Зуб мамонта
Шрифт:
И на этот раз, еще шагов за тридцать до Галкиного дома, друзья понизили голос и, словно по команде, повернули головы направо. Но звеньевой нигде не было. Зато в окне с настежь распахнутыми рамами они увидели Галкиного отца; он брился, глядя в круглое зеркало. Было даже слышно, как занудливой пчелой гудит в его руке электрическая бритва. За его плечом виднелся угол аквариума с зелеными растениями. Альке показалось, что и самих рыбешек он рассмотрел.
— Видел? — кивнул он на дом звеньевой. — Аквариум у нее. Настоящий!
—
— Да ладно! — как пикой, махнул Алька длинным сачком.
— Проладнаешься! Там ладно, здесь ладно — вот и не досчитал. Хозяин!
— Не обеднею, — стараясь наступать на тень собственной головы, сказал Алька. — Вот тетя послезавтра уедет — тогда уж я развернусь! Дней двадцать она проездит.
— Один будешь жить? — с интересом спросил Валерка.
— А чего такого? Я бы не испугался. И хотел один жить, да тетя боится. Рассказала этой… матери Вадима. А та рада стараться: «Поживу эти дни у вас. Посмотрю за вашим племянником. А то голодный насидится…»
— Во радости-то! — посочувствовал Валерка.
— Куда уж больше! Хоть из дома беги.
— Смешно. Они бы ругаться должны. А выходит, не ругаются.
— Ругаться! Слышал бы, как разговаривают! Будто родные. Все на «вы». «Налить вам еще чашечку чая?», «Благодарю вас, дорогая, только полчашечки».
— Не поймешь, — сказал Валерка. А потом подозрительно взглянул на Альку. — Погоди. А не нарочно это они? Братухе голову крутит, а сама Вадима ждет не дождется…
— Не, не! — замотал головой Алька. — Железно — с Вадимом она мириться не хочет. Так его матери и сказала.
— А та что?
— Что та? Ничего. Понимает. Одного, говорит, прошу: позвольте Вадиму встретиться с вами. Поговорите.
— Де-ла… — протянул Валерка.
— Не больно веселые, — согласился Алька и плюнул на забор. — А-а, мне она до лампочки! Думает, что слушать ее стану. Ха! Кто мне такая? Поесть приготовит, и спасибо. Вольный казак! Сейчас мы с этими рыбами развернемся! Вчера только пятерку выручил. Ничего, в следующее воскресенье не промахнусь. Штук сорок возьму на базар.
— Удивил! — пренебрежительно заметил Валерка. — Я и побольше наберу!
Галку они выглядывали в окошках ее дома, а она здесь — на пруду. И чем занималась? Алька увидел — чуть со смеху не покатился. Гребешкова стояла по колени в воде и детским сачком, с каким за бабочками гоняются, добывала своим рыбкам корм. А смешней того на Маришу было смотреть. Стоит на цыпочках, у самой воды, изогнулась, ножки вместе, платье колокольчиком и рукой показывает: как же, она лучше знает, где ловить!
А Валерка в этой уморительной картинке ничего забавного не находил. Поморщился, словно от зубной боли:
— И
Это верно: от Галки действительно не спрячешься! Не успели они устроиться поудобнее, налить в банки воды, еще и сачки не пустили в дело — она тут как тут. Остановилась за спинами, наблюдает.
— Чего надо? — Валерка широко размахнулся сачком на длинной бамбуковой палке. — Отойди. Заеду по физии!
— И злой ты, Шмаков!
— Какой уж есть.
Гребешкова спустилась поближе к Альке и, обращаясь к нему, пожаловалась:
— А я черпаю, черпаю — ничего нет… Ой, у тебя не из марли сачок, а матерчатый!
— Ты бы еще рыболовную сеть забросила! — усмехнулся Валерка.
Подошла и Мариша. В руках, боясь расплескать воду, несла банку.
— Алик, поймай нам этих жучков.
— Аквариумисты! Жучков! — погрузив сачок в зеленоватую непрозрачную воду, проворчал Валерка. — Шли бы лучше отсюда, не мешали людям.
— Посмотреть, что ли, нельзя?
— Да гляди, — милостиво разрешил Валерка. — За гляденье денег не берем. Верно, Алик?
— Все на гроши меряете! — Галка с ожесточением мотнула каштановыми кудрями и схватила Маришу за руку. — Идем отсюда! Сачок переделаем — сами наловим.
Альке было чуточку жалко девчонок, он бы охотно наловил им корма (экий труд: сачком поводить да в банку вытряхнуть добычу!), но его друг Валерка был в эту минуту исполнен такого достоинства и пренебрежения, что Алька устыдился своей слабости. «Вообще, правильно, — подумал он, — хотят рыбок держать, так пусть сами все и делают».
День 112-й
Уже три дня прошло, как уехала тетя Кира, и в доме их теперь жила Елена Сергеевна. Алька и в самом деле чувствовал себя вольным казаком. Он не считал нужным отчитываться перед чужим человеком, докладывать, где был и что делал. За три дня они перебросились всего несколькими незначительными фразами. Поев, Алька старался поскорее убежать из дома, приходил поздно. На второй день даже обедать не явился. Елена Сергеевна выговаривать ему за это не стала, лишь заметила, что надо бы предупредить ее, раз собрался идти на речку. Она бы наделала бутербродов, яичек сварила.
— Хоть что-нибудь перехватил? — спросила она.
— Три пирожка съел, — вспомнил Алька. — Мороженое.
— А деньги у тебя были?
— Были, — сдержанно ответил он, хотя — сказать честно — для того, чтобы купить на пляже пирожки, ему пришлось занять пятнадцать копеек у Валерки. Вот так: и богатый, и бедный. В копилке — ого! Пирожков мог бы накупить — месяц жевать не пережевать. Это в копилке. А в кармане — блоха на аркане. Валерке пятнадцать копеек должен — вот сколько в кармане. Но это все ерунда: в воскресенье махнет на базар — заработает.