Звери малой земли

Ким Чухе

Приняв решение, Луна одной ночью тихонечко выбралась из постели, чтобы не потревожить госпожу Серебро. На слабых тоненьких ногах, едва способных удерживать ее вес, Луна все же смогла добраться до кухни. Травы по-прежнему лежали в бронзовом котелке, припрятанном в углу. Луна нагрела воду в глиняном горшке, добавила травы и дождалась, пока плотный отвар не приобрел буровато-коричневый оттенок. В снадобье древесные ноты сочетались с привкусом желчи.

Луна вернулась в спальню, улеглась на циновку и подождала, пока подействует зелье. Месячные она пропустила всего один раз, но уже чувствовала, что в ее чреве возникло что-то угловато-острое, чего прежде там точно не было. Ее даже не удивило, что зародыш ощущался в животе мерзким гвоздем. Можно ли было ожидать чего-то другого от семени, исходившего от

такого мужчины, как майор? Воздух вокруг нее стал невыносимо горячим. А снадобье, вместо того чтобы выкорчевывать засевший в ней стержень, лишь заставляло его разрастаться, разрывая ее изнутри. Давно пробудившаяся мать уже сидела рядом, держа ее за руку и проверяя ей температуру. Луне так хотелось, чтобы дыру меж ее ног захлестнул поток крови. Но гвоздь крепко сидел в ней. Если бы она могла говорить в тот момент, то она бы взмолилась, чтобы кто-нибудь – без разницы кто – выскоблил из нее плод. Но она не могла выдавить из себя ни одного слова. Она провалилась в страшный кошмар.

Когда Луна пробудилась, вокруг нее уже вновь сгустились сумерки. Она пролежала в горячке весь день. Госпожа Серебро все так же сидела рядом. Мгла под очами явственно свидетельствовала, что она ни на секунду не сомкнула глаза.

– Ты слишком молода и наверняка не помнишь этого. Я тоже не хотела Лилию. Снадобье мне не помогло, – проговорила госпожа Серебро. – Всю беременность я была страшно зла на ребенка. И даже после того, как она родилась, я с трудом выносила ее присутствие. Но однажды, когда ей не было и двух месяцев, она вдруг взглянула мне прямо в глаза и улыбнулась. Улыбнулась, несмотря на то, что еще в утробе – я была в этом уверена – она ощутила, насколько я ее ненавижу. – Она замолчала, заметив, что Луна слишком тиха и напряжена для спящего человека.

– И тогда я крепко обняла это маленькое тельце, которое все еще было красным после пребывания во мне, и зарыдала так, будто хотела затопить весь мир слезами. Плакала и твердила, словно умалишенная: «Умоляю, прости меня». Я попыталась от нее избавиться, но ее душа отказывалась покинуть меня. Нас будто бы связали невидимой нитью. Судьба [18] – хитрая штука. Коли не суждено, то нет смысла цепляться за людей. Они тебя бросят, как бы ты ни старалась их удержать. Некоторые люди, которых любишь всем сердцем, могут в мгновение ока стать чуждыми тебе, если на то воля судьбы. А иногда, вопреки всему, люди будут привязаны к тебе навечно. Лилия и я… Линия судьбы, которая связывает нас, гораздо глубже и древнее, чем сама жизнь. Я на все готова ради Лилии. Так же как и для тебя. Вы обе мои дочери. А потому поверь мне, что сейчас ты не можешь понять свои ощущения. Понимание придет к тебе значительно позднее.

18

Здесь подразумевается многозначный корейский термин инён, имеющий в первую очередь коннотации судьбы и предопределенности как таковой.

Наперекор палящему солнцу и загустевшему от жары воздуху госпожа Серебро съездила на другой конец городка и отправила телеграмму в Сеул. Причины ее неотложного выезда стали очевидны, когда к их воротам подъехала гостья: куртизанка, не менее прекрасная, чем госпожа Серебро, но одетая в менее замысловатый и гораздо более дорогой наряд. Чернильно-черные волосы были уложены по западной моде: локоны обрамляли лоб и завитками спускались по затылку. Вместо шлепанцев из шелка и кожи с цветочной нашивкой она носила туфельки на каблуках с ремешками. На ней были изысканные шелковые чулки, которые обычно носили только белокожие женщины. Двоюродную сестру Серебра – а именно ею оказалась незнакомка – звали Едан, но друзья и поклонники предпочитали называть ее Дани. Ей предстояло забрать с собой в Сеул Луну, якобы для того, чтобы та могла начать жизнь с чистого листа. Истинная причина отъезда, впрочем, была всем очевидна: Хаяси не должен был прознать о положении девушки.

