Зверь
Шрифт:
Повернув голову в сторону Пауэлла, я поняла, что он не смотрел на сцену, все это время он наблюдал за мной. По моей спине прокатилась волна мурашек.
– Каждый год жертвую, – ответил он.
Я попыталась вспомнить, где в квартире Макса видела его хоккейные трофеи, но так и не смогла вспомнить такого места, потому что его не было.
– В твоей квартире нет ничего, что связывало бы тебя с хоккеем, – сказала я.
– А должно было быть?
– Да. Где медали, первая клюшка, первая шайба и первая экипировка? Где все твои награды?
–
– Как ты можешь так просто расставаться с этим? Ты первый хоккеист, который не выставляет свои трофеи в квартире. – Я не была удивлена, скорее, восхищена и мне было интересно понять эту часть Зверя. Майк ни за что не отдал бы хоть одну из своих памятных хоккейных вещей.
– Я люблю то, чем занимаюсь, но не боготворю все это барахло.
– Барахло? Это же твои достижения!
Он взглянул на меня так, словно я многого в этой жизни не понимала.
– Ты не права. Это просто вещи.
– А как же память?
– Память в моей голове. И если кусок полирезины спасет хотя бы одну маленькую жизнь, то значит, я делаю все правильно.
А у него, кажется, есть сердце. И не просто сердце, а очень большое сердце.
На экране над сценой появился ролик. Показывали больницы, благодарных родителей, детей, которым удалось помочь. Следующий кадр – интервью с врачом, который рассказывал о том, как важно поддерживать фонд помощи онкологическим больным. Что система здравоохранения США неидеальна, что многим не покрыть страховкой счета за лечение.
Я вздрогнула, чувствуя, как что-то теплое накрыло мое колено. Машинально повернулась в сторону Зверя, но увидела лишь, как он смотрит на экран. Тогда я заглянула под стол, а сделать это было не так-то просто, ведь все скрывала черная скатерть. Я легко приподняла ткань и обомлела, замечая его руку на своей ноге.
Глава 19
Перри
Его ладонь была большой и теплой, тыльную сторону украшали крупные вены, а чуть выше располагались наручные часы.
Я выпрямилась и откинулась на спинку сиденья, попутно поправляя слои своей пышной юбки и скатерть, чтобы никто не мог заметить этого.
– Твоя рука, Макс.
– Что с ней? – он спросил, словно не понимал о чем идет речь.
– Она не там, где ей полагается быть, – тихо ответила я, замирая от волнения и трепета в моей груди.
«Просто убери руку, убери руку», – повторяла я себе и облегченно выдохнула, когда он сказал:
– Ты права. Она не там, где ей полагается быть.
Его ладонь стала медленно подниматься выше, пока не остановилась на моем бедре.
Я задохнулась. Мои ноги были скрещены под столом, и я сжала их еще сильнее, потому что почувствовала горячие приливы между бедер. Живот налился тяжестью. Я сложила руки на столе, словно прилежная ученица школы и прикусила губу. Краем глаза взглянула на
– Макс, перестань! – попросила я, дергая ногой и неловко оглядываясь по сторонам. К счастью, никто не мог увидеть, что именно его рука делала под столом.
– Я ничего не делаю, – отмахнулся он.
Моя очередная попытка скинуть его руку со своей ноги была провальной, он крепко стиснул мое бедро, заставляя мое сердце зайтись в сумасшедшем танце.
Иисус, Мария и Иосиф. Он воспринял мои попытки вырваться как вызов и переместил свою руку еще чуть выше.
– Макс, – умоляла я, сама не понимая, хочу остановить Зверя или побудить к действию.
– Мм?
Я пыталась вразумить его, одним взглядом заставить отступить и перестать играть со мной. Но все было тщетно. В его глазах танцевали бесята, он откровенно веселился, такого Пауэлла я не знала.
Господи, да я никакого не знала. До этого дня я думала, что он не способен на подобные игры, он же камень.
– Я слышу, как прерывисто ты дышишь, контролируешь себя, чтобы не выдать нас, это так сильно возбуждает меня, Утконосик, – шепнул Зверь мне на ухо.
Мой взгляд упал на его ширинку, которая и без того выдающаяся, увеличилась в размерах.
Это добром не кончится: нас либо заметят, либо я умру от борющихся во мне стыда и удовольствия.
– Я очень щедрый жертвователь, в прошлом году я отдал свою первую шайбу, понимаешь? Ту, которой играл еще в юниорах, – тараторил Басс блондинке рядом с ним, они не обращали внимания на экран и не обращали внимания на нас.
– Моя семья всегда спонсировала всевозможные фонды, мы любим благотворительность, – отозвалась она. – А вы, мистер Пауэлл?
Максу пришлось немного придвинуться к столу и закрыть меня собой, чтобы никому из присутствующих не было видно, где именно находится его рука. Господи, хорошо, что наш столик стоял чуть в отдалении, в зале было темно, а у стульев были очень широкие спинки, а еще эти скатерти. Все играло на руку чертовому Пауэллу!
– О чем вы? – спросил он.
Рука Макса легла между моих ног и погладила кружевную ткань. Боже, я была такой мокрой, что мои щеки моментально окрасились в цвет стыда, но Пауэлла это не смущало.
– Вы одобряете благотворительность? – спросила блондинка с серьезным выражением лица.
Я прикусила щеки и старалась дышать тише, глядя на МакРобинсон или МакДевидсон, понятия не имею, как ее зовут, мой мозг покинули абсолютно все мысли.
Макс задумался, а пальцы его, дразняще надавливали на пульсирующую точку под кружевом.
– Да. Я помогаю всем нуждающимся. Если кому-то нужно подать руку помощи, то я это делаю. – В этот момент Зверь пробрался в мои трусики и коснулся горячего, влажного и жаждущего нутра. Я не выдержала и прикрыла лицо рукой, подавляя всхлип, а бедра рефлекторно развела чуть шире.