Зуб мудрости
Шрифт:
Сейчас самое время рассказать о нашей семейке. Я живу с мамой. Папа тоже в Нью-Йорке, но живет отдельно. Потому что мой отец — гомосексуалист. Он стал им в Нью-Йорке, уехав из Москвы на два года раньше нас. Дорвался до западной культуры. Выскочил в свободный мир, чтоб вываляться в дерьме.
Но не мне судить его. Я уже свыклась с этим, хотя поначалу чуть не сошла с ума. Когда он меня касался, я брезгливо отстранялась. Сейчас уже не отстраняюсь. Но вся покрываюсь гусиной кожей.
Мама в школу меня отвозить не может — опоздает на работу. Поэтому меня возит папа. Специально приезжает за мной, ждет на нашей станции метро, где мама передает ему меня из рук в руки.
Из школы домой папа не может меня отвозить — в эти
В дом Джо не входит, а, попрощавшись со мной, спешит на станцию метро. И я его не приглашаю. Потому что в доме находится человек, с которым мне предстоит провести наедине час или полтора до прихода мамы. Тот самый человек, умные слова которого я приводила вначале, когда шла речь о евреях и тех, кто их угнетает. Этого человека я уважаю больше всех в мире. Он немолодой. Намного старше моего отца. Но он — настоящий мужчина. Большой. Огромный, как медведь. С обворожительной улыбкой, перед которой не всякая женщина устоит. С татуировкой на руках, потому что долго служил во флоте. По профессии врач. Хирург. По характеру — горячий спорщик и искатель истины. Эмигрант, как и я. Но не из Москвы, а из Ленинграда. Из бывшей столицы Российской империи. На нас, москвичей, взирает как аристократ на плебеев.
Имени я его называть не хочу. Только инициалы. Б.С. Для этого у меня есть свои причины.
Он живет в нашей квартире, занимая одну комнату, а мы с мамой еще по одной. Гостиная — общая. Он оплачивает половину всех счетов, это очень выручает нас. Иначе не знаю, как бы мы смогли извернуться.
Он не квартирант. Он — больше. Он — мамин любовник. Мама влюблена в него по уши. А он в нее — сомневаюсь. Мама мучительно хочет задержать его, не упустить, чтоб он женился на ней. А вот этого он как раз и не хочет. Он предпочитает спать с мамой, не беря на себя никаких обязательств.
У меня с ним отношения самые странные. Он меня любит. Как ребенка. Даже сажает к себе на колени и щекочет бородой за ухом. Я же его обожаю.
Сколько у ребенка дедушек и бабушек? Я имею в виду нормального обычного ребенка. В нормальной обычной семье. И каждый дурак мне ответит, как дважды два четыре, что такому ребенку положено четыре старших родственника: по две бабушки и по два дедушки. Папины папа и мама. И мамины папа и мама.
А у меня их шесть. И все законные. Никто не примазался. Три бабушки и три дедушки. И еще прадед Лапидус. Самый почетный и заслуженный человек в нашей семье. И во всей Москве тоже. Наш прадед Лапидус лично знал Ленина. Он — старый революционер и своими руками устанавливал советскую власть. И за это не вылезал из Сибири. До революции, при царе. За то, что хотел свергнуть царя и установить советскую власть — власть рабочих и крестьян. И сидел после революции, уже при советской рабоче-крестьянской власти. За что? За то, что установил ее, эту власть. В наш век за такие дела спасибо не говорят, а загоняют за решетку.
Почему у меня с дедушками и бабушками получился перебор? Как шутит мой папа. Он любит играть в карты. И слово «перебор»
— из карточного лексикона. Когда, играя в «очко», набираешь больше, чем надо. Надо «двадцать одно». А набрал, скажем, двадцать два или двадцать три.
Вот и у меня — перебор. Вместо четырех — шесть дедушек и бабушек. И все меня любят. Потому что у них больше никого нет. Я — единственная внучка на шесть стариков. И, как говорит моя мама, из-за меня они все очень подружились и стали как одна семья. Я — как цемент. Скрепляю эту семью. Каково мне? Это — другой вопрос. Когда тебя любят, нельзя устанавливать норму. Чем больше любви, тем лучше. Хотя ею и можно объесться как вареньем. И тогда стошнит.
