Зульфагар. Меч халифа
Шрифт:
— Конечно.
…В кустах в указанном Валиуллиным направлении и в самом деле сидел еще один моджахед из этого отряда. Буквально за несколько минут до нападения он отлучился в лес по физиологической надобности. Когда на поляне густо затрещали выстрелы, он бросился было к своим. Однако увидев, что происходит, в бой вступать не стал. Он пребывал в полнейшей растерянности. Кто это мог напасть на его отряд? Кто пытается отбить пленных? Другой отряд, подчиненный другому полевому командиру? Подразделение шариатской госбезопасности? Очень маловероятно. У полевых командиров между собой в большинстве своем отношения более чем натянутые, однако до открытых столкновений доходит редко. Шариатская госбезопасность сильна как раз опорой на отряды, подобные тому, который сейчас погибал на поляне…
Значит, это федералы?.. Но откуда они тут могли взяться?..
И главное: что теперь делать? Открыть наугад огонь по кустарнику, где оказались невесть как попавшие сюда федералы? Это значит попросту добровольно обречь себя на гибель… Дождаться, пока они выйдут на поляну и открыть огонь после этого? Но один против всех — он опять будет обречен… Добить пленных? Застрелить этих двоих сдающихся?.. Ни один вариант не подходил, потому что успех от его вмешательства в ход событий был бы минимальным, в то время как на кону оказывалась бы его собственная жизнь.
Нет, он не станет стрелять. Он просто за всем внимательно понаблюдает. А потом доложит руководителям, как было дело. Его никто не осудит за то, что он не вмешался в ход боя, когда его исход уже был предрешен и когда на его исход не могла повлиять отвага одинокого героя…
Даже Аллах благословлял действия тех шахидов, которые иногда отступали, чтобы затем вернуться с более сильным отрядом правоверным и отомстить врагу!
Между тем Валиуллин, наблюдая за тем, как пленные моджахеды выполняют его распоряжения, приказал Турчанинову:
— Похоже, все обошлось нормально… Пора вызывать «вертушку». А то шуму мы подняли много, пора делать ноги. Ну а этих всех нужно отправить в Беслан, Моздок или какой-нибудь Баташ-Юрт… Ну, там, наверху, наши главковерхи пусть сами разбираются — у них головы большие. Главное сейчас — освободиться от обузы.
…Когда Константина освободили от веревок, он первым делом начал растирать пережатые путами запястья. Сколько раз видел подобный жест в кино, считал его кинематографическим штампом и только теперь ощутил, насколько и в самом деле немеют, затекают кисти рук, к которым длительное время не поступает в должном количестве кровь…
Мимо подобострастно суетившегося возле разведчика перерезавшего веревки боевика Калюжный подошел к старшему боевиков, который по-прежнему лежал на земле и протяжно стонал. Они встретились глазами. И столько во взгляде раненого было боли и муки…
— Мне тебя тоже жаль, — искренне, без тени рисовки, издевки или злорадства произнес Калюжный. — Хотя у нас пленных не убивают и головы им не отрезают.
Он наклонился, осторожно приподнял раненого под левую, с раздробленной кистью, руку. Тот еще громче и протяжнее застонал, однако помощь принял. С другой стороны его подхватил, стараясь не слишком беспокоить бессильно висящую руку, разведчик. Так они и пошли по направлению к кустам: раненый командир отряда моджахедов, которому бережно помогали люди, которые еще несколько минут назад были его пленными и которым он предрекал мучительную смерть до наступления вечера. На это с изумлением смотрели все: и спецназовцы, и притаившийся в кустах боевик, и оба боевика, которые предпочли плен у гяуров мусульманскому раю.
Чечня. Надтеречный район
Зульфагар — Ибрагим — месть
Дорога, по которой один за другим ехали два автомобиля, была здорово разбита. И это отнюдь не результат боевых действий — в этих местах войны вообще практически не было. Просто дорожное полотно не ремонтировалось уже много лет, вот оно и испещрено выбоинами да колдобинами…
Зульфагару уже давненько не доводилось бывать в этих краях Ичкерии, а потому он с любопытством осматривался по сторонам, сравнивая свои воспоминания с тем, что видел теперь. Впрочем, главное впечатление оставалось неизменным: насколько же тут, на равнине, все отличается от привычной горной местности, в которой он родился и вырос.
