Звери малой земли
Шрифт:
Когда они уже собирались покинуть ателье, вновь зазвенел колокольчик, и в заведение зашла пара офицеров в японской форме.
– Приветствую вас, господа, – провозгласил фотограф, переходя на японский. – Ваши фотографии готовы.
Госпожа Серебро поспешила покинуть фотоателье, утаскивая за собой Луну. Офицеры проводили поспешный отъезд дам долгим взглядом.
– А вот и фотокарточки. Все получилось безупречно. Надеюсь, что вы их оцените, майор Хаяси, – сказал фотограф, протягивая конверт офицерам. Владельцу ателье пришлось лично взять на себя съемку японцев. Больше некому было ими заняться. Единственный фотограф-японец
Майор Хаяси едва взглянул на фотографии. Вместо этого он спросил:
– Кто были те две женщины?
– Давняя подруга с дочерью, – нервно ответил фотограф, поглядывая поверх плеча Хаяси на сопровождающего майора человека, который, несмотря на униформу японского офицера, несомненно, был корейцем.
– Ваше благородие, дозвольте доложить: это была известная куртизанка. Ее зовут Серебро. Считается первой красавицей Пхеньяна, – сообщил кореец на безукоризненном японском. И с жаром, который подобные случайные встречи вызывают даже в самых холодных головах, он добавил: – Многие годы не видел ее, но узнал с первого взгляда.
Луна была изрядно раздосадована тем, что госпожа Серебро предпочла отправить за готовыми фотографиями Валуна, а не дозволить дочери вновь выехать за пределы дома. Первая поездка ее весьма приободрила, да и ей всегда нравились новые зрелища. Но превыше всего глубоко в душе Луну взволновал взгляд, которым ее наградили офицеры. От такого взора хотелось нарядиться в лучшие одежды и колесить по городку весь день напролет. Луна хихикнула, представляя себе, как она такими разъездами совсем замучает бедного рикшу. А потом ей подумалось, что она больше не хочет спать в одной комнате с матерью, и от этой мысли она ощутила чувство вины. Ведь она прекрасно знала, как любила ее мать.
Вскоре стало так жарко, что обитательницы усадьбы предпочитали спать на прохладном деревянном полу крытой террасы. Луна ухватилась за эту возможность и, ссылаясь на духоту, присоединилась к остальным. Женщины и девочки сложили постели в один большой настил на полу. Чтобы отвадить от себя комаров, они жгли полынь, дававшую при горении сладковатый аромат. Клубочки дыма тонкой змейкой устремлялись вверх, в непроглядную небесную тьму. Особенно рады смене обстановки были ученицы помладше, которые перешептывались между собой до утра. Они лежали рядком, напоминая нитку неожиданно разболтавшегося жемчуга.
Как раз в одну из этих ночей Луна позвала сестру:
– Эй, Лилия! Ужас как хочется чего-то холодненького. На кухне есть арбуз. Принесешь мне?
– С какой такой стати? Я тебе в горничные не записывалась, – пробурчала Лилия из своего укромного местечка как можно дальше от сестры.
– Какая же ты негодница! Потому что я старшая. Дуй прямо сейчас. А то маме расскажу.
Предчувствуя очередную пустую склоку между Лилией и Луной, Яшма быстро вскочила на ноги.
– Давайте я схожу, – предложила она, уже надевая обувь. На кухню она пошла окольным путем, по заднему двору. Арбуз она обнаружила в деревянной кадке, наполненной холодной водой. Кухарка так сохраняла его в прохладе всю ночь. Уложив арбуз на разделочную доску, Яшма, вооружившись ножом, какое-то время примеривалась к плоду, чувствуя себя палачом, присматривающимся к голове жертвы. Девочку охватило странное чувство тревоги.
Яшма приставила острие ножа к темно-зеленой коже арбуза и сильно
Покачиваясь, Яшма пошла обратно на террасу. Кусочки арбуза она уложила в корзинку, которую несла в правой руке. До нее донеслись обрывки разговора прежде, чем она увидела их. Незнакомые низкие голоса приглушенно говорили о чем-то на смеси корейского и японского. Когда Яшма завернула за угол, ее глазам предстали выстроившиеся в линию у постелей женщины и девочки в одном нижнем белье. Перед ними вдоль двора вышагивали четверо мужчин, за которыми семенила в тонком шелковом халате госпожа Серебро. Краем глаза Яшма заметила неподалеку Валуна и облегченно вздохнула.
– Это все девочки, которые учатся здесь у вас? – спросил кореец, одетый в гражданский костюм на западный манер.
– Да, – тихо подтвердила госпожа Серебро. Даже лунный свет не мог скрыть ее воспаленный взгляд. Яшма вспомнила о ноже, оставшемся на кухне, и медленно попятилась назад, но ее выдал легкий шелест песка под ногами. Офицер-кореец, словно сторожевой пес, немедленно дернул головой в ее сторону.
– Хотели спрятать от нас эту девчушку? – бросил он, ухватывая Яшму за плечи и ставя ее перед собой.
– Ну конечно же нет. Я даже не знала, что она отлучилась, – поспешила ответить госпожа Серебро.
Остальные трое мужчин были одеты в военную форму. Один из них вступил на террасу, как был, прямо в сапогах, и что-то сказал на японском офицеру в штатском.
– Известно ли вам, что все дома куртизанок, бордели и прочие заведения в обязательном порядке должны иметь лицензию и работать под присмотром властей? – сказал кореец.
– Этот дом открыл свои двери более века назад и передавался по наследству от матери к дочери, – проговорила госпожа Серебро. – Мы всегда уплачивали все подати и никогда не перечили традициям.
– Даже не пытайся разыгрывать перед нами комедию, шлюха. На твоем месте я бы осторожнее подбирал слова. Мне отлично известно, чем именно вы здесь занимаетесь, – рявкнул офицер, заставив госпожу замолчать. – На ваше счастье, майор Хаяси не прикрыл ваш притон. Пока что, – добавил он, кидая взгляд в сторону прохаживавшегося по террасе командира.
Мужчина с квадратной головой и крепкой шеей, от которой вот-вот норовил лопнуть ворот рубашки, показался Яшме похожим на быка, облаченного в шкуру пыльно-коричневого цвета. Хаяси медленно расхаживал взад и вперед по террасе, с неподдельным интересом присматриваясь к девочкам, которые стояли, уставившись в землю. Временами майор останавливался у какой-нибудь девочки, рукой приподнимал ей голову, всматривался в личико, поворачивая его то влево, то вправо, и затем продолжал досмотр. Наконец, Хаяси остановился перед Луной. Улыбнувшись, он что-то прокричал задорно на японском компаньонам, которые разразились в ответ громким гоготом.