Зверь на престоле, или правда о царстве Петра Великого
Шрифт:
«Теперь время удобное: у султана три больших войска ратуют в Венгрии с императором… у турок и татар была война с немцами…» [135, с. 192].
А потому:
«В начале 1695 года он приказал объявить поход… Государство имело в распоряжении сто двадцать тысяч войска, кроме малороссийских полков» [51, с. 625].
«Шкипера[то есть Петра — А.М] должна была прельщать мысль, что Азов был ключ к Азовскому морю. Хотели оплошать турок, напасть
Переводим этот примилейший историко-пиетический каламбурчик: «оплошать» и «напасть нечаянно» — значит незаметно подкрасться и подло ударить в спину.
В поход с Петром отправилось:
«…войско нового строя, полки: Преображенский, Семеновский, Бутырский и Лефортов… всего 31 000…» [125, с. 510].
И без ернического куража, что и понятно, не обошлось и здесь:
«…бомбардирскую роту вел бомбардир Петр Алексеев»[125, с. 511].
Настроение в петровской жандармской команде было отменным:
««Шутили под Кожуховым, а теперь под Азов играть идем», — писал бомбардир в Архангельск к Апраксину» [125, с. 511].
«…Петр и под Азов отправился развлекаться» [14, с. 72].
Но вот наткнулись на первое препятствие: путь лодкам преграждала перекинутая через реку цепь, охраняемая двумя каланчами. И вот, интересный момент, с самого же начала военных действий все эти якобы выученные Петром воевать его личные воинские формирования куда-то вдруг из поля зрения исчезают. На горизонте же появляются до того даже и в войсках не числящиеся донские казаки:
«Кликнули клич по охотниках из донских казаков — кто пойдет на каланчу? Каждому обещано по 10 рублей. Казаки взяли одну каланчу… ночью турки, сидевшие в другой каланче, ушли из нее, покинув свои пушки, утром казаки заняли каланчу» [125, с. 512].
А в то же самое время:
«Шереметев и Мазепа взяли приступом… Кази-Кермень и Таган…» [125, с. 513].
У Шереметева в подчинении имелась так называемая «старая дворянская конница», а у Мазепы, что и естественно, — малоросские казаки. То есть и вновь: ни о каких победах бутафорских солдат Петра нет и малого намека.
А вот теперь сведения уже и о них:
«Петр I, подойдя к турецкой крепости Азов с гарнизоном не более 5000 человек, осадил ее и 5 августа попытался взять штурмом, но потерпел неудачу…» [2, с. 293–294].
Так что даже астрономическое численное преимущество успеха потешной армии Петра так и не принесло, так как войском, по большому счету, оно вовсе и не являлось.
В этом пришлось убедиться достаточно быстро:
«…при атаке татарской конницы «на русский пехотный Швартов полк» иноземный командир приказал всему полку стрелять сразу» [119, с. 195].
Последствия не заставили себя долго ждать:
«Татары смяли солдат и, как «овец погнали» в свою землю вместе с полковником» [119, с. 195].
На таком уровне в те времена находилась хваленая западноевропейская военная наука. Другое дело — мы сами:
«Подобных промашек стрелецкая пехота не допускала за всю историю своего существования» [119, с. 195].
Но модная закордонного образца пехота Петра такой казус допустила после первого же соприкосновения с настоящим неприятелем, обнажив на тот день свой слишком низкий уровень в военном отношении. Потому Петру, располагающему исключительно подобного рода эрзац-воинскими жандармского покроя формированиями европеоидного типа, пришлось и отсюда срочно ретироваться:
«2 октября русские сняли осаду и отступили» [2, с. 294].
Так как же «историкам» соврать позабористее? Почему же все-таки «отступили»?
Примерно так:
«Петр затаил страх, тот же страх, как в памятную ночь бегства в Троицу…
…Петру жутко было взваливать на одного себя такое важное решение: молод еще был и смолоду пуган» [135, с. 191–192].
И это в двадцать три-то года молод?! А Александр Невский в свои девятнадцать, когда наголову разгромил своим малым отрядом полчища вторгшихся шведов, глубоким стариком уже что ли был?!
Так ведь Карлу, насмерть перепугавшему его под Нарвой, еще не было и девятнадцати!
Но Петр еще и не единожды, бежал…
Зря Софья, в свое время, побоялась сразиться с этой тридцатитысячной аника-«армией», умеющей воевать, как теперь выясняется, только лишь с мирным населением. Ведь она способна выполнять, в лучшем случае, лишь полицейские функции. Да и то: когда вдесятером против одного. И при первой же возможности кидается в бега от шестикратно уступающей ему армии не только каких-либо европейцев, но даже от турок!
Однако ж вся эта армада, многократно превышающая количество засевших в крепости солдат неприятеля, после внезапного бегства Петра поддалась паническому настроению своего предводителя и почти поголовно была вырезана турками, кинувшимися в погоню за беглецами. И слишком немногим из пришедших тогда с Петром представителей его жандармских формирований довелось тогда унести ноги:
«…всего треть осталась от армии» [135, с. 215].
Большего позора в войнах России именно с турками просто не бывало ни до, ни после Петра! Именно мы всегда били их, несмотря на просто подавляющее своей численностью превосходство врага, доходящее и до 1: 5, и даже до 1: 20 не в нашу пользу!
«Вообще во время войн XVIII–XIX вв. соотношение сил одного русского солдата против 10 персидских или турецких солдат русское командование считало нормальным для ведения сражения. Недостаток сил компенсировался храбростью и умением русского воина» [154, с. 203].
Но Петр, имея шестикратное преимущество, бежал…
Однако ж битому снова неймется. И после первой неудачной попытки была предпринята вторая. Для этого устроена корабельная верфь в Воронеже.
После длительной подготовки потешные части Петра вместе с вышедшим из потешного же Плещеевского теперь уже Воронежским флотом выступили под Азов.