Поликарпов Сергей Иванович (1932–1988) — поэт. В 1963 году он окончил Литинститут. В середине 1960-х — начале 70-х годов Поликарпов и Кузнецов много общались. Кстати, они оба одно время занимались поэзией адыгов (в частности, Поликарпов в 1974 году издал в редакции национальных литератур издательства «Современник», где как раз работал Кузнецов, в своём переводе сборник стихов Х. Беретаря «Твой добрый друг», а Беретарь был одним из первых на Кубани журналистов, кто высоко оценил дебютную книгу Кузнецова «Гроза»).
Кузнецов — поэт чувствительный, нервный, знает, что такое боль и радость… Одно из самых сильных его стихотворений — «Миф». Сказочность и фантастичность — несомненный плюс поэта. В этом плане надо отметить «Атомную сказку».
Виталий Амаршан
(Из выступления на семинаре С. Наровчатова
в Литинституте).
Амаршан Виталий Джотович (р. 1941) — абхазский поэт. Во второй половине 1960-х годов он вместе с Юрием Кузнецовым учился в Литинституте у Сергея Наровчатова. Впоследствии Кузнецов перевёл на русский язык его стихотворение «Судьба», которое очень высоко ценил Наровчатов. Кроме того, он переложил и некоторые другие стихи своего абхазского товарища, в частности, «Ночь свежа и открыта луне…» и «Слезящийся камень». У Амаршана сохранился сборник стихов Кузнецова «Выходя на дорогу, душа оглянулась», на титуле которого остался автограф автора: «Виталию Амаршану, моему ближайшему товарищу по московскому периоду Литинститута, с тех времён и — надолго». Здесь будет нелишним сказать и о том, что Кузнецов несколько раз встречался с Амаршаном уже в Абхазии (в частности, в 1982 и 1984 годах).
В 1992 году Амаршан потерял своего единственного сына (он геройски погиб при защите Абхазии от агрессоров).
Уже в 2012 году Амаршан дал очень содержательное интервью Евгению Богачкову, в котором поведал ряд неизвестных фактов о Юрии Кузнецове и расширил свои прежние характеристики о стихах поэта и о его роли в русской поэзии конца двадцатого века. Это интервью под названием «Спекулятивная Россия абхазам не нужна» было опубликовано 4 ноября 2012 года в еженедельнике «Литературная Россия».
Весьма способный человек, но ещё не определивший точки приложения своих способностей. Сейчас он весь в исканиях и поисках, как тематических так и технических. Мыслит оригинально, по-своему. На семинарах выступает активно. Также заслуживает перевода на 3-й курс.
Сергей Наровчатов
4. IV.67
Наровчатов Сергей Сергеевич (1919–1981) — поэт, литературовед и библиофил. Он был одним из самых образованных литераторов в своём поколении. Когда-то его считали надеждой русской поэзии. В 1960-е годы Наровчатов вёл свой семинар в Литинституте. Кузнецов был его студентом. Впоследствии поэт возглавил Московскую писательскую организацию, а в 1974 году стал главным редактором журнала «Новый мир», в котором сразу же начал часто публиковать своего талантливого ученика.
Уже в 1980 году Наровчатов подарил бывшему студенту свой однотомник «Избранное». На титуле он написал: «Отличному поэту Юрию Кузнецову. С. Наровчатов. 29/IX.80».
К слову, за год до этого Наровчатову исполнилось 60 лет. Кузнецов посвятил тогда своему учителю стихотворение «На юбилей Сергея Наровчатова». Он писал:
Так напомни последним друзьям,
Так поведай грядущим невеждам,
Как ты шёл по зелёным дворам,
Как ты шёл по опавшим надеждам,
Как спросил у бегущего дня:
— Чёрт ли там, молодой и безвестный? —
И с опаскою вырвал меня,
Словно грешного духа, из бездны.
Кузнецов Юрий Павлович [6] . Долгое время у него был как бы «бег на месте». Стихи получались вымученными и натужными. Трудно и тяжело мыслящий человек, он не мог нащупать того неуловимого, что превращает стихотворчество в поэзию. Недавнее обсуждение его стихов обнаружило резкий качественный скачок — наконец, строки стали не просто строками, а подлинной лирикой. Лирика эта не сердечная, не любовная, а исповедальная. Теперь я уверенно могу сказать о Кузнецове, что он человек не только способный, но талантливый. Творческий рост К. очевиден.
6
Так в книге. — Примеч. верстальщика.
Сергей Наровчатов
(Из характеристики, данной поэту после окончания третьего курса Литинститута 25 мая 1968 года).
