Звени, монета, звени
Шрифт:
С Фрэнком, который, похоже, ничего подобного не испытывал, а после столкновения с Дайре стал еще более желчным и язвительным, свои предчувствия я обсуждать не спешил. Меньше всего мне сейчас хотелось выставить себя полным дураком и продемонстрировать чужаку поведение, достойное скорее трепетной девы, впервые покинувшей отчий дом, чем доблестного воина и правителя.
Мне стоило немалого труда объяснить Фрэнку, почему мы должны оставить своих коней и поклажу в маленьком селении и полдня добираться до дома Лаурика пешком через лес. Я был почти уверен, что дом Серебряной
Однажды, когда у меня еще только-только стали пробиваться усы, мы с отцом посетили Лаурика. Со свойственными молодости горячностью и глупостью я тогда заявил, что подобные запреты – детские сказки, которым я, Трен Мак-Нейл, подчиняться не собираюсь. Отец выслушал мою речь, усмехнулся и предложил попробовать. Я же не только согласился, но и поставил своего лучшего сокола против любимой отцовской гончей.
До самого позднего вечера промотавшись по лесу, смертельно устав и замотав коня, я наконец вернулся в селение, где меня уже ждал отец. С сочувствием выслушав мои многочисленные проклятия, он предложил попытаться еще раз завтра с утра, но пешком и в его компании. М-да, хороший был сокол…
Ну, в общем, Фрэнк долго ворчал и фыркал почище рассерженного ежа, особенно когда попытался поинтересоваться у местных жителей, дома ли сейчас Мудрый. Ответы достойных селян радовали оригинальностью и разнообразием: нам советовали поспрашивать ветер, дождь, облака, листья и зверушек лесных. Причем совершенно серьезно, без малейшей тени иронии…
Чем ближе мы подходили к дому Лаурика, тем более нервным и напряженным становился мой спутник. Я с ужасом прикидывал, что будет, если Мудрый по той или иной причине откажется вернуть Фрэнка домой. «Интересно, если тот, не дай Всеблагие, схватится за меч, смогу ли я его удержать?» – вертелось у меня в голове.
Внезапно, когда мы уже почти пришли, Фрэнк, идущий впереди меня, остановился, занеся ногу для следующего шага.
– Что? – шепнул я, прекрасно зная, что не мне тягаться с ним не только в боевом искусстве, но и в остроте ощущений.
Несколько раз медленно и глубоко втянув ноздрями воздух, мой телохранитель беззвучно вытащил из ножен меч и кивнул вперед:
– Кровь. Свежая.
Не успел я возмутиться этому предположению, а он уже раздвинул кусты и осторожно выглянул на поляну. Я шагнул следом и просто остолбенел от увиденного: на поляне, всего-то в какой-нибудь сотне локтей от дома Лаурика, крупный волк-самец, не торопясь, отрывал кровоточащие куски мяса от туши только что задранной косули.
Услышав шорох, волк прервал пиршество и угрожаюше зарычал. Фрэнк тут же шагнул назад и потянул меня за локоть.
– Обойдем с другой стороны, – скорее приказал, чем предложил он. – Зверь честно заслужил свой обед, нечего его тревожить.
Я стоял, как вкопанный.
– Эй! – заметное облегчение, испытанное воином при виде волка, тут же
– В волке, – выдохнул я. – И в косуле.
Взгляд Фрэнка, брошенный на меня, еще раз подтвердил, что ничто человеческое ему не чуждо.
– Трен, – мягко и медленно, будто говоря с недалеким ребенком, начал он, – мы в лесу. В лесу водятся волки и косули. Волки едят косуль. А еще…
Но тут я не выдержал и, наплевав на последствия, заехал ему кулаком в зубы. Не ожидавший этого воин растянулся на земле. Я предусмотрительно шагнул назад, ожидая, что он вскочит с мечом на изготовку, но вместо этого мой друг просто мотнул головой и сел, опираясь на обе руки.
– Ладно, рассказывай, – только и сказал он, слизнув с губ выступившую кровь.
– Я не знаю, – медленно начал я, – на сколько локтей вокруг дома Лаурика это действует, но уж никак не меньше пяти сотен.
– Это?
– Ни волк, ни лиса, ни ястреб, ни какая другая хищная тварь не прольет крови в окрестностях этого дома. Да и не приблизится к нему настолько близко, если только Мудрый сам не прикажет ей этого. Это закон, понимаешь?!
Встав, Фрэнк вновь осторожно раздвинул кусты и несколько ударов сердца смотрел на происходящее на поляне.
– Значит, если ты ничего не путаешь, этот закон кто-то только что переписал. Тем более есть смысл обойти этого волка стороной. На всякий случай.
Так мы и поступили – прошли по заросшему папоротником оврагу, некогда бывшему дном весьма глубокой реки, и вышли к дому с востока. К тому моменту, когда мы выбрались из леса, прошло немало времени: нижний край солнечного шара уже скрывали кроны исполинских сосен, кольцом окружавших дом Мудрого. Насытившийся волк, судя по всему, давно ушел; о нем напоминали лишь следы, еле уловимый запах да мухи, роящиеся над основательно обглоданными костями косули.
У ворот в изгороди я остановился, сложив на груди руки.
– Ну а на этот раз что? – как всегда ехидно поинтересовался Фрэнк. – Какой закон на этот раз заставляет тебя торчать тут?
– Скорее традиция, – благодушно отозвался я. Сейчас я готов был снести еще и не такие колкости: пугающее чувство неуверенности, обуревавшее меня с утра, кажется, наконец покинуло мою душу. То ли шок, испытанный мною при виде волка, сыграл роль того клина, которым клин же и вышибают, то ли сам вид дома за невысоким плетнем, увитым плющом, подействовал успокаивающе – не знаю. Но сейчас я чувствовал, что пора неизвестности и нерешительности прошла. Сейчас, как всегда, на крыльцо выйдет смешной увалень Кольна, который проводит нас к Лаурику, который…
Последнюю свою мысль я озвучил Фрэнку и удостоился еще одного укоризненно-недоуменного взгляда.
– Трен, Кольна умер. Перерезал себе горло. Я же тебе рассказывал.
С этими словами Фрэнк бесцеремонно толкнул дверь – как всегда не запертую – и громко произнес, почти прокричал:
– Мы хотим видеть Лаурика, Мудрого Западного Предела!
– Не трудно это, – раздалось у нас за спиной.
Резко обернувшись, мы уставились на Мудрого, спокойно стоящего рядом с останками косули.