Звенья цепи
Шрифт:
– Да вижу! – бабка недобро сверкнула очами. – На сносях верно?
– Да, но не в этом дело.
– Как же не в этом, когда в этом! Проклятие в чреве носишь!
Светлана ахнула, подскочила на табурете. Непонимающим взглядом смотрела на старуху.
– Сядь! Никуда не денешься, – видно по глазам. Ты не беспокойся, вины там нет твоей. А вот о стремлении чудном, непонятном расскажи мне. Поведай бабушке тоску свою смертную. Но только после трапезы давайте. У меня вон Васька голодный сидит.
Мужчина, присевший на низкой скамеечке у порога, замотал головой, достал из-за голенища сапога оловянную ложку. Покрытое редкой растительностью лицо исказилось в радостной улыбке, морщины разгладились, и стал понятен примерный возраст Василия, – около семидесяти лет.
Бабка рогатым ухватом подцепила чугунок, поставила на стол. Несмотря на старость и кажущуюся немощь, на самом деле была вполне крепкой и работоспособной. Достала из шкафа четырехугольную бутылку с затейливой резьбой по бокам. Вытащила притертую стеклянную пробку, разлила по бокалам зеленоватое снадобье.
– Пейте, молодицы! Здоровья, – коротко кивнула и выпила. Василий последовал ее примеру.
Светлана с Ларисой долго принюхивались, не решаясь сделать глоток. Зелье пахло резко и приятно. Со дна поднимались редкие прозрачные пузырьки. Власьевна с улыбкой смотрела на них.
– Опасаетесь, девоньки? Это вино по старинному рецепту. Еще прабабушка готовила, мне завещала. Если раз в неделю его потреблять, до ста лет доживешь в здравии и веселье. А чаще нельзя, лихоманка сгубит быстро.
– А как же?.. – Светлана указала на свой живот.
– На пользу плоду твоему будет! Вы слушайте бабушку… – глаза старухи заблестели, заиграли искрой. Вообще показалось, будто помолодела она, годов тридцать сбросила.
Они посмотрели друг на друга и медленно выпили холодный освежающий напиток, лишь в конце задохнувшись от немалой хмельной крепости.
Бабка черпаком наложила в тарелки каши из чугуна, подала черный рассыпчатый хлеб.
– Ешьте ядрицу ячменную! Никакого мяса не надо. Вот где сила, вот где здоровье богатырское. Я ее конопляным маслицем приправила, да медом таежным для сладости.
Каша и впрямь оказалась вкусной и полезной. Легкие мягкие зерна сами собой таяли во рту. Голова чуть кружилась от выпитого вина, томное тепло разливалось по всему телу. За окном совсем стемнело, и Власьевна зажгла керосиновую лампу. Комната осветилась тусклым мерцающим светом.
– А у вас разве электричества нет? – Лариса с удивлением оглядывала бедную обстановку жилища.
– Было раньше, да отрезали, когда народ разъезжаться начал. Вокруг нас почитай на километр никого не осталось. Одни мы тут с Васей. Да мне что надо люди привозят. У меня все есть.
– А правда, что Вам сто лет?
– Сто восьмой пошел. Зажилась я на свете. А Господь не принимает. Чуда от меня, покаяния ждет…
– Ничего себе! А вы сможете нам помочь?
– Чего вам надобно, девицы-красавицы?
– Найти цветок полуночный! Место указать и проводить до него.
– Ишь чего захотели! – бабка поднялась, поставила на стол старый закопченный чайник. Налила в чашки ароматного чая, настоянного на лесных травах, посмотрела сердито и строго:
– Пейте! А про эту затею забудьте!
Светлана оцепенела от неожиданно резкого отрицательного ответа. Казалось, рушится последняя надежда, навсегда уходит и так призрачный шанс хоть как-то повлиять на роковую клятую судьбу. Она чувствовала, как замерло сердечное биение, угасающие блики пляшущего огня растворились в кромешной тьме, звуки отдалились и исчезли. Закатив глаза, девушка медленно и неуклюже сползла на пол. Лариса еле успела подхватить под руки, и они вместе с Василием опустили ее на низкую лавку, прислонили к стене.
– Ах, немощь ты городская, – Власьевна, зачерпнув ковш воды из ведра, с размаху плеснула в лицо Светлане. – Как барышня-дворянка в обморок свалилась!
– Зачем же так, бабушка? – Лариса хлопала племянницу по бледным щекам. – Разве можно?
– А вы как хотели? Задумали дерзкое, греховное сотворить, а я с вами церемониться должна?
– Да нет у нее другого выхода! Потому сюда и пришли, времени совсем не осталось! – Лариса с отчаянной мольбой смотрела на ведунью. – Помоги, Власьевна!
Светлана очнулась, зашевелилась, села прямо, удивленно оглядываясь по сторонам. Она не поняла, что произошло с ней. Но тут память вернулась, и вспомнилось все. Слезы полились ручьем, горькие рыдания сотрясали плечи. Лариса обняла, прижала к себе, шептала утешительные слова, с укоризной глядя на Власьевну.
– Ты на меня глазами-то не сверкай! Рассказывай, что случилось!
И тетка, успокаивая вконец расстроенную племянницу, тщательно подбирая слова, стараясь ничего не забыть и не пропустить, поведала бабке историю родового проклятья. Светлана тихо всхлипывала, временами вставляя уточняющие фразы. Василий безмолвно притаился в темном углу и оттуда влажными глазами смотрел на взволнованных женщин. Ведунья слушала внимательно, хмуря редкие седые брови и беспокойно мотая головой. Вдруг керосиновая лампа зачадила, замигала, язычок пламени запрыгал за стеклом и погас. Раздалось тихое шипение, комнату заволокло едким дымом. Все погрузилось в черноту, лишь окоем заслонки печи тлел малиновым контуром.
– Бесится чертовка! Знать не по нутру ей наша встреча, – пробурчала Власьевна, будто обрадовалась чему-то. Достала толстый свечной огарок и, открыв заслонку, от уголька зажгла фитилек. Стало светло и не страшно.
– Что это было, бабушка? – Светлана немного успокоилась, слезы высохли на щеках.
– Плутовка твоя бедокурит! Не хочет ничего менять, знак подает.
– Какой знак?
– Какой, какой? Конкретный и очевидный, вот какой. Это для меня сигнал…
Василий кинулся к старухе, стал что-то громко и жалобно мычать, показывая руками на испуганных женщин.