Зубы дракона
Шрифт:
– Я – Шатов, – был вынужден признать Шатов.
– Заждались, – с легким упреком директор посмотрел на Дмитрия Петровича.
– Виноват, – поднял руки Дмитрий Петрович, – мы ждали доктора.
– Тогда – приступим, – директор потер руки. – Ваши, Дмитрий Петрович, где обычно. А вас, Евгений Сергеевич, ребята ждут в библиотеке. Прошу!
Шатов потоптался на месте, проводил взглядом Дмитрия Петровича.
– Что-то не так? – спросил директор.
– Гм, – Шатов потянулся рукой к шраму, но отдернул руку и, на всякий случай, спрятал ее в карман джинсов. – На какую тему они хотят со мной пообщаться?
– Просто познакомиться, – улыбнулся директор. – Я полагал, что вам объяснили…
– Я не так часто выступаю перед детьми, – Шатов тяжело вздохнул. – Не хотелось бы ударить в грязь лицом…
Ну не объяснять же директору, что если кто и объяснял что-нибудь вчера Шатову, то сегодня Шатов этого не помнит. Так сложилось, извините. Есть такая болезнь – склероз. Ничего не болит и каждый день – новости. Сегодня для нас было новостью, что накануне мы пообещали встретиться с детьми.
Вид у Шатова, по-видимому, был достаточно жалкий, потому, что директор дружески потрепал его по плечу и ободряюще улыбнулся:
– Не беспокойтесь, это всего лишь группа учеников, которые в качестве факультатива выбрали журналистику. У вас есть два часа на вопросы и ответы. Затем – обед. После чего вы встречаетесь с нашими выпускниками. Там уж регламента по времени нет, и вопросы могут быть самые разнообразные, от профессиональных до личных. Вы у нас своего рода легенда, так что держитесь. Не каждый день удается поковырять легенду.
– Да, но… – Шатов попытался быстро сформулировать вопрос, но директор распахнул перед ним стеклянную дверь и жестом пригласил вовнутрь.
Живая легенда, значит, Шатов прикусил губу. Поковырять живую легенду? А у живой легенды никто не хочет спросить, желает ли она, чтобы в ней ковырялись? Или у нее уже вчера спрашивали, и она дала свое добро?
Ладно, пообщаемся с детишками, потом, за обедом, зададим несколько наводящих вопросов… Ну, хотя бы директору. Или доктору. А не надевали вы на себя вчера ментовскую форму, дорогой Эскулап? Как не надевали? А я сам вчера видел… И сразу станет понятно, какой именно специальности у нас доктор. Если психиатр – наденет смирительную рубашку самолично, если нет, вызовет специалистов.
Перед дверью библиотеки директор притормозил:
– Входите, я вас представлять не буду – сами представитесь. Закончите – за вами зайду либо я, либо Дмитрий Петрович.
– А…
Директор легко сбежал по ступенькам, обернулся и помахал рукой.
Шатов потряс головой, словно пытаясь отогнать наважденье. Все происходящее действительно напоминало бред. С каждой минутой все запутывалось сильнее и сильнее, но самым странным во всем этом было именно поведение самого Шатова.
Он будто принял условия игры, словно признал, что сейчас может происходить все, что угодно. Все. Краем сознания Шатов продолжал понимать, что происходящее не укладывается в рамки привычной реальности, но ничего не мог поделать. Не у детей же спрашивать, в конце концов. Хотя, это может быть неплохой идеей.
Шатов открыл дверь и вошел в комнату.
Стеллажи с книгами вдоль стен, два широких окна, пара дверей с надписью «Хранилище” и с десяток столов посредине. И полтора десятка подростков.
Шатов пересчитал. Ровно пятнадцать. Десять мальчишек и пять девчонок. Лет тринадцать-четырнадцать. Очень внимательно смотрят на вошедшего.
– Здравствуйте, – сказал Шатов.
– Здравствуйте, – ответили ребята.
Хором, но не громко.
Будущие журналисты вообще вели себя очень спокойно. Прежде чем задать вопрос – поднимали руку, друг друга не перебивали, но через пятнадцать минут разговора Шатов взмок. Это было похоже на перекрестный допрос.
Вопросы следовали один за другим, не оставляя Шатову времени на размышления и передышку.
Профессиональную биографию Шатова проскочили быстро, чуть задержавшись на филфаке. Почему не факультет журналистики? Ответ был принят к сведению, и дальше вопросы начали касаться тем организационно-технических. Источники информации, отношения с государственными структурами, методы отбора и сортировки информации.
И не было среди этого шквала детских вопросов типа «а о чем вы мечтали в детстве?”. Серьезные мальчики и девочки очень деловито воспринимали информацию, и Шатов был готов поспорить, что все услышанное от него мальчишки и девчонки не просто приняли к сведенью, но даже запомнили почти дословно.
Два часа пролетели незаметно, и когда в библиотеку без стука вошел Дмитрий Петрович, Шатов удивленно посмотрел на часы. Двенадцать сорок.
– Прогуляемся? – спросил Дмитрий Петрович, не глядя на сидящих за столами.
– До свидания, – сказал Шатов ребятам.
– До свидания, – вежливо ответили ребята.
Шатов закрыл за собой дверь, прислонился спиной и закрыл глаза.
– Досталось? – участливо спросил Дмитрий Петрович.
– Не то слово, – Шатов устало улыбнулся. – Очень серьезные молодые люди.
– Они учатся и понимают, что от уровня знаний зависит их дальнейшая судьба, – почти назидательно произнес Дмитрий Петрович.
В отсутствие Звонарева к нему снова вернулись уверенность и барское высокомерие.
– Сейчас у них перемена? – спросил Шатов.
– Сейчас у них обсуждение вашей с ними встречи.
– То есть? – Шатов растерянно посмотрел на дверь библиотеки.
– Сейчас они обсудят то, что услышали, сверят свои впечатления, пометят все это себе в конспекты, – Дмитрий Петрович снисходительно улыбнулся, будто то, что Шатов этого не знал, свидетельствовало о его недостаточной образованности.
– Без преподавателей?
– Естественно. Вы забыли, что находитесь в Школе Талантов.
– Сюда набирают только талантливых?
– Здесь выбраковывают бесталанных и ленивых.
– Выбраковывают… – Шатов попытался оценить это слово на вкус.
– Именно выбраковывают. Кстати, – Дмитрий Петрович оживился, – у нас с вами есть еще время до обеда, и мы могли бы его посвятить небольшой экскурсии.
– Если честно – я лучше продолжил бы наш утренний разговор, – медленно произнес Шатов.