Зултурган — трава степная
Шрифт:
— Вы кто такой? Зачем подслушиваете мой разговор со старостой хотона? Чего вы здесь торчите, спрашиваю?
Онгашу хотелось сказать этому позднему гостю что-то резкое, но он решил не раздражать и без того крикливого человека.
— Шубу ищу! — пробормотал Онгаш. — Стар я, глаза ничего не видят.
Долан был настроен на разговор с Бергясом без свидетелей и кинулся сам искать одежду старика. Наткнувшись на что-то мягкое в углу, он швырнул свою находку деду.
— Одевайся и марш отсюда!
— Плохо тебя в детстве учили
Онгаш ушел, сильно хлопнув дверью.
— Тебе тоже пора идти, Долан, — потребовал Бергяс, беря в руки и вновь пряча оружие. — Говорить нам с тобой не о чем!
— Ты так думаешь? — усмехнулся Долан, усаживаясь на ближний к кровати стул.
— Зачем мне об этом думать? Наши дорожки давно разошлись.
Долан обиженно и с вызовом уставился на Бергяса.
— Дорожки разводят людей и сводят опять. Как видишь, свела, такая узкая, что не разминуться.
— Онгаш! — позвал Бергяс с надрывом, вглядываясь в темное, дышащее прохладой окно. — Найди Сяяхлю!
— Не спеши звать жену, Бергяс! У меня к тебе мужской разговор… — не дождавшись ответа, Долан начал говорить торопливо: — После смерти самого главного, в Москве и Питере пошла потасовка за власть. Во многих губерниях люди нашего сословия, имущие крестьяне, поднимают голову, готовятся к восстанию. Оттуда идут сигналы: и нам пора путать по ногам и рукам здешние совдепы… Голод на нашей стороне, голод посильнее штыков и сабель… Но пуля и сабля тоже потребуются. В драке, сам знаешь, и палка пригодится.
— Слаб я, как видишь, отмахал кулаками, — Бергяс вздохнул, укладываясь навзничь.
— Не руки твои нужны, Бергяс. Ты в другом посильнее любого из молодых.
— Говори скорее, чего вы от меня хотите?.. И уходи, Долан!.. Сяяхля вот-вот придет.
Долан явно горячился:
— Я уйду, но придут другие! И спросят, когда вышвырнут из степи эту Советскую власть: «Ну, а ты, Бергяс, чем помог в борьбе с красными?»
— Чего ты от меня хочешь? — в свою очередь возмущенно вскрикнул Бергяс. — Я прямо об этом спрашиваю, и отвечай прямо, не агитируй меня!
— Мы подобрали надежных людей, — принизив голос и озираясь на дверь, принялся выкладывать свой замысел Долан. — В окрестностях улуса полуэскадрон Озона Очаева, а в Бого-Цохурах с весны накапливается большая группа Цабирова… Все это под нашим глазом… Сейчас настала пора снабдить их оружием. Винтовки есть, но одними винтовками много не настреляешь. Пулеметы нам обещали из-за границы. А за них полагается платить… И лошади понадобятся в запас: на одного всадника — три… Лошади сейчас, в бескормицу, недорого стоят, но все равно деньги нужны… Деньги нужны, Бергяс! — громко повторил Долан последнюю фразу, и то была главная цель, ради которой он пересек степь.
Длинная эта и довольно прочувствованная речь позднего гостя вызвала покамест лишь насмешку у Бергяса.
— Кто такой, твой «спаситель» Озон Очаев? Обовшивевший конокрад! Таким его всяк знал в степи! На любую власть он плевать хотел! Сегодня он угонит коммунарское стадо, а завтра отымет твой или мой скот! С ним небось полдюжины таких же сучьих сынов! И ты хочешь, чтобы это отребье пошло под пулеметы, ради спасения прежней власти? Да Очаев сколько раз обирал мои стада! Если хочешь знать, — Бергяс привстал, держа в руке браунинг. — Я и оружие-то держу против таких, как Очаев.
Долан с выражением крайней досады на лице хотел остановить неприятную для него разоблачительную речь Бергяса, но тот нашел в себе силы высказаться до конца, не обращая внимания на выкрики Долана.
— Доржи Цабирова я тоже знаю. Разве он уже здесь? Доржи уезжал с князем за границу! Ну, с этим я готов поговорить, да… Хочу узнать: научила ли его чему-нибудь чужбина? Если да, изволь, Долан, помогу… Тут мое слово твердо.
— О чем ты собираешься говорить с Доржи? — с явным разочарованием произнес Долан. — Я все знаю о Доржи и могу уже сейчас сказать о нем все: у Доржи двадцать семь всадников, но требуется оружие.
— Я тоже могу сказать! — воскликнул Бергяс. — Не все, конечно, скажу тебе сейчас, но один вопрос я хотел задать и тебе, и Очаеву, и Цабирову: как это могло случиться, что у белых только на Южном фронте было не двадцать семь всадников, а сто тысяч, были пулеметы и пушки, и они не скинули совдепы!.. Получилось совсем наоборот! А как Цабиров собирается справиться теперь при помощи двух десятков конокрадов и при содействии умирающего от болезни Бергяса?
Долан махнул рукой и опустился на стул, тяжело дыша. Бергяс, как мог, успокаивал его:
— И все же я дам деньги! Но — Цабирову! Только ему!
— Дашь, конечно, никуда не денешься! — с угрозой подтвердил Долан.
Оба они уже отчетливо слышали, что в прихожей стукнула дверь, зазвенела переставляемая посуда.
Вошла Сяяхля, приветливо поздоровалась. Она шла, видимо, издалека — на щеках свежесть, но в глазах озабоченность и смущение: проглядела появление в доме дальнего гостя!
— У нас гость, Сяяхля, — сказал с явным упреком Бергяс. — Приготовь ужин, человек проголодался.
Сяяхля видела, как устало повалился на подушки муж, как дрожат его руки. Поняла, что разговор здесь шел непростой, и осуждающе посмотрела на Долана.
Сяяхля принесла в той же миске свежие куски мяса. На столе появилась бутылка русской водки. Она сама открыла бутылку и наполнила стаканы. Хозяин, опустив ноги с кровати, поднял свой стакан и тронул указательным пальцем левой руки поверхность прозрачной жидкости, стряхнул капельку в угол и, не донеся стакан до губ, поставил на прежнее место.