Звенья разорванной цепи
Шрифт:
Третий выстрел попал прямо в первый этаж дома. Затем произошло нечто невообразимое. Земля вздрогнула. Столб дыма и пламени со страшным грохотом поднялся к небу. Крепкое здание словно бы раскололось надвое. Тысячи осколков камня, дерева, железа полетели в разные стороны. Аржанова и Прокофьев в страхе легли, закрывая головы руками. Сверху на них посыпались листья и ветви деревьев, сорванные ужасной силой взрыва. Секунду, наверное, длилась тишина. Потом послышался вой, крик, визг, плач людей, насмерть испуганных, а также раненых и контуженых.
Надо ли говорить о том, что от схрона оружия и пороха, собранного террористами, осталась только глубокая яма. Над ней нависали жалкие обломки, некогда бывшие добротным строением. Куски обугленных деревянных балок, какие-то искореженные, перекрученные железяки, остатки человеческих тел усеивали пространство вокруг этого злополучного места. Черная копоть покрывала все предметы.
Теперь Аржанова, осторожно ступая по земле щегольскими офицерскими ботфортами, тростью переворачивала разные обломки и бесцельно бродила по пепелищу. Яма еще дымилась. Запах стоял просто отвратительный. Но разговаривать было не с кем. Заговорщики вместе с хозяином дома и его семьей обратились в прах. Соседний дом торговца кожей обрушился полностью, погребя под стенами и крышей своих обитателей. Один вопрос мучил Флору: какое количество пороха и как сумел припрятать здесь имам, коль детонация его вызвала такие разрушения?
Курская дворянка, испытывая немалое огорчение, собиралась обратиться за разъяснениями к лейтенанту Подыме. Что за снаряд он отправил из пушки в Алушту, желая в третий раз поразить противника? Ни о чем подобном она его не просила. Ей требовалась лишь артиллерийская поддержка, скорее направленная на устрашение, чем на полное истребление врагов.
Фрегат, поставив паруса, уходил на запад.
Офицеры, за ужином собравшись в кают-компании, живо обсуждали происшествие. Оно им понравилось. Российский императорский военно-морской флот в очередной раз явил чумазым аборигенам свою мощь и силу.
Польщенный всеобщим вниманием, молодой артиллерист ответил на вопрос княгини Мещерской с невинной улыбкой:
— Ах, Анастасия Петровна, ведь это — совершеннейшие пустяки. Всего лишь граната из полупудового единорога.
— Какая граната? — удивилась Аржанова.
— Обыкновенная. Полый чугунный шар диаметром 15 сантиметров, весом чуть более 8 килограмм, набитый порохом и с запальной трубкой. При соприкосновении с целью взрывается.
— Почему вы решили применить ее вместо ядра?
— Это — нововведение, и надо его опробовать, — убежденно произнес молодой офицер. — Вы сами видели единороги при перегрузке с пристани на фрегат. Между тем, инструкция гласит, что лучше всего при стрельбе из них использовать гранаты. Я использовал…
Флора в задумчивости размешивала сахар в чашке с горячим чаем, поданным ей слугой. В кают-компании стало тихо. Моряки в ожидании смотрели на знатную пассажирку.
— Да, испытание состоялось, — наконец сказала она. — Пожалуй, при возвращении в Севастополь я буду ходатайствовать перед контр-адмиралом Ушаковым о вашем награждении.
— Премного благодарен, ваше сиятельство, — поклонился лейтенант княгине Мещерской.
Она и впрямь, действуя как частное лицо, подала командующему севастопольской эскадрой краткую записку, в коей сообщила, что повеление Ее Императорского Величества относительно фисташки туполистной исполнено, плоды, листья, фрагменты ствола и корневища собраны. При этом Флора отметила усердие к службе, проявленное экипажем «Святого Амвросия Медиоланского» и особенно — лейтенантом Подымой. По чистой случайности батарея правого борта фрегата сделала три выстрела. На окраине Алушты оказались полностью разрушенными два дома. Но, как известно, научно-ботанические экспедиции без издержек никогда не обходятся.
Начальству в Санкт-Петербург курская дворянка отправила более реалистический и подробный рапорт. Она признавала удачно выполненной лишь первую часть задания: схрон с оружием и порохом, вероятно, крупнейший на Южном побережье, уничтожен. Однако по не зависящим от нее обстоятельствам погибли все боевики, находившиеся на этой базе, не найдено никаких документов и вещественных доказательств, указывающих на способ доставки опасного груза из Турции. Не захвачены также и пленные, показания которых могли бы продвинуть контр-террористическую работу дальше.
Статс-секретарь царицы, действительный статский советник Турчанинов, ответил Флоре не сердито, а благодушно. Теперь, к концу лета 1789 года, стало совершенно ясно, что турецкий флот не готов к проведению крупной десантной операции и османские войска на побережье Крыма высажены не будут. Армия султана Селима Третьего увязла в боевых действиях довольно далеко от Черного моря, на молдавских равнинах, пересекаемых реками Бырлад, Путна, Рымник и Сирет. Там ей противостоят австрийцы, наши союзники в войне. Недавно, 21 июля сего года, два отряда: генерал-поручика Суворова с семью тысячами солдат и принца Кобурга с десятью тысячами — объединившись, нанесли у города Фокшаны поражение тридцатитысячному корпусу под командованием трехбунчужного паши Шариф-Хассана. В бою погибли только четыреста русских и австрийцев, но — полторы тысячи османов. Турки бежали с поля битвы, бросив 12 орудий и свой богатый лагерь. С этой победой Турчанинов и поздравлял Анастасию. Впрочем, последнее предложение в его письме заставило Аржанову задуматься. Действительный статский советник сообщал о новом проекте, который занимает сейчас государыню, и спрашивал, не забыла ли Флора немецкий язык, изученный ею с опытным преподавателем в 1781 году, перед поездкой в Вену.
Не выпуская этого послания из рук, курская дворянка подошла к небольшому книжному шкафу в своем кабинете. Там за стеклом темнели корешки книг, которые она перечитывала постоянно. Во-первых, это были тома «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусства и ремесел», изданные французскими учеными Жаком Д’Аламбером и Дени Дидро. Во-вторых, сочинения господина Мольера. Его пьеса «Мизантроп», малоизвестная в России, неожиданно приобрела большое значение для проведения операции «Секрет чертежника». Флора до сих пор помнила наизусть некоторые монологи Селимены, возлюбленной Мизантропа, роль которой она репетировала в любительском спектакле французской колонии в Стамбуле, но так и не сыграла на сцене. Рядом с этими книгами стояли русско-французские и франко-русские словари, два учебника грамматики и стостраничный справочник по спряжению глаголов.
На полке под ними стояли немецкие издания. Роман Иоганна Вольфганга Гете «Страдания молодого Вертера» потеснил недавно купленный труд философа Иммануила Канта «Критика чистого разума», но Анастасия не осилила его и до середины. Логические построения ученого из Кенигсберга оказались слишком сложными для ее ума, скорее практичного, чем абстрактно-отвлеченного. Однако словари, сборники грамматических упражнений, переплетенные в кожу тетради с записями уроков Курта Мюллера, страшного педанта, занимавшегося с Флорой по поручению секретной канцелярии Ее Величества, — все это она бережно хранила.