Зуб мамонта
Шрифт:
— И куда же ты деваешь своих рыбок? — нарезая батон, спросила Елена Сергеевна. — У тебя и сосчитать их невозможно. Столько развелось.
— Известно куда — на базар, — довольно беспечно ответил он.
Елена Сергеевна словно забыла, что резала хлеб. Так и застыла с ножом в руке.
— Еще можно в зоомагазин сдавать, но у нас не принимают. Только у взрослых. Паспорт нужен… Тетьлен, да вы не смотрите на меня так. На базаре многие мальчишки продают рыбок. И зелень для аквариумов продают, улиток. А что делать? Куда девать?
— Значит, у тебя свои деньги есть?
— Есть немножко… — чуть замялся Алька. А потом,
— И куда же тратишь свои деньги? — Видно, Елену Сергеевну всерьез заинтересовали Алькины капиталы.
— Пока не трачу, — признался Алька. — Коплю. Хочу фотоаппарат купить.
— Алик… — Елена Сергеевна пристально посмотрела на него. — А не боишься, что жадным станешь?
Об этом Алька никогда не думал. Жадным? Но почему?.. Нет, глупости! Ничего он не жадный. Если тетя Кира захочет, он все деньги может ей отдать. Ну, пусть не все, а половину отдаст.
— Не, не! — категорически замотал он головой. — Не стану жадным. Вам одолжить?
— Одолжить… — грустно произнесла Елена Сергеевна.
— Ой, Тетьлен, я хотел сказать: вам нужны деньги?.. Насовсем.
— Спасибо, у меня есть…
Вообще разговор был интересный. Алька не стал бы уклоняться от него. Тем более с тетей Леной так легко обо всем разговаривать. Он бы охотно поговорил, да Валерка (вечно он появляется не вовремя!) помешал. Влетел, будто кто за ногу его укусил.
— Давай лопай живей! Ящик сегодня будут открывать. Сам сейчас слышал.
Какой уж тут разговор! Поел кое-как и на улицу.
Прибежали вовремя. Двое рабочих ломиками отбивали на громадном плоском ящике поперечные доски.
— Сейчас поживимся! — потирая руки, приговаривал Валерка. — Как раз этот ящик и кокнули. Точно слышал: звякнуло там. Будь здоров саданули!..
Гвозди противно визжали — никак не хотели вылезать из досок. Но рабочие были умелыми мастерами. До черноты загорелый парень в выцветшей майке ловко подцепил шляпку гвоздя кривым, с узким разрезом концом ломика и, как ни сопротивлялся железный упрямец, вытащил его на белый свет. А потом — еще гвоздь, еще… И наконец вся широченная боковина стала медленно отходить в сторону. Рабочие оборвали бумагу, и взору ребят, с жадным нетерпением ожидавших результата, открылось чистое, зеленовато-голубое полотно стекла. Ни одного осколочка, ни единой трещины.
Даже парень в майке залюбовался, сказал напарнику:
— Гляди-ка, Павел, как слеза ребенка. А ты боялся…
Валерка возвращался домой словно с похорон. Алька не выдержал, пошутил:
— Чудак, от радости до потолка должен прыгать! Скорее магазин откроют. Говорят, «Фрукты — овощи» здесь будут. На базар не надо будет таскаться.
— Иди ты, — вяло отмахнулся Валерка. — «Фрукты — овощи»!
— Будет тебе психовать, — попробовал успокоить его Алька. — Еще где-нибудь достанем этих стекол. А сейчас они все равно не нужны. Твой же Петр уезжает послезавтра.
День 126-й
Поезд отправлялся в семь часов вечера. У Петра Шмакова еще было время осмотреть деревья в саду, проверить забор — не отбита ли где доска. Хоть яблоки еще и в рот не взять — до того кислы, да ребятишки-сорванцы не посмотрят, что кислые. Кое-где, слышно, уже пошаливают. Эх, до чего же не вовремя
Да, как бы хорошо не в Прибалтике, а за границей побывать, вместе с Кирой! Вроде как свадебное путешествие. И время подходящее. Теперь вот проездит чуть не до августа. Самая яблочная пора. На Валерку сад оставляет да на Буяна. А так уже возвратились бы сейчас… Да, сейчас бы… Только почему же она не приехала? Срок путевки четыре дня тому назад закончился. Пора бы. Загулялась где-то, дорогая Кирочка. Нет, станет его женой — он по-своему повернет. А как же иначе — жена, ответственность должна чувствовать. Только так, Кирочка. Ну куда же это годится — никакого радения к дому. Про сад и говорить нечего! Извела сад. А были когда-то деревья. Еще при отце ее. А самой-то что! Связалась с этим проходимцем Вадимом. Художник! От слова «худо».
— Валерка! — громко позвал Петр и подошел к раскрытому окну, в котором торчали головы братишки и племянника Киры — Альки. — Выходи-ка, принимай хозяйство!
Это лишь сказано было — «принимай хозяйство»! Петр хмуро оглядел брата, остался чем-то недоволен:
— Хоть понимаешь: ты — один мужчина в доме? За хозяина остаешься. Вернусь и будет какой непорядок, не погляжу, что в шестой перешел, — спущу штаны, по первое число всыплю! Мать слушайся. Помогай. Рыбы рыбами, а в доме должен быть порядок. Пса на цепь не сажай, пусть по саду бегает. Накормить его не забывай. Усек? Все понял?
— Чего тут не понять! — сказал Валерка.
Петр повернул голову к Альке, спросил будто бы между прочим:
— И сегодня не было телеграммы от Киры Павловны?
— Не было, — подтвердил Алька.
Петр едва сдержался, чуть не сказал вслух: «О чем только думает! Мальчишку опять же оставила на чужого человека».
— Все? — спросил Валерка. Ему не терпелось вернуться к своим аквариумам. Завтра — воскресенье, надо все подготовить.
— Иди, иди, — подтолкнул его Петр в спину. Но тут же удержал за руку, поинтересовался: — Провожать-то меня собираешься? Через три часа — поезд.
— А нужно провожать? — простодушно сказал Валерка.
— Полагается. Все же — старший брат. Еду на заслуженный отдых. Премирован бесплатной путевкой. Музыки и цветов не надо, а проводить не мешает… Хоть ты проводишь.
Алька догадался, на что намекает Шмаков. Ему, конечно, было бы приятней, если бы тетя Кира проводила его на вокзал. Но нет ее почему-то. Еще вчера ждали…
Из окна своей комнаты Алька видел, как около шести часов от дома Шмаковых отошли Петр и Валерка. На Петре был надет серый костюм в полосочку, в руке он держал модный коричневый чемодан с молниями. У Валерки в руках ничего не было, шел, будто посторонний, и не очень, видно, хотелось ему сопровождать брата на вокзал. А что поделаешь? Так захотел Петр. Старший брат. Глава семьи. Не ослушаешься.