Зверь в тени

Лури Джесс

– Спасибо, мама. – Я попятилась к двери. – Спагетти с тефтельками на ужин пойдут?

– Мы их ели два дня назад, – прошипела мать, наблюдая прищуренными глазами за моим отступлением. Ей не нравилось, когда с ней отказывались вступить в сражение.

– Ты права, – проговорила я мягким, покорным голосом. – Мне следовало это помнить.

Я не забыла, что готовила два дня назад. А еще понимала, что смогла бы всю оставшуюся жизнь прожить без тарелки спагетти. Зато Джуни их любила, и они с отцом часто напевали эту глупую песенку «Мы разделаемся со спагетти», накручивая на свои вилки длинные нитевидные макароны. Так что мне пришлось приспосабливаться.

–

Да, следовало, – сердито буркнула мать. – Ты такая забывчивая, ненадежная девочка.

Ноги поднесли меня уже почти к самой двери. Не отворачиваясь от матери, я протянула пальцы к ручке; уголки губ изогнулись в улыбке:

– Мы можем съесть замороженные обеды. Папа принес их целый набор. Каждый выберет на свой вкус, а я разогрею.

– Прекрасная идея, – отозвалась мама; ее агрессия вмиг улетучилась, глаза устремились к задвинутым оконным шторам, рука с сигаретой опустилась в опасной близости от постельного покрывала. – Я сегодня чувствую себя не очень хорошо; возможно, даже не спущусь на ужин.

– Папе приятно, когда ты приходишь, – сказала я. – Мы все этому радуемся.

Угадать, как поведет себя за столом мать и будет ли нам по-настоящему приятно ее общество, было невозможно. Но когда мама бывала в настроении, она сверкала как алмаз. Правда, на моей памяти в последний раз она озаряла собой комнату несколько лет назад, до злополучного несчастья со мной. Они с отцом принимали гостей, и мать буквально лучилась обаянием, а гости покатывались со смеху, пока она с живым, искрометным юмором рассказывала им об унижении, пережитом во сне, в котором она разгуливала по «Городу покупателей Зайре» голышом, с одними бигуди на голове. Все мужчины в гостиной лыбились, не сводя с нее глаз. И даже женщины не могли удержаться от хихиканья. Мама была чудесной рассказчицей.

Быть может, мы могли бы устроить одну из таких грандиозных вечеринок еще раз, скажи я матери, что приготовлю еду. Приготовление пищи и так уже легло на меня. Никто меня об этом не просил, это вышло само собой. И один раз наготовить еды для кучи народа, наверное, не составило бы особого труда. В продуктовом отделе «Зайре», где теперь мы все работали – и я, и Клод, и Рикки, – как раз для таких вечеринок продавались открытки с рецептами из «Поваренной книги Бетти Крокер». Я могла бы купить несколько, воспользовавшись своей дисконтной картой сотрудника.

Впервые с той минуты, как я вошла в родительскую спальню, меня охватило приятное возбуждение. Мать не дала мне четкого ответа, придет она на ужин или нет. Хуже того, ее сигарета уже догорела до самых пальцев. Попытка отобрать окурок была авантюрной. Но я настолько воодушевилась, вообразив вечеринку, что решила рискнуть.

Сдав без боя отвоеванное пространство, я поспешила обратно к кровати. Напевая про себя, выудила тлевшую сигарету из щелки между кончиками маминых пальцев и раздавила ее в переполненной пепельнице. А потом, поддавшись порыву, убрала с лица матери пряди и ласково поцеловала ее в лоб. Прошло уже несколько дней с тех пор, как мама принимала душ. «Надо бы набрать для нее ванну, – подумалось мне, – ванну с лепестками роз». Наши розовые кусты все еще утопали в цветках. Они пахли свежестью неба. И всякий раз, готовя горячую ванну для мамы, я прыскала в воду ее любимое миндальное масло и рассыпала по ней лепестки, как конфетти. Потому что лишь в такую ванну мне удавалось уговорить ее залезть. Иногда она даже просила меня остаться в ванной комнате и поговорить с ней – как в прежние добрые времена.