Да и вообще вся территория Чечни довольно четко подразделяется на три ландшафтные зоны — территория республики в ее нынешнем виде складывалась постепенно. Более того, даже в самой истории чеченцев и вайнахов в целом слишком много неясного… По большому счету, никому вообще не ведомо, откуда и каким ветром занесло сюда вайнахов, и какой язык стал прародителем языка чеченского. Преподаватель грозненской школы № 39 Юсуп Сулейманов, например, вообще, ссылаясь на Плиния и Платона, опираясь на авторитет Народной академии ЧРИ, выводит чеченский язык прямиком из маттийн-мотт (языка языков), на котором якобы общались еще кельты и сарматы. Короче, Чечня — прародина праслонов…
Впрочем, древнюю историю даже трогать не стоит — на Северном Кавказе судьбы стольких народов переплелись воедино, что подчас попросту невозможно определить, когда и каким ветром занесло сюда то или иное племя… Исторически так сложилось, что именно Северный Кавказ оказался на перекрестке путей переселения народов как с южно-северных направлениях, так и западно-восточных.
Собственно Чечня еще двести лет назад занимала крохотный кусочек территории в горах. Это и до сих пор считается горской, коренной Чечней, откуда изначально и произошли самые древние, наиболее могущественные и уважаемые роды и тейпы. Именно там и рождались самые отчаянные абреки, самые непокорный сорви-головы, снискавшие чеченцам в глазах соседей сомнительную славу безжалостных бандитов и разбойников. Именно с них само слово «чеченец» стало именем нарицательным для всех головорезов Северного Кавказа…
Постепенно некоторые роды и семьи стали спускаться с отрогов Кавказа и селиться все дальше и дальше от хребта, осваивая территорию, которая сейчас считается Чечней предгорной. Здесь они постепенно все больше и больше становились оседлыми, все активнее занимались сельским хозяйством, смешивались с племенами и народами, которые проживали тут до них… Они уже не были столь воинственными, постепенно приучались жить в мире с соседями, уважать их законы и традиции. Среди них тоже находилось немало удальцов, которые еще в середине девятнадцатого века совершали лихие набеги на казачьи станицы и русские поселения, это в значительной степени против них возводились крепости Грозная, Бурная, Внезапная и другие, а потому абреки уже в большей степени вынуждены были думать не только о себе, но и делать поправку на интересы других народов, населяющих этот благодатный край. Впрочем, историческая доминанта оставалась прежней: чеченцы по-прежнему стремились к лидерству, к подчинению соседей своему влиянию, хотя делали это уже более «мягкими» методами…
И наконец чеченцы равнинные… По большому счету, эти равнинные территории вообще никогда раньше ни в малейшей степени не принадлежали чеченцам. Это были в основном кумыкские земли, причем, более миролюбивые кумыки, немало настрадавшиеся от набегов воинственных горцев, никогда особенно и не возражали, что здесь начали селиться казаки и русские поселенцы, защищавшие их от бандитов… Когда начала складываться система административного деления российского Северного Кавказа, все эти земли органично вошли в Ставропольский край. И только когда среднее течение Терека, низовья Сунжи и Аргуна были заселены и освоены, когда в эти края пришло все то, что ныне именуется культурой и благами цивилизации, сюда постепенно началась тихая экспансия мирных тейпов, как исконно чеченских, так и в значительно большей степени очеченившихся представителей других народов. И Хрущев, вполне справедливо прозванный народом Никитой-чудотворцем, возомнивший о себе, что ему, подобно наследному императору, ниспослано высокое право раздаривать вотчины и произвольно перекраивать границы, невесть чем руководствуясь, взял, да и присоединил потеречные земли — частично к Чечне, а частично к Северной Осетии… И сегодня, когда русские подвыдохлись от долго копившихся и разом обрушившихся на нацию проблем, русские, в свое время принесшие в этот регион покой, письменность, промышленность, построившие здесь все и вся, приобщившие местных жителей к мировой культуре, именно русские вдруг разом стали здесь лишними, всем мешающими людьми… Воистину, что дается даром, никогда и не ценится…