Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз

Бирюк В.

Ну, не её же на дыбу вывешивают!

Нормальный здоровый эгоизм светской дамы. Так им и надо, дурням долгогривым.

Казнь и мои игры с отрубленной головой Феди Ростовского - её потрясли. А новость о приходе во Всеволжск Изяслава с дружиной - нешуточно испугала.

– - Он за мной идёт?! Андрей велел меня в Боголюбово привезть?!

– - Не знаю.

– - Ты ж меня ему не выдашь?! С Всеволжска выдачи нет - сам говорил! Тебе лжа заборонена!

– - Что говорил - помню. Сослужишь службу - не выдам.

Удивительная женщина. Даже пребывая в немалом страхе,

она мгновенно уловила, что мне от неё что-то нужно. И принялась торговаться:

– - Ванечка, миленький, сослужу! Конечно! Что ни пожелаешь! А ты за то - три моих желания исполнишь. По рукам?

Изображаемая ею шаловливая улыбка намекала на область жизнедеятельности, из которой последуют её "хотелки". Но я-то "тётушку" уже знаю.

– - Нет.

– - Ну как "нет"?! Ну почему "нет"?! Мы с тобой, чай, не чужие люди. Ты ж меня тётушкой кличешь. Иль тебе жалко? Иль боишься, что не осилишь?

Вот же... манипуляторша.

Ни сил, ни времени у меня не было. Счёт шёл уже на часы. Ещё куча дел не сделана, люди не расставлены, возможные варианты не обеспечены...

– - Ладно. Исполню.

Она радостно всплеснула руками, попыталась кинуться мне на шею. Довольная, начала загибать пальцы.

– - Значится так. Перво-наперво... Хочу с сыночком своим, с Изяславом повидаться. Тайно, чтобы гридни его, от Андрея даденные, не прознали, не схватили да не потащили. Уж я первенцу-то своему по-рассказываю! Про дела его папашки, Андрей свет Юрьевича. Уж Андрюшка-то потом наплачется, пескариком по сковородке наскачется...

Меня такое желание поразило. Потрясло своей... неразумностью.

Софья рассматривала своих детей, как продолжение самой себя. Даже мысль о том, что Изяслав - взрослый парень, что у него есть собственная голова, что он может в конфликте между родителями взять сторону отца...

– - Гос-споди, Ванечка! Да что ты выдумываешь! Я ж его вот такусенького... он же весь из меня!

Что тот шести-восьми фунтовый кусок мяса бледно-синюшного цвета с головёнкой домиком, беззвучно открывавший ротик, вырос в самостоятельного взрослого человека. Со своими мозгами, представлениями, целями и ценностями... Нет, умом она понимает. Но не всерьёз. Это игра такая. А на самом деле... дитятко бестолковое. В пелёнки дует, пузыри пускает, ручонки бессмысленные тянет. Это давно было?
– Да какое ж давно?! Я ж как вчера помню!

Послушный инструмент для создания проблем мужу, не - "человек разумный".

– - Уймись, Софочка. Сперва - служба, потом - хотелки твои. Слушай внимательно.

Она, весьма довольная тем, что заставила меня принять на себя обязательства, принялась изображать "добровольное и добросовестное сотрудничество". Сосредоточенно, как примерная школьница, старающаяся не пропустить ни одного слова при объяснении важного урока, хмурила брови, то поджимала, то выпячивала губы. Выражая полное внимание и понимание поставленной задачи. Прямо - первая отличница в средней школе.

Кажется, моё поручение - обслужить Сухана - её несколько удивило. Но не сильно взволновало. Опыт "трудоустройства" в плену у литваков после "сожжения Москвы" да и вообще... Не смертельно. Подробностей и смыслов я ей не разъяснял:

– - Сухан придёт за тобой. Отведёт куда захочет. Скажет - как. А ты уж расстарайся. С этими... ну, с чуйвствами жаркими. Крики там, стоны, охи-ахи... Не ублажишь мертвяка моего - уговора не было.

Это было одно из самых тонких мест в сценарии приёма княжича. Требовалась чёткая синхронизация. При том, что нужные моменты времени могли быть предварительно определены только приблизительно. Отчего приведя Изяслава в свой "театр", мне пришлось обегать избу. Чтобы скрытно от зрителя подать Сухану сигнал: в зале - аншлаг, подымайте занавес.

Премьера удалась. Зритель убыл впечатлённый. Теперь бенефициантка требует оговоренный гонорар.

"Долг - платежом красен" - русская народная мудрость.

В этот раз "платёж" и вправду вышел... несколько красным.

...

Ни казнь епископа, ни стремительно прошедшие приход и уход Изяслава, не означали наступления покоя. Наоборот, за эти недели накопилось куча дел, которые требовали моего внимания. Многое решали приказные головы. Но и мне доставалось.

Наконец, я выпихнул из балагана очередную партию собеседников и, сладко потянувшись, поманив за собой Сухана и прихватив рванувшегося следом Алу, потопал в баньку.

Софочка млела в парилке. Чуть прикрытая простынкой, густо намазанная какими-то сильно ароматическими маслами, она выглядела совершенно довольной. Отхлебнула из принесённой мною кружки пивка, шумно отфыркнула пену, мотнула головой, указывая подбородком, насмешливо спросила:

– - Чего, племянничек, уже и не встаёт? Поистаскался, бедненький. Беречь себя надо. А то раз - и п-ш-ш...

Она старательно строила из себя "весёлую дурочку".

"Чем старательнее женщина изображает дуру, тем более злобной стервой она является" - международная мужская мудрость.

– - И не говори. Такая жизнь пошла - никакой радости. Ты чего шею замотала?

– - А... ошейник твой. В парилке жарко - печь начинает. Это, стало быть, будет моё второе желание. А с первым ты меня обманул. Изяслав-то ушёл, поговорить с ним - не дал. Нехорошо, племянничек, тётушку обманывать. Как же так? Ай-яй-яй. Клялся-божился...

– - Ну-ну. Не торопись. Сними-ка тряпку. Мда... Так я и думал. Иди-ка сюда, к окошку.

– - Да чего там? Ой, больно!

– - Чирей. Шею надо чаще мыть. Ложись-ка на лавку.

Приветливо, как родному, по-улыбавшись вошедшему в парилку голому Сухану, Софочка, отнюдь не смущаясь своей наготы, немного стриптизнула, увлекательно покачав верхом и покрутив низом, улеглась животом на лавку, свободно раскинулась, старательно изображая полноту неги на довольно узкой и короткой лавочке, поёрзала, и томно спросила:

– - Ну. И чего теперь будет? А, мальчики?

– - Лечить тебя буду. Дай-ка ручки. И вторую.

Неторопливо свёл кисти её рук под лавкой, так, чтобы ножки не позволили вывести их вперёд, защёлкнул наручники. Она не сразу среагировала, я успел накинуть браслет второй пары на её лодыжку.