Зубы тигра

Леблан Морис

Поезд трогался.

— Садись, — сказал дон Луис, — и смотри не упусти ее. Она очень ловкая.

— Но почему вы сами не едете, патрон?

— Я не успел бы обернуться к собранию.

Поезд отошел и скоро скрылся в туннеле. Дон Луис уселся на диванчик в одном из залов ожидания и просидел так два часа, делая вид, будто читает газету, но на самом деле с тоской задавал себе все тот же вновь встававший перед ним вопрос: «Виновна ли Флоранс?»

Было ровно пять часов, когда в кабинет Демальона вошли: полковник граф д'Астриньяк, секретарь посольства Соединенных Штатов. И одновременно в приемную вошел человек, вручивший курьеру свою карточку. Тот бросил взгляд на карточку, быстро обернулся к кучке людей, стоявших в стороне, и затем спросил вновь прибывшего:

— Вы по приглашению?

— Доложите: дон Луис Перенна.

Как электрический ток прошел по кучке людей. Один из них отделился — помощник начальника полиции Вебер.

Одно мгновение два врага смотрели друг другу прямо в глаза.

Дон Луис любезно улыбался. Вебер был бледен, как полотно, и едва сдерживался.

Дон Луис увидел четырех репортеров, четырех агентов.

«Они все здесь ради меня, — думал дон Луис, — но, судя по растерянности, не рассчитывали, что я дерзну явиться».

Курьер вернулся за доном Луисом.

Тот с самым приветливым поклоном прошел мимо Вебера, кивнул агентам и вошел в кабинет. Полковник д'Астриньяк тотчас с протянутой рукой поспешил к нему навстречу, желая, видимо, подчеркнуть что сплетни не умалили его уважения к легионеру Перенна.

Но поведение префекта было нарочитым. Он даже не обернулся и продолжал перелистывать дело и перебрасываться словами с нотариусом и секретарем посольства.

Потом, собрав бумаги и взглянув еще раз в дело, префект громко заговорил:

— Мы собрались сегодня, как и два месяца назад, и должны принять окончательное решение по вопросу о наследстве Космо Морнингтона. Отсутствует лишь месье Кассерос, атташе перуанской миссии, внезапно заболевший, как гласит полученная мною телеграмма. Налицо все, кроме тех, увы, чьи права мы должны были бы утвердить, — кроме наследников Космо Морнингтона.

— И кроме…

Демальон поднял голову: говорил дон Луис.

— …убийцы наследников Морнингтона.

На этот раз дон Луис держал себя как человек, который хочет, чтобы его выслушали, как бы ни казалось малоправдоподобным то, что он говорил:

— Разрешите мне, господин префект, обрисовать создавшееся положение. Это будет продолжением и прямым заключением нашей беседы после взрыва на бульваре Сюше.

Молчание префекта было знаком согласия.

— Я буду краток, господин префект. Во-первых, мы уже располагаем показаниями инженера Фовиля, во-вторых, дело, в сущности, очень просто. Вы задавались вопросом: почему Ипполит Фовиль ни разу не упомянул о наследстве Морнингтона? Почему не упоминал о нем Гастон Саверан, излагая мне свою трагическую историю? Да потому, что никто из них, — ни Ипполит Фовиль, ни Гастон Саверан, ни Мари-Анна Фовиль, ни Флоранс Девассер ничего о нем не слышали. Факт неопровержимый: одна месть руководила Ипполитом Фовилем, ведь миллионы Морнингтона достались бы ему по праву.

Итак, никакие соображения, связанные с наследством, поведения Ипполита Фовиля не определяли. Между тем они погибли один за другим именно в том порядке, в каком переходило бы состояние Морнингтона: сам Морнингтон, потом Ипполит Фовиль, затем Эдмонд, далее Мари-Анна Фовиль и, наконец, Гастон Саверан.

— Не странно ли это? Как не предположить наличия какой-то руководящей роли. Не очевидно разве, что помимо сумасшедшего Фовиля, с его ненавистью и ревностью, есть еще какой-то субъект, одаренный еще большей энергией, преследующий свою цель и, что он-то и обрек на гибель этих людей, марионеток в этой драме, все нити которой он завязывает и развязывает?

Господин префект, масса стала инстинктивно с самого начала искать этого руководителя. Разделяет мою точку зрения и полиция с Вебером во главе. Они уже нашли злодея. Это я. Почему бы и нет? Мотив преступления налицо. Я наследник Космо Морнингтона.

Не стану защищаться. Возможно, что постороннее влияние заставит вас, господин префект, принять в отношении меня несправедливые меры, но я ни на секунду не оскорблю вас предположением, что сами вы не можете приписать это злодейство человеку, которого видите в деле уже два месяца.

— Но масса права в том отношении, что виновник должен быть и виновник этот — наследник Космо Морнингтона.

— Если это не я, значит, есть другой? И его-то я и обвиняю. Я и с мертвым боролся. Я не раз чувствовал на себе дыхание этого живого. Не раз чувствовал, что «зубы тигра» вот-вот готовы впиться в меня. Мертвый сделал многое, но не все. А тот, о ком я говорю, выполнял ли слепо его волю? Или был соучастником? Но, несомненно, он продолжил дело, вдохновителем которого сам, быть может, не был, продолжил не ради личной выгоды. И сделал он это потому, что был осведомлен о завещании Космо Морнингтона.

Его-то я и обвиняю.

Обвиняю, по крайней мере, в той части преступления, которая не может быть приписана Ипполиту Фовилю.

Обвиняю в том, что он взломал ящик, куда метр Лемертюм положил завещание Космо Морнингтона.

Обвиняю в том, что, проникнув в спальню Космо Морнингтона, он подменил одну из ампул с лекарством, ампулой с ядом.

Я обвиняю его в том, что он изобразил доктора и выдал подложное свидетельство о смерти Космо Морнингтона.

Обвиняю в том, что он доставил Ипполиту Фовилю яд, которым были убиты агент Веро, Эдмонд Фовиль и Ипполит Фовиль.

Обвиняю в том, что он направил против меня руку Гастона Саверана, трижды покушавшегося на мою жизнь.

Обвиняю в том, что он передал в лазарет для Мари-Анны Фовиль пузырек с ядом и шприц, которые помогли несчастной покончить с собой.

Обвиняю в том, что каким-то неведомым способом, учитывая последствия, он доставил Гастону Саверану вырезки из газет со сведениями о смерти Мари-Анны.

Словом, обвиняю в том, что он, не говоря о его соучастии в убийстве агента Веро и моего шофера, убил Космо Морнингтона, отца и сына Фовиль, Мари-Анну Фовиль и Гастона Саверана, то есть всех, стоящих между ним и миллионами.