губы Рихарда шевельнулись. «Найди меня», — с трудом разобрал Нивар.
Тьма вытекала из-под век герцога. Ее было так много, что она целиком скрыла Рихарда. Страж с ужасом смотрел, как почернели и обуглились его пальцы, касавшиеся колыбели. Они рассыпались мелкими сухими частицами пепла. Порча стремительно поглотила кисти, перейдя на предплечья. Нелепо маша обрубками, Нивар закричал от боли и ужаса.
И очнулся. Чей-то силуэт навис над ним. Понадобилось время, чтобы мир стал четче и он узнал Ланса. Удостоверившись, что друг в сознании, лекарь облегченно выдохнул и отстранился.
— Ну и силен же ты… — он покачал головой, тяжело дыша. — Едва удержал.
— Что я сделал? — с опаской спросил страж, сплевывая вязкую кровь.
— Катался по полу и орал, словно тебя режут. Клянусь, у меня на дыбе кричали менее убедительно. Я тебя едва угомонил…
— Не помню, — пробормотал Нивар, ощупывая онемевшее лицо и разбитую губу, пострадавшую от кулаков Ланса.
— Это было мгновение назад!
— Для меня прошли часы… — Нивар взволнованно осмотрел руки — те были целы, но кое-что поменялось. — Гляди! — он сунул ладонь под нос Лансу. — Мой знак!
— Да, он изменился, — лекарь подвинулся, давай больше света. — Вместо древа теперь… Не знаю, что это. Болотное чудище?
— Оно было в моем видении.
В его голосе не было уверенности. Дерево исчезло, уступив место пучеглазой бочкообразной твари с костистыми плавниками. Ее нечеткий облик одновременно пугал и внушал отвращение. Прежнее древо Нивару нравилось намного больше. Страж напряженно вздохнул, нервно потирая костяшки пальцев.
— Что случилось? — Ланс в нетерпении потряс его за плечо, вовремя заметив, как глаза Нивара стекленеют. — Что ты видел?
— Нечто страшное. Хозяина.
Нивар поспешил поделиться увиденным с другом. Рассказывать о сне наяву нелегко. Стражу не хватало слов описать увиденное, уж очень все было странным. Ланс внимательно выслушал его, не прерывая.
— Это лучше, чем бездна, — наконец решил он. — Всякая перемена дает надежду.
— Никогда не думал, что мысль о Хозяине может пугать, — признался Нивар с горечью. — Но я предан ему до конца, хоть он и изменился. Ох… Нужно предупредить Марека. Я уезжаю.
— Куда?
— К морю. Хозяин хочет, чтобы я нашел его.
— На берегу как в твоем видении?
— Он ждет там.
— Хорошо, поеду с тобой.
— Это будет путешествие через земли обращенных, — напомнил он. — Морской змей рыщет повсюду, смотря их глазами.
— Это попытка отговорить? Сомневаешься в моих силах? — Ланс усмехнулся. — Пожалей несчастного, которому недоступны чудесные видения, который не отмечен особым знаком Хозяина. Убогого чужака, рожденного в далеких землях, который всегда останется чужим для человека болот.
— Вздор! Хозяин тебя принял, ты больше не чужак! — поморщился Нивар недовольно, в глубине души радуясь компании Ланса.
Путешествие к морю, которым владел могущественный враг, было чрезвычайно опасным, ехать в одиночку было глупо. Кто в здравом уме откажется от хорошей компании?
Слух о том, что Нивар Огненный в видении встретил Хозяина, разошлись по убежищу мгновенно. Марек Полдень собрал бурлящую толпу и, приперев стража к стенке, настоял на подробном рассказе. Люди ловили каждое его слово. Дана неожиданно узнала место, где произошла необычная встреча. Серый песок, усыпанный розовыми раковинами можно найти только на стыке земель Белого берега и Вечных топей, там, где ленивые маслянистые реки, несущие пресные воды сквозь леса и болота находят путь к морю.
Марек, тоскующий по морю, предложил Нивару свой меч, предпочитая пасть в бою, чем быть навек запертым и похороненным в горах. Дана, всерьез влюбившаяся в ненавистного ей островитянина, заявила, что едет с ними как проводник. Она так яростно сверкала глазами, что никто не решился с ней спорить. Нивар, опасаясь, как бы ему не набились в спутники все жители, чей энтузиазм было не унять, спешно соврал, что видел на песке четыре борозды, а значит, к Рихарду отправятся только четверо. И хотя ему не поверили — прямолинейный глава стражей был плохим лжецом, им пришлось подчиниться.
Нико, наследный герцог Тысячи холмов, оставшейся без поданных и земель, опустошил ради них неприкосновенные прежде запасы, хранящиеся со времени бегства из отцовского замка. В дальнюю дорогу стоило взять самое лучшее. Опечаленный расставанием с союзниками, он был рад грядущим переменам, ведь их будущее зависело от возвращения Безмолвного герцога.
Не всякий сон полезен и приятен. Но во сне у тебя нет глаз, чтобы их закрыть, нет головы, чтобы отвернуться, нет тела, чтобы уйти. Сон сама суть смотрящего, ничто не в силах прервать его. Существа во сне возникают на короткий миг и тают, а текущие из их тел ручьи сливаются в единую багровую реку, связывающую жизнью со смертью.