Зулус Чака. Возвышение зулусской империи
Шрифт:
– Вы просите убежища? – обратился к ним Чака.
– Да, отец мой! – ответили оба. После этого Мгобози сказал еще:
– Если, однако, отец мой прикроет меня сзади, я лучше выйду на бой со всей сворой и умру как воин, который закрывает глаза на доброй циновке из тел врагов. Эта дурная женщина убивает своих противников, а вовсе не тех, кто желает тебе зла.
Тут Мгобози у всех на глазах плюнул в направлении Нобелы, размахивая при этом тяжелой палицей.
Чака засмеялся и обратился к Нобеле:
– Ты слышала, что сказал Мгобози. Не раздражай его.
– Нет, о вождь! – покорно ответила Нобела.
– Согласна ты с тем, что эти двое получили законное убежище в соответствии с законами страны?
– Да, о вождь!
– Желаешь ты, чтобы я подверг их испытанию корой моаве (ядом), которую даст им выбранный мной знахарь?
– Нет, о вождь!
– А почему?
Нобела не сразу нашлась, что сказать, но Чака не стал ждать ответа.
– Сдается мне, что ты несправедливо обвинила Мгобози и Мдлаку. Признайся, что твое «вынюхивание» зависело от личной неприязни – ведь тебе донесли, что, когда Мгобози «гнал коз», он плевался, упоминая твое имя, и сравнивал тебя с задницей гиены.
– Нет, о вождь, дело было не так. Эти двое служили невольными, а потому особенно опасными орудиями злого колдуна, но им на помощь пришли духи и помогли освободиться от колдовства – иначе у них не хватило бы сил справиться со столькими палачами.
– Люди твоего братства всегда вывернутся. Как молотоголовая цапля вьет себе гнездо с четырьмя отверстиями, чтобы при любом направлении ветра иметь выход с подветренной стороны, так и вы всегда оставляете себе запасной выход. Но во время «вынюхиваний» вы допустили две грубые ошибки, за которые должны умереть двое из вас. Принюхайтесь теперь друг к другу и найдите виновных или, если это вам больше нравится, бросьте кости.
Ужас охватил знахарок. Нобела первая овладела собой и ответила, что о вынюхивании не может быть и речи, так как ни одна из них не была околдована, но, если они судили неправильно, кости покажут, чья это вина. Нобела надеялась, что сначала две младшие помощницы обвинят друг друга и тогда она и две старшие признают виновными младших и так обеспечат себе большинство.
Чака приказал, однако, чтобы Нобела бросала кости первой. Каждой прорицательнице он предоставил только одни голос.
– Смертный приговор, – разъяснил он, – вступит в силу, если за него проголосуют хотя бы двое; если же не наберется двух голосов за два смертных приговора, то кости придется бросать снова.
Прорицательницы образовали полукруг лицом к Чаке, который сидел под навесом слева от них. Нобела попала в настоящую западню. При всей ее хитрости она не могла уклониться от того, чтобы бросить кости первой, а потому младшая помощница, на которую пал выбор Нобелы, сделалась ее непримиримым врагом. Вторая по старшинству также обвинила младшую: это обрекало последнюю на смерть, если в том же раунде будут поданы два голоса еще против одной знахарки. Младшая закричала, что старшие жульничают при бросании костей, по Нобела бросила на нее пронзительный взгляд и спросила:
– С каких это пор ученик поучает учителя?
– Я тебя выучу, и не позже чем сегодня, ты, старая злобная матаназана (бесплодная самка бабуина, доступная всем самцам, которых вожак не подпускает к остальным самкам: они принадлежат только ему, пока более сильный соперник не изгонит его из стада)! Прежде чем умереть, я расскажу вождю, как ты заставляла нас лгать и мошенничать ради твоих дурных целей. Может быть, он прикажет размозжить мне голову еще до того, как в нас станут загонять колышки, но ты – ты получишь двойную порцию!
– Прекратите шум! – приказал Чака женщинам, которые что-то бормотали под аккомпанемент истерических выкриков осужденной.
– Если не перестанете, я велю набить вам рты коровьим навозом, и тогда мы сможем закончить это дело без помех.
Вторая старшая прорицательница бросила кости и указала на Нобелу. С воплем ярости и страха последняя обвинила бросавшую в мошенничестве и осыпала ее проклятиями, пока Чака не произнес только два слова: «Коровий навоз!» Тогда она погрузилась в злобное молчание.
Теперь настал черед второй младшей помощнице, четвертой по счету, бросать кости. Нобела уставилась на нее гипнотическим взором, и на лице прорицательницы появилось отсутствующее выражение. Она собирала кости, как сомнамбула, и долго не могла их бросить. Чака смотрел на все с напряженным интересом. Наконец прорицательница бросила кости, сонно взглянула на них и сказала:
– Что ж, они указывают во все стороны, а определенно – ни на кого.
Тут вторая старшая прорицательница энергично потрясла ее за плечо и велела проснуться.
– Броска не было, – заявила она и потребовала начать все сызнова.
– Она бросала правильно, – завизжала Нобела, – повторять нельзя.
Вмешался Чака и объявил, что «броска и впрямь не было» и что вторая младшая помощница должна повторить свое действо, но повернувшись спиной к Нобеле.
Младшая помощница так и поступила, заявив затем четко и энергично, что кости, как это видно всем, указывают на Нобелу.
С ловкостью бабуина Нобела бросилась к холму, взобралась по склону и очутилась у ног Чаки; секундой позже к ней присоединилась младшая прорицательница.
– Убежища, о вождь, мы просим убежища! – жалобно завопили они. – Мы всегда были преданными слугами и верными псами в твоем доме и доме отца твоего.
Все присутствующие были потрясены драматическим поворотом событий и быстротой, с которой они разворачивались. Чака с суровым выражением лица повернулся к обеим умолявшим его женщинам:
– Убежище предоставляется только тем, кого «вынюхивают» как колдунов. Вас же обвинили не в колдовстве, а в обмане корысти ради, и ваши же товарки сочли вас виновными. Теперь остается решить лишь вопрос о том, как вас казнить: как обыкновенных преступников или... – и тут Чака сделал паузу.