Зверь и скрипка
Шрифт:
На балконе соседнего дома, скрываясь за листьями дикого винограда, потрясенно слушала музыку дочь бургомистра - Мария. Мелодия была нежная, светлая и печальная. Щемило сердце, ужасно хотелось плакать. Но девушка сдерживалась, сжимая губы и шмыгая носом.
Она безумно стеснялась себя перед всем миром, стеснялась своего бледного лица, слишком большого лба, - вообщем, девушка действительно была не красавицей, но вовсе и не такой уродиной, какой сама представлялась себе.
А скрипач играл и играл. Гостинщик же ныл, стоя рядом:
– Прошу же!.. Пожалуйте в мои апартаменты! Превосходная кухня!
– Тише, папаша, тише!
– вполголоса урезонивал его Снегирь.
– Лучшие номера!
– назойливо рекламировал хозяин гостиницы.
– Не постели - сплошной пух!
– Нет-нет!
– уже не на шутку запротестовал Снегирь: он отчетливо помнил предостережение старой цыганки.
– Нам надо идти. Все, что можно было получить в вашем городе - мы получили сполна!
– Не отпущу!
– испуганно воскликнул Гостинщик, ещё крепче прижимая к груди тяжелую корзинку.
– Если я чем и обидел - готов извиниться!.. Ужасный характер! Нервная работа!
Шквал аплодисментов заглушил его слова, когда смычок с последним звуком взмыл и опустился.
– Пойдем отсюда!
– шепнул ему Снегирь.
– И как можно скорее!
– Что-то случилось?..
– рассеянно спросил его скрипач, продолжая раскланиваться и дарить улыбки во все стороны.
– Здесь нельзя оставаться, - шептал Снегирь.
– Плохой город!
– Я бы так не сказал о городе, в котором возможно подобное чудо, ответил Антон, с поклоном принимая протянутый ему букет первых весенних цветов.
– Смотри, как нас принимают. Честно говоря, я бы дал ещё один концерт!.. Кроме того, я устал и ужасно хочу есть!
– Шампиньоны в китайском соусе, телятина под виноградным маринадом и мадера из подвалов моего прадедушки!
– искушал Гостинщик, прислушиваясь к их разговору.
Рядом с ними на миг появился ещё один один тип, такой же молчун, что и первый. Покрутился и - пропал... Только на голове у этого был черный цилиндр.
– Но ведь ты сам привел меня в этот город, - напомнил Антон Снегирю.
– Я все перепутал, - торопливо соврал тот.
– И дорогу, и место.
– Нас не перепутаешь ни с кем!
– запротестовал Гостинщик, вновь бесцеременно встревая в разговор.
– "Вот - Бог, вот - порог" - лучшее место в мире!
– И, обернувшись к окнам гостиницы, крикнул торчащим в них слугам и поварятам: - Эй, там! Два самых аппетитных завтрака и лучший номер в нашем заведении!
– Мы остаемся!
– решительно сказал Антон.
– Не вижу причин для волнений.
Снегирь промолчал.
– Ну, хотя бы на день, - попросил скрипач.
– Поедим, отоспимся, а вечером в путь!
– Кто же уходит в дорогу на ночь?
– заметил, обомлевший от счастья, Гостинщик.
– Переночуете, а уж утром - счастливого пути!
– Еще один ваш совет, папаша, - ответил ему, кипя от негодования, Снегирь, - и мы найдем другую гостиницу!
– А другой в городе нет!
– тот радостно хихикнул.
– Спасибо за помощь!
– окончил разговор Снегирь и, отобрав у оторопевшего Гостинщика корзину, пересыпал монеты в тулью свой широкополой шляпы.
Глава пятая.
Когда скрипичная музыка смолкла, дочь бургомистра вернулась с балкона в свою комнату.
Мария рассеянно полистала журнал мод, бесцельно походила из угла в угол и с тоской подошла к зеркальному трюмо.
То, что она увидела в зеркале, заставило её на миг отшатнуться, затем зажмуриться, потом широко раскрыть глаза и на этот раз вплотную приблизиться к своему отражению.
Это была она - и не она: голубоватая бледность кожи теперь приобрела благородный оттенок, тонкие линии носа даже самые придирчивые критики назвали бы аристократическими. Высокое чело, нежные, чуть подрагивающие губы. Вместо стеснения и угловатости подростка - женственность.
Мария испуганно и недоверчиво провела рукой по лицу - девушка в зеркале повторила те же движения. Без сомнения, это - она! Такой Мария видела себя только во сне, только в мечтах! И вдруг - наяву! И прекрасные глаза её стали ещё прекрасней.
"Неужели это я?" - улыбнулась она себе.
– Да, это - я!
– рассмеялась Мария счастливым тихим смехом.
– Конечно же, это - я!
– расхохоталась она до слез.
– Ах, это - я!..
– И закружилась по комнате.
А когда сердце уже готово было выпрыгнуть наружу, Мария остановилась, отдышалась, заглянула напоследок в зеркало и заспешила на площадь.
У гостиницы горожане до хрипоты спорили о том, ЧТО это было в конце концов?! Одни говорили: сказочный сон, другие утверждали: волшебный спектакль, третьи уверяли: мировой гипноз. Старушки крестились, шепча о конце света. Но большинству было все равно: лишь бы из-за этой новоиспеченной весны не стало вдруг хуже. Необычайное явление так поразило жителей города, что они не заметили бургомистра, появившегося в толпе.
Это был располневший невысокого роста человек, лет за сорок, с гладковыбритым лицом. Мешки под глазами свидетельствовали то ли о болезни почек, то ли о чрезмерной любви к застолью. Его насупленный взгляд, говоривший, казалось, об угрюмости или жестокости, на самом деле был обманчив - бургомистр, или как его называли за глаза "отец города" был, как ни странно, человеком веселым и добродушным. Лишь должность, на которой он находился, требовала от него всей строгости и собранности, поэтому большинство горожан, не зная бургомистра близко, считали его грозой всего города, а его именем пугали детей.
Рядом с ним почти всегда находились два крепких коренастых молодца по имени Белый и Черный, что соответствовало цвету их цилиндров на голове. (Они уже появлялись по-очереди, когда играл Антон). Это были тайные агенты городской власти, хотя ни для кого это давно уже не было секретом. Все, что бы ни случилось в городе и его окрестностях, в любом доме и на любой улице, с каждым жителем или животным, днем или ночью, - тут же передавалось в Ратушу устным или письменным доносом. Говорили охранники редко, чаще молчали, а если и открывали рот, то не утруждали себя длинными фразами. В основном, употребляли два междометия: "у-уу" и "угуу". Они-то и привели на площадь "отца города".