Зверь в тени
Шрифт:
– Я знаю.
– Джером допросил Анта и Рикки, – продолжил отец, проигнорировав мой ответ. А может, я ничего не сказала, только подумала, что сказала. – Они клянутся, что не знают ничего. Рикки утверждает, что не видел Бренду после того, как она заехала к тебе на работу в субботу. Ант говорит, что видел ее утром в субботу. Похоже на правду…
Я передернула плечом; отец либо не почувствовал, либо ему было все равно.
– Они согласились на полиграф, с одобрения родителей. И оба его прошли. – Отец отстранился от меня, вытер тыльной стороной кисти рот. – Мне так жаль,
– А что Эд? – спросила я. – Что он говорит?
– Мы не можем его найти. – Отец потряс головой так, словно не мог поверить в такую неудачу. – Мы действительно облажались.
С этим мы просидели пару минут. Ощутив покалывание в пальцах, я вытянула руки. Потом хрустнула челюстью, но так и не смогла выдавить ни звука.
– Она была задушена. – Взгляд отца остекленел.
И эти слова пробили брешь в моем защитном скафандре. Я попыталась ее залатать, но скафандр затрещал по швам и стал расползаться на части.
– Бренда? – почему-то решил уточнить мозг.
– Да, – кивнул отец. – Но никаких следов борьбы на ее теле нет. Джером считает, что преступников было двое; один держал ее за руки, а другой душил.
Я моргнула. Раз. Другой. Перед глазами встали ноги Бренды в нейлоновых чулках, потом колючая юбка – такая отстойная, как будто ее достали со дна коробки на дворовой распродаже.
– Для чего они ее переодели?
– Что?
– Бренда была в чужой одежде. У нее таких вещей никогда не было. Зачем они надели их на нее?
Отец выглянул в окно и снова перевел взгляд на меня:
– Откуда ты знаешь, что это не ее вещи?
– Знаю. У Бренды не было такой одежды.
Губы отца напряглись; они едва шевелились, когда он выдал:
– Может быть, ты не настолько хорошо знаешь своих друзей, как полагаешь.
В груди зажегся сигнальный огонек. Я не знала, что он там есть.
Щелчок. Шипение.
Эти слова должны были обескуражить меня, привести в замешательство: мой собственный отец заявил, что я ошибалась насчет тех людей, которых любила. Но они возымели обратное действие. Они меня завели. Это я-то не знала своих подруг? Возможно, я не знала всего, чем они занимались и с кем. Но я знала, какими людьми они были.
Я знала их сердца.
Я позволила разгореться этому внутреннему огню, но тихо. Я еще не была готова его демонстрировать.
– А Морин тоже задушили? – холодно уточнила я.
Отец странно хмыкнул и встал:
– Давай не будем об этом, Хизер. Пускай Морин лежит, упокоенная в земле.
Я вскинула глаза на отца – на моего сильного отца, красивого, как Кеннеди, хоть и не такого знаменитого. И впервые разглядела его, увидела настоящего. Огонь, который он разжег во мне своим внезапным плачем, заполыхал. Я почти чуяла его запах, слышала пощелкивание язычков пламени. Это было приятно и пугающе одновременно. Но и слишком тяжело. Мне надо было куда-то уйти, пока он не сжег все дотла – и хорошее, и плохое.
Я встала, слегка покачнулась:
– Пойду прогуляюсь.
– На улице очень жарко.
– В тоннелях, – пробормотала я, уже устремившись к подвалу.
Я все еще не высвободилась до конца из плена старых шор, ждала, что папа меня остановит, скажет, что там опасно, что лучше нам забрать Джуни, побыть дома всем вместе – как крепкая, сплачивающаяся в тяжелые моменты семья.
Но отец налил себе выпить.
Меня даже слегка отпустило оттого, что мы перестали притворяться.
Спустилась в подвал, схватила фонарик и открыла дверь. Холод, повеявший из тоннеля, был как блаженный поцелуй. «В какую сторону пойти?» – заколебалась я. А потом поняла: лишь один человек мог принести мне облегчение.
Ант.
И я побрела к его дому. Приложила ухо к двери его подвала. Ничего. А затем мне почудился какой-то звук за ложной дверью напротив, в нише. Как будто кто-то скребся или скоблил чем-то по полу. Но это разыгралось воображение.
Я развернулась и пошла домой.
А огонь внутри еще горел, не потухший.
Глава 46
– Что ты делаешь?
Резко крутанувшись, Джуни отскочила от моей кровати, над которой еще секунду назад нагибалась, засунув руку по локоть между матрасом и пружинным остовом, а сейчас спрятала эту руку за спиной. Джуни никогда не заходила в мою комнату без меня. Хотя… Она же заходила к отцу в кабинет!
Может быть, она прокрадывалась повсюду.
– Покажи, – потребовала я; прохлада тоннелей подействовала на меня отрезвляюще.
Потупив глаза, сестра вытянула вперед кулачок, разжала его, и я увидела коричневый стеклянный пузырек с желтой наклейкой.
– У меня голова разболелась, – попыталась оправдаться Джуни.
Пол начал уходить у меня из-под ног; побоявшись упасть, я ухватилась за дверной косяк. В пузырьке из-под анальгетика лежали таблетки, которые я стащила у миссис Хансен. Если бы сестра их приняла…
– Отдай его мне.
Джуни безропотно вернул пузырек.
– Извини. Я не нашла аспирин в аптечке.
– И поэтому решила заглянуть под мой матрас?
На лице сестренки отразилось огорчение.
– Я искала везде. У меня болит голова. Я переела мороженого у Либби.
– Когда они тебя привезли? – поинтересовалась я, проводив Джуни в ванную.
– Минут десять назад. Папа в кабинете. Он сказал его не беспокоить. И я пришла сюда. А тебя не было.
– И ты заглянула под мой матрас, – повторила я. Открыв аптечку, я взяла пузырек с жевательными таблетками и протянула Джуни.
Мне хотелось, чтобы она призналась в том, что искала мой дневник. Но сестра лишь взяла пузырек с аспирином, высыпала себе в ладошку пару таблеток и молча положила их в рот.
Мой рот увлажнился, как бывало всякий раз, когда я представляла этот привкус – кисловатый, как у апельсинов. Может быть, такой же вкус имели и таблетки анальгетика, и потому их жевал Эд. Может, они не были настолько горькими, как сказал мне отец. Внезапно мне так сильно захотелось увидеть маму, что даже дыхание перехватило. Я поняла, что мне не важно, в какой она форме, не важно, что прошло столько лет с тех пор, как она по-матерински заботилась обо мне. Я нуждалась в ней. Сейчас.