Зверь по имени Кот
Шрифт:
«Не нужно… — Ксана была совершенно опустошенной, выжатой как лимон. — Мне все понятно. Пуля в лоб — и все дела. Я вас ненавижу!».
«И это пройдет. Со временем все проходит — и эмоции, и молодость, и сама жизнь. К тому же, мы теперь напарники. Ты будешь прикрывать мою спину, а я — твою. Так что, как там говорил кот Леопольд: „Ребята, давайте жить дружно“. Мы с тобой, Ксанка, сработаемся. Еще как сработаемся. Ты очень талантлива. Да вот беда, родилась ты слишком поздно. Жить бы тебе во времена Марии Медичи… М-да…»
С мыслями о неизвестной ей Марии Медичи сильно расстроенная Ксана и уснула. Ей очень хотелось поплакать, но слезы
После памятного разговора с Генрихом Ивановичем она немало прочитала книг про эту коварную королеву — интриганку. И в конечном итоге решила, что ей не очень хотелось бы жить во Франции в 17 веке. Даже при королевском дворе. Он был слишком грязен, гораздо грязнее, чем ее коммунальная квартира. В коммуналке хоть душ есть. А если учесть, что в 17 веке даже в версальском дворце галантные дамы и кавалеры отправляли естественные надобности прямо в коридорах… Бр-р!..
Ксана легла в постель и приказала себе уснуть. Завтра ей предстоял поединок с Колодиным, а ничто так не успокаивает нервную систему как крепкий здоровый сон. Ксана никогда не позволяла себе недооценивать «клиентов». И любая ликвидация была для нее своего рода соревнованием. Только призом в этих соревнованиях была человеческая жизнь. И не факт, что жизнь «клиента»…
Глава 14
ТИНГ
«Кто эти люди? Что им от меня нужно? Как они смогли так быстро меня найти?» Эти вопросы не давал Тингу покоя. Они возникали и до приезда в Припять, но тогда он был каким-то заторможенным и его интересовали только поиски работы, что позволяло ему просто выжить. Еда и крыша над головой все это время были для Тинга самой главной, насущной проблемой.
Но Чернобыльская зона словно сняла пелену с его глаз, перевернула все внутри. А схватка с тремя незнакомцами разбудила какие-то потаенные силы, доселе упрятанные за семью замками. Казалось, что организм Тинга подключился к неизвестному источнику питания и за считанные дни полностью обновился.
Теперь Тинг чувствовал каждую клеточку своего организма. Энергия переполняла его; временами она готова была порвать вены и артерии и вырваться наружу. Тело стало удивительно легким и пластичным, а мышцы налились большой силой. Ноги легко и упруго несли его сухое мускулистое тело, а глаза, казалось, заглядывали за горизонт.
Иногда Тингу даже чудилось, что он понимает язык животных. Да что животных! Оказывается, и деревья, и вообще все живое и неживое имеет свой язык. Тинг слышал эти разговоры, но пока не мог понять их смысла. Хотя иногда это ему и удавалось, но больше на уровне наития.
Весь окружающий его мир полнился голосами. Они даже ночью не давали Тингу покоя. И тогда, чтобы уснуть, он усилием воли отключал на некоторое время сознание. Это было похоже на погружение в бездонный омут. Только Тинг продолжал дышать, но уже пропуская через легкие (они словно в одночасье стали жабрами) не воздух, а жидкость, в которой присутствовало сильнодействующее снотворное.
И только прошлое все еще оставалось белым пятном, зоной безмолвия. Если бы не фотография родителей и фрагментарные воспоминания последних дней перед эвакуацией из Припяти, Тинг вполне мог согласиться с предположением, что он родился в пробирке.
Об этом достижении науки не раз заводили разговоры строители, особенно Миколай Павлович. Это была его больная тема. У него имелся ребенок, но приемный, так как жена по какой-то причине не могла рожать. Она долго лечилась от бесплодия, но все было бесполезно. И Миколай Павлович поставил себе цель заработать достаточно денег, чтобы обратиться за помощью в этом вопросе к докторам. Ему очень хотелось иметь сына, продолжателя рода.
Постепенно в сознании Тинга выкристаллизовался главный вопрос — в порядке очередности — «Как они меня находят? С помощью чего?» Ему нужно было избавиться от назойливых преследователей.
Тинг начал анализировать свои действия с того момента, когда его на шоссе остановили милиционеры. Где он находился до того, как оказался в чистом поле (словно с Луны свалился), про то Тинг даже не стал думать. Все равно это было бесполезно.
Но вот все дальнейшие события постепенно начали складываться в некую логически выстроенную версию. Скорее всего, решил Тинг, он носил на себе пассивный радиомаяк. С помощью этого миниатюрного «жучка» его и находили.
«Все это верно, — думал он. — Но ведь в Припяти на мне была новая одежда. Все старье я оставил, когда уходил из бригады строителей. Да и что там было оставлять — рваная роба и совсем прохудившиеся ботинки. Тогда я ничего не могу понять… А может, меня ищут из космоса, при помощи спутника? Нет, нет, это бред воспаленного воображения! Кто я такой, чтобы ради меня использовать столь дорогостоящее удовольствие, как поиск при помощи космических технологий».
Оставалось еще одно предположение. Но оно было не менее невероятным, чем первое. В него хирургическим путем вживили «закладку». По идее, это возможно (опять из глубин подсознания всплыли детали подобной операции; где-то, когда-то он видел что-то подобное — или наяву, или в кино).
Тинг разделся догола и ощупал каждый доступный ему квадратный сантиметр своего тела. Увы, все это оказалось пустой затеей. Возможно, «жучок» был в нем или где-то сзади, на спине, — куда трудно достать рукой — или чересчур глубоко, а не под самой кожей.
Немного подумав, Тинг махнул рукой на все свои будничные дела (он как раз присмотрел в брошенном селе вполне приличный небольшой домик и наводил там порядок) и отправился в райцентр — чтобы пройти рентгеновское обследование.
В селе, которое облюбовал Тинг, проживали одиннадцать человек — три деда и восемь бабуль весьма преклонного возраста; некоторым было за восемьдесят, но основную массу аборигенов составляли семидесятилетние. Село не отключили от электричества, и у всех стариков были телевизоры — у кого старый, а у кого и новый, с жидкокристаллическим экраном: дети привезли. Совсем одиноких насчитывалось всего четверо.
Раз в неделю местная администрация предоставляла старикам автобус, который возил их в ближайший к Чернобыльской зоне город — на базар. Этот же автобус обычно отряжали и для того, чтобы свозить их в церковь на крупные православные праздники. И дети стариков, и начальство уже смирились с тем, что они пожелали умереть на той земле, где родились.
Все эти сведения — о селе и его жителях — Тинг узнал от словоохотливого дедка, с которым познакомился в кафе райцентра. Дед, воодушевленный стаканом портвейна, с таким азартом и так красочно расписывал природу в самом селе и вокруг него, что Тинг не выдержал искуса и решил лично удостовериться в россказнях своего пьяненького собеседника.