Звереныш
Шрифт:
– Нет, я друг Светика, – отчеканил Анатолий и с удовольствием увидел, как учительница смутилась. – Я удовлетворил ваше любопытство?
– Вполне, – она покраснела. Ей стало так неудобно за свою бестактность, что она отвела глаза в сторону и залилась густым румянцем. – Так что вы от меня хотите?
– Помощи, – ответил Анатолий. _ Не мне, мальчику. Приглядитесь к нему внимательнее, не давите на него. А лучше всего оставьте его хотя бы на время в покое. Давайте посмотрим, как он сам будет справляться со своим окружением. А мы …
– Согласна, – кивнула она, – только я не знаю… смогу ли я вам помочь…
– Пока сделайте то, о чем я вас прошу, – сказал Анатолий, – а там посмотрим.
Они обменялись номерами телефонов и рспрощиалсь.
«Не педагог, а девчонка, – насмешливо подумал Анатолий.– Ее саму еще учить да учить, а она…»
– Ну, как? – Голос охранника вывел Анатолия из задумчивости.
– Что как? А-а-а… – проятнул он и махнул рукой. – Молодая, конечно…
– То-то и оно, – улсшыла он за спиной. – Молодая…
Анатолий никак не мог понять, понравилась она ему или нет. По сравнению с Дашкой учительница была просто серой мышкой. Рядом с такой пройдешь – и не заметишь. Он бы и внимания на нее при других обстоятельствах не обратил, а теперь телефон дал, ее номер взял… Общаться придется. Он был доволен, что теперь учительница не будет жаловаться на Светика матери, будет меньше довлеть над Светиком и держать его в курсе дел. Светик будет ему благодарен. А Татьяна… ей ничего этого не нужно знать.
Анатолия распирало от гордости, словно он сделал нетто такое, чо не под силу кому-нибудь другому. Он почти оущал себя героем. По лицу его блуждала самодовольная улыбка, и он совсем забыл про «больной зуб».
– Не болит больше? – Спросили его сослуживцы, увидев его расплывшуюся физиономию.
– Что не болит? – Удивился Анатолий.
– Так зуб же!
– А, да… не болит уже, – спохватился Анатолий. – Вырвали зуб!– И он притворно дотронулся до щеки.
Больше всех его визитом остался доволен Светик. Татьяне ничего не сказали, и она постепенно успокоилась: сын учился не хуже других, а забот и хлопот с двумя ребятишками у нее хватало.
– Не пристает теперь, – довольно сообщил Светик, – и мать не вызывает.
«Она теперь ко мне пристает, – подумал Анатолий, вспомнив, что учительница частенько позванивает ему и сообщает во всех подробностях, как дела его воспитанника. Она не оказала на него никакого впечатления и даже стала надоедать ему своей педагогической помощью, но урезонить ее у него не хватало смелости. И она продолжала звонить ему по нескольку раз в неделю. – Серая мышка, констатировал он, а еще и зануда!».
Анатолий же Серафиме Константиновне понравился. Она сразу же подметила его спортивную фигуру, темную шевелюру и приятный баритон. Здесь, среди женского коллектива, найти
– Надо же, – удивлялись они, – бывает же такое! Тут своих то и дело бросают, а он с чужим нанчится! Не перевелись, значит, настоящие мужики еще! И не теряйся, Серафима, приглядись к нему, принарядись, чем черт не шутит. Может, это судьба твоя. У нас здесь ловить нечего!
Серафима краснела, но в душе соглашалась со своими коллегами и к каждому приходу Анатолия наряжалась, как на праздник.
Приходил он нечасто, но в каждый свой приход отмечал Серафимины изменения. Пытался делать ей неуклюжие комплименты, от которых краснела не только она, но и он сам. Как-то незаметно они перешли на «ты» . И к удивлению Анатолия, он понемногу стал забывать свою красавицу Дашу.
С Татьяной же он старался и вовсе не встречаться. Он жалел и боялся ее. Жалел, потому что ей было трудно и одиноко, и он видел это. А боялся, потому что знал, что понравился ей, и мог из жалости нечаянно уступить ей и дать повод к чему-то серьезному. Сашкину мораль он не признавал, и потому никакие уговоры Светика не имели успеха.
Несколько раз Татьяна, крадучись, подходила к их скамейке, прислушивалась к разговору, но ни разу не услышала, чтоб Анатолий упомянул ее хотя бы лучайно. Ночью она бессильно плакала в подушку и никак не могла придумать способа заманить его к себе. Положительное влияние Анатолия сказывалось во всем. Светик учился хорошо, стал более общительным и учительница уже не вызывала ее в школу и не склоняла Светика на родительских собраниях. Но как только Татьяна начинала расспрашивать сына о том, что они говорили на своей секретной лавочке, он вновь замыкался и убегал, не желая матери врать и сказать правду.
Первый год учебы пролетел для Светика незаметно. В каникулы они с Анатолием хоили по музеям и театрам, и Светик был переполнен впечатлениями и валом информации, обрушившейся на него за этот год. Иногда он рассказывал Кешке и матери про то, что он видел, и тогда в Татьяне поднималась новая буря чувств, которые она всеми силами старалась скрыть.
Подросший Кешка частенько не давал брату покоя, увязывался за ним и начинал громко реветь, когда Светик давал от него деру. Брать в свою компанию этого малыша не входило в планы ни Анатоли, ни самого Светика.
– Ничего, – утешала Татьяна младшего, – скоро каникулы. Оба на дачу поедите, там он у меня не отвертится. Как миленьий будет с тобой сидеть. Тут Анатолий с ним, а там его не будет. Так что…
Угроза матери подействовала на Светика удручающе. Его отношения с младшим братом так и не сложились,и стать на даче его нянькой совсем не входило в его планы. О том же, чтобы расстаться с Анатолием на все лето, не могло быть и речи.
– А я его попрошу, и он приедет к нам на дачу, – с вызовом крикнул Светик. – Сама сиди со своим Кешкой! Не буду нянькой, смеяться станут!..