Я
У меня — все живы. Даже два лишних.
Получилось это вот как. Мамин папа — дедушка Сема, у которого — скулы и узкие глаза, отчего его можно принять за китайца, во время войны с немцами пропал без вести. Бабушке Соне — его жене и маме моей мамы, прислали официальное извещение, что он убит, и назначили пенсию. Как вдове солдата. Бабушка Соня погоревала-погоревала. Она и сейчас красивая. У меня ее точеный носик. И встретила человека, который в нее влюбился с первого взгляда. Сошел с ума от любви. Так рассказывает бабушка Соня. Во время войны, когда женщин — пруд пруди, а на мужчин — жуткий дефицит, молодой человек, офицер, влюбляется во вдову с ребенком (моей мамой) на руках и делает предложение. Только полоумная откажется.
Так бабушка Соня вышла замуж за дедушку Степана. За русского человека и немножечко антисемита. Ее бывший муж и мой дедушка Сема, когда в хорошем настроении, любит пошутить в присутствии деда Степана:
— Степан, когда женился на Соне, не был антисемитом. Прожив с ней столько лет, он стал антисемитом и злейшим врагом еврейского народа.
И все смеются. И дедушка Сема. И бабушка Соня. И дедушка Степан тоже.
— Вот дает! — дружелюбно хлопает дедушка Степан дедушку Сему по спине, и дедушка Сема после этого долго кашляет.
Тут, конечно, возникает подозрение, что я немножечко завралась. Откуда взялся дедушка Сема, похожий на китайца и совсем не убитый, а, наоборот, живой? И еще шутит над дедушкой Степаном — мужем своей вдовы бабушки Сони?
К счастью (а я люблю дедушку Сему), будет время, расскажу, почему он не погиб на войне. Попал в плен и остался живым, потому что похож на китайца, и никто не догадался, что он — еврей. Бабушке же Соне сообщили, что он убит, и оформили вдовью пенсию. Бюрократия!
После войны дедушка Сема вернулся домой, а там его ждал сюрприз. У его дочери (моей мамы) уже был отчим. Бабушка Соня поплакала. Дедушка Сема тоже. Дедушка Степан напился как свинья (со слов бабушки). И дедушке Семе ничего лучшего не оставалось, как оставить их в покое. Он подыскал себе новую жену. Тоже военную вдову. Но не липовую, а настоящую. У которой мужа убили не по документам, а на самом деле.
Так у меня появилась еще одна бабушка. Вернее, меня еще тогда на свете не было. Бабушка Сима детей не имела и к моей матери, которая еще была ребенком, проявила настоящую материнскую любовь.
Моя мама сразу обзавелась кроме родных отца с матерью, еще и мачехой и отчимом. Которым всем предстояло в будущем стать моими дедушками и бабушками.
Таким образом, на мою долю выпала участь стать единственной внучкой шести дедушек и бабушек. И я об этом не жалею. Как говорил дедушка Степан, мне здорово повезло в жизни, и я выросла в здоровом советском коллективе. Под этим коллективом он подразумевает нашу семью: девять взрослых людей, считая моих папу с мамой и прадедушку Лапидуса, дружно сплотившихся вокруг меня — единственного ребенка.
По нашей семейке, как говорит мой папа, можно изучать историю России (советский период) и на живых примерах видеть, как советская власть создавалась (прадедушка Лапидус — старый революционер, знал Ленина) и укреплялась (дедушка Лева — инженер, строил Московский метрополитен, самый красивый в мире, бабушка Соня — врач, на войне оперировала раненых солдат и возвращала их в строй, бабушка Люба была директором парфюмерной фабрики, пока не стали коситься на евреев и увольнять их с руководящей работы, а бабушка Сима была инженером-химиком на секретном заводе, который таинственно назывался почтовый ящик номер такой-то, и я полагаю, что там выпускали ракеты, хотя бабушка Сима не подтверждает это, но и не отрицает).