Звенья разорванной цепи
Шрифт:
Но майор прошел мимо него. За десять домов от трактира имелось другое заведение подобного рода, гораздо меньше и уютней — пивная Греты Эберхард, уроженки Вены. Цены у нее отличались в лучшую сторону от трактирных, а пиво — особой густотой и крепостью. Кроме того, Клебека как истинного ценителя женской красоты привлекала сама хозяйка. По обыкновению она же и пребывала за стойкой, с разными шутками-прибаутками отпуская посетителям пиво, вино, немудреную закуску вроде соленых сухариков, запеченного картофеля и моравских колбасок.
Первый приступ этой крепости бравый майор
Леонард удивился: как может простолюдинка отказать дворянину, если он обратил на нее внимание? Командир батальона решил применить обходный маневр. Улучив момент, когда трактирщица собирала грязные кружки на столах, он подошел к ней сзади, обнял и руками сжал ее груди. В ответ он получил не по-женски сильную пощечину. Более того, небритый хромой мужик в потертой жилетке, починявший разломанный стул, вдруг очутился рядом с ним и, поигрывая молотком, спросил, что угодно господину офицеру.
Этот вопрос не понравился майору. Да и молоток был тяжелый, с длинной ручкой. Холодные голубые глаза мужика смотрели на него с прищуром, точно прицеливаясь. Клебек счел за благо отступить на исходные позиции и более тщательно подготовиться к новому штурму. Для этого требовалась разведка. Леонард стал регулярно посещать заведение Греты. Она как ни в чем не бывало улыбалась постоянному посетителю. Заказывал он обычно одну рюмку вина или одну кружку пива и не покидал наблюдательного пункта до вечера.
Вскоре картина прояснилась.
В пивную часто заходили местные жители, офицеры его собственного батальона, а также и чиновники Министерства иностранных дел. С одним из них — канцеляристом Кропачеком — Грету явно связывали какие-то особые отношения. Он обедал здесь каждый день, и ему подавали не только моравские колбаски, порядком осточертевшие майору, но и другие блюда, в меню заведения не состоявшие: суп, жаркое, компот.
Майор не раз видел, как Кропачек вместе с Гретой поднимался прямо из зала по винтовой деревянной лестнице на второй этаж. Очевидно, там и происходило то, в чем прелестная трактирщица отказывала командиру батальона. Потому он негодовал, как может негодовать человек гордый и оскорбленный до глубины души.
Между тем жил канцелярист в лагере австрийского батальона в отдельной палатке, рано вставал и отправлялся на службу, возвращался с нее всегда часов в пять-шесть вечера. Он не пил, не курил, не буянил. Он ни на йоту не отступал от военного распорядка, с майором держался подчеркнуто уважительно, с другими офицерами разговаривал мало. Короче говоря, прицепиться тут было абсолютно не к чему.
В конце концов, Клебек, имея в виду его неказистую внешность и привычки мелкого чиновника, предположил, будто Кропачек и Грета Эберхард могут быть просто родственниками. Никаких сердечных чувств они на людях не проявляли, всегда разговаривали ровно, порой — даже слишком деловито, словно их объединяла какая-то тайна. О тайнах трактирщиков Леонард догадывался: они обсчитывают клиентов, разбавляют пиво, подают вчерашние блюда как свежие, приготовленные десять минут назад.
У него оставался единственный путь — ухаживать за дамой сердца изо дня в день, настойчиво и нагло. В сущности, караулить ее, подобно охотнику, сидящему в засаде на редкого зверя. Рано или поздно, но она расслабится, допустит ошибку, совершит опрометчивый шаг. Он будет рядом и немедленно воспользуется этим. Где это произойдет, майор пока не знал. Может быть, в пивной, может быть, за ее пределами. Рейхенбах — поселение немаленькое. Его окружают поля и зеленая роща, сквозь которую, звеня по камням, пробивается ручей.
Леонард Клебек еще увидит Грету обнаженной, растерянной, беспрекословно подчиняющейся желаниям мужчины. Все бабы таковы. Господь Бог создал их для одной роли: зачатия, вынашивания и рождения детей. Вот что крепко сидит у них в голове. Все остальное — лукавые домыслы философов, особенно расплодившихся в XVIII столетии. Кто-то даже назвал его «веком Просвещения». Женщинам просвещение приносит только вред. Потому майор с удовольствием поставил бы мерзкого щелкопера к стенке и отдал своим солдатам приказ: «П-ли!»…
Флора про себя решила, что период адаптации в Рейхенбахе они прошли быстро и успешно.
Действительно, прибыв в деревню почти одновременно с австрийским батальоном и делегацией МИДа, команда Аржановой сумела арендовать подходящий двухэтажный дом недалеко от базарной площади и переоборудовать первый этаж под пивной зал. За один день Николай, сержант Ермилов и Якоб-Георг фон Рейнеке, не погнушавшийся черной работой, сколотили стойку и подставки для бочек. Многое, естественно, они привезли с собой, ибо краткосрочные курсы, пройденные у толстяка Иоханнеса в «Menschen guten Willes», принесли Анастасии пользу.
Уж так случилось, что пруссаки заняли деревенский трактир, который почему-то назывался «Гнутая подкова». Во избежание ссор, драк и прочих столкновений между непримиримыми противниками руководитель австрийской делегации Готлиб Шпильманн рекомендовал своим подчиненным посещать только пивную Греты Эберхард. Правда, в ней бывало тесновато, особенно — во второй половине дня. Но это неудобство искупала красота и приветливость хозяйки, а также — отличное чешское пиво, вкус которого не шел ни в какое сравнение с местным.
Заведение они закрывали в девятом часу вечера, когда на улице темнело. Затем садились на кухне тесным кружком, чтобы выпить чаю. Рисковали сильно: наглухо закрыв двери и ставни на окнах, вполголоса обсуждали по-русски события минувшего дня. Николай и Якоб-Георг обычно разъезжали по окрестным селам якобы для закупки провизии, но на самом деле — для разведки. Сержант Ермилов в качестве вышибалы наблюдал за посетителями и охранял пивную. Глафира суетилась на кухне, управляя нанятыми кухаркой и посудомойкой. Они рассказывали друг другу обо всем увиденном и услышанном в пивной, вокруг нее, в Рейхенбахе, на ближайших дорогах.