Курсовая работа Ю. Кузнецова о поэзии Смелякова претенциозна, начиная с ложного тезиса, вынесенного в заглавие. Откуда такая недоброжелательная поза, такой эстетско-формалистический «пафос» разоблачения поэта? Для этого автору понадобилось взять цитаты из Флобера, Лессиняк [7]
и Л. Толстого, чтобы ими (цитатами) доказать «внешний реализм» у автора поэмы «Строгая любовь» (о ней в рецензии ни слова!), у автора превосходных стихов, таких, как «Наш герб», «Милые красавицы России», многих — в том числе и искажённо представленных рецензентом — «Хорошая девочка Лида», «Пряха», «Если я заболею». Видеть в этих стихах «подделку», «поверхностность», «подмену внутреннего зрения внешним» — значит совершать подмену правды о поэте предвзятым оригинальничаньем. Автор постарался занять такую позицию по отношению к поэту, чтобы и самому запутаться, и читателя эпатировать, уже не разбираясь в средствах («маскировка», «поэт изобразил замаскированного под работягу иностранного шпиона», тон недоброжелательства, демагогии: «Что ж, будем бдительны»). Произвольны и субъективны комментаторские приёмы критика. Вольно рецензенту не любить того или иного поэта, романиста, драматурга. Но есть критерий стремления понять, уразуметь творчество рецензируемого художника, пафос субъективности согласовать с пафосом объективности. Ю. Кузнецов подменил анализ наскоком предубеждённого человека. Видимо, автору придётся поучиться даже такту и тону критического отношения к материалу. Эту работу, весьма произвольную, я засчитать за годовую курсовую не могу Автору предлагаю написать курсовую (на любую тему курса) заново.
7
Так в книге. — Примеч. верстальщика.
Василий Сидорин
(Из отзыва на курсовую работу Ю. Кузнецова)
1968 год.
Сидорин Василий Семёнович (1898—?) — критик. С 1948 по 1950 год он был беспартийным директором Литинститута и, по мнению властей, проявил недостаточную активность в изобличении и изгнании космополитов. Как литературовед Сидорин занимался в основном Дмитрием Фурмановым.
Наиболее резкий творческий рывок. По сравнению с первыми годами пребывания в институте, почти неузнаваем. Стихи стали масштабными, глубокими, зрелыми. Это поэт большой потенции и перспективы. Подборку его последних стихов я предложил в «Новый мир», где она сейчас принята к печати. Подготовил сборник, который будет издаваться в библиотеке «Московского комсомольца». Мною написано к нему предисловие.
Сергей Наровчатов
20. VI.69 г.
Юра пишет потрясающие стихи, в которых бревно жужжит, дыра от сучка свистит, камень просыпается…, но их никто не понимает.
Олег Чухно
(Из разговора поэта с критиком Инной Ростовцевой в конце 1960-х годов).
Чухно Олег Иванович (1937–2009) — поэт. По профессии он был учителем английского языка. Одно время поэт приятельствовал с Юрием Кузнецовым (они оба считали себя кубанцами). Но потом их дороги разошлись. Судьба сложилась так, что Чухно рано стал инвалидом и многие годы вынужден был провести в центрах социальной защиты.
В последние годы жизни поэт, по свидетельству краснодарского писателя Виктора Домбровского, даже не желал слышать имя Юрия Кузнецова. Что произошло и почему он возненавидел Кузнецова, пока остаётся неясно.
В стихах Кузнецова есть кое-что от моды (об этом несколько позднее…), но, думается, если это и «мода», то она стала частью натуры самого автора и потому уж, видимо, и не мода.
Юрий Кузнецов бесспорно талантлив. Талант — это редкостное умение найти из россыпи слов одну-единственную неповторимую песчинку — нужное слово. Его эпитеты много значат! Вот человек с «мирной осмотрительной судьбой». Здесь в слове «осмотрительной» целый кодекс жизни, характер, философия.
А вот «под дыханьем позднего тепла обманутая вишня зацвела».
Обманутая вишня! — Это хорошо. Это слово открывает даль. Это тоже мысль, философия. В стихотворении «Бумажный змей» такие строки:
Куда он взлетает, мой мир молодой,Наверно, с земли и не видно.Вот только сильнее мне режет ладоньСуровая длинная нитка.
И здесь философский подтекст, и это «мой мир молодой» хорошо, поэтично и многозначительно.
В стихах Кузнецова ощущается какая-то большая печаль. Она присутствует почти в каждой строке.
Другу друга не просим участияВ этой жизни опасной земной.Для старинного смертного счастьяМилый друг возвратится домой.
Но в финале этого «возврата домой» «Пустота — никого! Ничего!» О чём печалится поэт? Что гнетёт его? — В стихах ответа нет.
Настроения заказать нельзя, как нельзя приказать человеку быть весёлым, да и нужно ли пошлое бодрячество? Мир сложен. Поэт имеет право на философские раздумья, они не всегда могут быть весёлыми. У человечества много нерешённых проблем. Словом, меланхолическая окраска поэзии Юрия Кузнецова вполне объяснима.