Зуб дракона
Шрифт:
В машине, рассказывая о трагедии, происшедшей с его женой, он изо всех сил старался казаться спокойным. Но временами скрип зубов, которого он сам, кажется, не замечал, выдавал клокотавшую в нем ярость. Что-то тяжелое и недоброе появилось в его взгляде, когда он говорил о тех шестерых подонках, что надругались над его женой, на лице у него появлялась кривая усмешка, кажущаяся особенно зловещей в набегавших волнах уличных фонарей, и мне становилось не по себе. Я старательно делал вид, что не смотрю в его сторону, чтобы не сбивать его с мысли, но все же искоса
В ожидании ужина мы прошли на лоджию и выкурили по сигарете, минут десять болтая о ничего не значащих пустяках и предаваясь воспоминаниям юности. Весь наш разговор состоял из сплошных «А ты помнишь?! – Конечно, помню. А ты?». За десять минут мы переворошили в памяти всех своих однокашников, делясь друг с другом, кому, что известно о них. Во время нашего разговора меня не покидало ощущение, что мы, как два боксера на ринге, приглядывались друг к другу, старясь определить, кто чего стоит. И это «что-то» сейчас стояло между нами, мешая нам полностью расслабиться и почувствовать себя прежними.
Из глубины квартиры, с кухни, донесся мамин голос:
– Мальчики, идите ужинать, все готово!
Войдя в кухню, я бросил взгляд на стол и отпустил маме комплимент, стараясь придать голосу как можно больше естественности:
– Ма, ты сегодня превзошла сама себя!
Тут я несколько покривил душой, потому что стол с ломтиками сыра, печеной картошкой и вчерашней лапшой был далек от великолепия. Но какое значение имеет ложь, когда хочешь сделать приятное близкому человеку? Я даже сам поверил тому, что сказал, тем более что мама действительно постаралась. Я видел, как у нее потеплели глаза от моей похвалы, но при людях она всегда была сдержанна со мной и потому, сделав сердитое лицо, укорила:
– Сын, грех смеяться над престарелой матерью!
А Валька вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул:
– Ох, и осел же я! Совсем забыл…
Он повернулся, вышел в прихожую и вернулся с тремя свертками и бутылкой водки в руках.
– Наталья Семеновна, Бога ради, извините. Заболтался с Игорьком и совсем забыл про гостинцы.
Положив на стол два свертка, и поставив между ними бутылку, со словами: «Это к столу», он развернул третий сверток и протянул маме большую коробку шоколадных конфет.
– А это, Наталья Семеновна, лично вам.
Мама испуганно замахала руками:
– Что ты, что ты, Валя! Зачем? Это же таких денег стоит…
Валька добродушно прогудел:
– Ну что вы, Наталья Семеновна, о чем вы говорите, какие деньги?
Мама взяла коробку, приоткрыла и блаженно зажмурилась:
– Божественно! Я поставлю это в сервант, на торжественный случай.
Она засеменила в зал, а я бросил самый свирепый из своих взглядов на Вальку и прошипел:
– Что ты делаешь, мучитель?
На что Валек спокойно похлопал меня по руке и пробурчал:
– Брось, Игорек. Не надо делать оскорбленное лицо, в этом нет ничего постыдного. Просто, мама твоя обмолвилась, когда я с ней по телефону говорил, что вам сейчас не сладко живется, вот я и подумал, что гостинцы не повредят. Так что брось. Я знаю, что зарплата у учителей не ахти, а я мужик одинокий, деньги хорошие получаю.
Вернулась мама с двумя фаянсовыми блюдами из сервиза. Аккуратно порезав принесенные Валькой колбасу и ветчину, она весело проговорила:
– Ну, вот, теперь просто великолепно! Садитесь, мальчики, выпьем за встречу.
Валька откупорил бутылку, разлил водку по рюмкам. Хрусталь весело звякнул, мы выпили. Мама, как всегда, задохнулась от водки, часто-часто замахала руками и торопливо закусила. Вытерев выступившие на глаза слезы, она суетливо подвинула к нам закуски.
– Закусывайте, мальчики. Валя, закусывай.
Валька взял кусок колбасы и стал неторопливо жевать. Я ткнул вилкой в пиалку с квашеной капустой и энергично захрустел, чувствуя пряный вкус во рту. Валька спросил:
– Как живете, Наталья Семеновна?
Мама зябко передернула плечами, поправила полушалок и, вздохнув, ответила:
– Да как живем? Как все. Игорь вот учительствует, а я по хозяйству. После смерти Викентия Павловича трудновато, конечно, приходится, но мы не унываем. Через год Игорь окончит университет, – она с гордостью посмотрела на меня. – Профессора о нем отзываются очень хорошо, прочат ему место в аспирантуре. Он уже кандидатскую пишет.
Валька с одобрением шлепнул меня по плечу.
– Молоток! А мне ни слова, скромник.
Я равнодушно пожал плечами, хотя меня прямо-таки распирало от гордости и на душе стало тепло. Хотя это, возможно, было от выпитого. Мама положила свою руку на Валькину.
– Ну, а как ты, Валентин? Где работаешь? Женат ли? Мой-то вон, балбес, до сих пор в холостяках ходит…
Я прервал ее.
– Мама… Ну что ты с вопросами? Захочет человек, сам расскажет.
Мама непонимающе посмотрела по очереди на нас обоих.
– Что-то не так, мальчики? Валя, ты извини, если я лишнего…
Валька успокаивающе погладил худенькую мамину руку своей широкой ладонью.
– Да нет, Наталья Семеновна, все хорошо, зря Игорь краски сгущает… Я вдовец, Наталья Семеновна. Умерла у меня жена.
Мама, охнув, прикрыла рот ладонью.
– Господи, Валя, извини!
– Да ничего, ничего. Все нормально. Уже пять лет прошло… А работаю я в милиции – старший лейтенант, оперуполномоченный уголовного розыска.
– Валя, но это же опасно! Бандиты, уголовники…
Валька скупо улыбнулся.