– Я люблю тебя, – произнесла я, выходя из спальни.

Я не ожидала ответа и потому не обиделась, когда его не услышала.

***

На кухонном столе выстроились рядком четыре замороженных обеда «Свенсон». Я выбрала их, исходя из предпочтений каждого члена нашей семьи: «Рыбу с картофелем фри» для мамы, хотя и сомневалась в том, что она выйдет из спальни; «Стейк по-солсберийски» для отца, любимый Джуни «Полинезийский стиль» с апельсиновым кексом к чаю и единственный оставшийся вариант – «Сосиски с фасолью» – для себя (вовсе не такой плохой, как могло бы показаться по названию). Я ждала, пока духовка разогреется, когда мое внимание привлек звук в подвале. Я подошла к лестнице и заглянула вниз, в темноту. Звук больше не повторился. «Должно быть, померещилось», – решила я.

И стала раскрывать коробку с «Рыбой и картошкой фри». Но тут зазвонил телефон: за тремя долгими гудками последовал один короткий, а это значило, что звонили нам. Я слышала, что в больших городах уже избавились от абонентских линий коллективного пользования; живи мы в таком городе и затрезвонь телефон, было бы сразу понятно – звонят кому-то из нашей семьи. Но в Пэнтауне такого еще не было.

Схватив со стены золотисто-желтую трубку и примостив ее у себя на плече, я вызволила из коробки контейнер с рыбой и фри. В самом большом отделении лежали два треугольника светло-коричневой рыбы, припорошенной инеем. Самое маленькое углубление заполняли рифленые ломтики картофеля. Больше в контейнере ничего не было, никакого десерта или овощей. Только рыба и картофель.

– Алло? – проговорила я в трубку.

– Ты одна?

Это была Бренда. Я скосила взгляд в коридор. Джуни еще не вышла из своей комнаты, а мать, скорей всего, снова заснула.

– Да, – ответила я. – Что случилось?

– Я знаю, что ты можешь подарить мне на день рожденья.

Мое лицо скривила усмешка. Бренда делала такие звонки каждый август, где-то за неделю до своего дня рожденья. И всегда выдумывала что-нибудь совершенно недоступное. Например, свиданку с Шоном Кэссиди или красные кожаные сапоги, которые мы увидели на ногах Нэнси Синатры в повторном выпуске телешоу Эда Салливана.

Я взялась за коробку со стейком по-солсберийски.

– Что?

– Ты можешь пойти со мной на вечеринку, которую устраивает в пятницу Рикки. После выступления на ярмарке.

Улыбка слетела с моего лица.

– А ну, немедленно прекрати это, – сказала Бренда, как будто разглядела его выражение.

– Рикки – балбес и бездельник, – парировала я.

И это было правдой. Даже до того, как он начал тусить с Эдом, Рикки стал странным. За прошедший год он пропускал школу чаще, чем посещал. А еще он перестал ходить в церковь. Никто из нас, детей Пэнтауна, не горел желанием ходить на службы в церковь Святого Патрика, но мы это делали. Все, за исключением Рикки.

– Да, так и есть, – согласилась со мной Бренда. – Но у него есть ключ от хижины какого-то приятеля, около каменоломни. Там наверняка будет весело.

– И когда он тебе об этом сказал? – спросила я.

И услышала в собственном голосе подозрительный тон матери. Мне не понравилась зависть, заскребшаяся в груди. Сначала Морин начала флиртовать с «чертовски сексапильным» Эдом, теперь Бренду пригласил на вечеринку Рикки… без меня. И не важно, что я не горела желанием туда пойти. Просто мне тоже хотелось получить приглашение – настоящее, а не из вторых рук, пусть и подруги.