В Сеул должна была отправиться и Лилия, но она отказывалась от поездки, если ее ближайшей подруге не будет дозволено отправиться вместе с ней. Госпожа Серебро

уже оплатила проживание обеих дочерей, чтобы тем не пришлось, как было заведено, отрабатывать пребывание в доме старшей куртизанки. Однако Яшма и без того уже дорого обошлась ей, соответственно, перевод ее в Сеул представлялся проблемой не менее деликатного свойства. Дани все же согласилась взглянуть на девочку, которую вызвали на беседу сразу после ужина.

– Сколько тебе лет? – поинтересовалась Дани. Прекрасные и проницательные глаза осмотрели девочку сверху вниз, от макушки головы до подола юбки.

– Мне десять лет, госпожа, – мягко ответила Яшма, устремляя взгляд на алые губы Дани, которые совсем недавно покрыл свежий слой помады. Губы красили, конечно же, и госпожа Серебро, и другие куртизанки, но Дани была первой женщиной на памяти Яшмы, у которой макияж был не просто украшением носительницы, а сам по себе отдельным эффектом. Яркий цвет губ заставлял представлять, как Дани награждает собеседника ласками или – если она того хотела – звонкой пощечиной. Дани достала сигарету из эмалированного портсигара. Возложив сигарету в разомкнутые уста, дама одним плавным движением зажгла ее. Манеры и дикция Дани были безупречными, но вокруг нее витала, подобно парфюму, несколько вызывающая аура. Дани не подпадала ни под какую категорию людей. Она отличалась от любого другого человека. И это было ее самым привлекательным качеством.

– Дай-ка посмотрю на твои глаза, – сказала Дани, вынимая сигарету изо рта. Облачко белого дыма мягко обволокло ее губы, прежде чем раствориться в воздухе. Яшма подняла глаза и посмотрела в зрачки Дани, почти черные, если не считать золотисто-коричневые искорки.

– Она очень миленькая. К тому же весьма смышленая, – отметила госпожа Серебро. – Какое-то время не сможет работать в полную силу, но определенно пригодится вам.

Дани повернулась к родственнице. Даже в том, как она слегка наклонила голову вбок и отвела локоток назад, таилось томное изящество, подумала Яшма.

– Она выглядит прилежной ученицей, как ты утверждаешь. Глазки у нее недурные. Если уже совсем начистоту, вид у нее получше, чем у твоего цветочка, – заметила Дани безо всякого стеснения, будто бы Яшма не стояла перед ней.

– Да, Лилия не особенно похожа на меня, – проговорила госпожа Серебро, явно задетая за живое.

– Безусловно. А бедная Луна – как раз твоя вылитая копия. Эта девчушка не такая сногсшибательная красотка, как Луна, но, признаю, черты лица у нее приятные. Глаза, в которых угадывается ум, полные губки… И все же я, наверное, не возьму ее. Она какая-то слишком уж хрупкая на вид. Слабенькая. И я имею в виду не только в физическом плане. Все гораздо хуже: она совсем безликая. А ты же знаешь, насколько мне противны пресные пейзанки. – Дани сокрушенно покачала головой.

– Яшма вовсе даже не безликая! – воскликнула госпожа Серебро, бросая настойчивый взгляд на девочку, дабы подвигнуть ту проявить себя с наилучшей стороны. Негласный приказ не возымел желанного действия. Факт созерцания ее фигурки сразу двумя властными женщинами полностью сковал Яшму. В этот момент она была едва ли более одушевленной, чем каменный жернов.

– Сейчас тяжелые времена, сестрица. В деревнях совсем нет зерна. Каждую неделю я нахожу у себя на крыльце минимум пять девочек. Родители умоляют приютить их чад в обмен на в лучшем случае скромный мешочек риса. И некоторые из них, даже в грязных лохмотьях, выглядят гораздо более симпатичными, чем эта твоя Яшма. И я все равно всех отправляю восвояси. – Дани откинулась назад, скрещивая руки на груди, словно желая подвести черту под разговором.

– Яшма у нас самая лучшая в классе поэзии. Когда она зачитывает строфы классиков, кажется, будто поют иволги. И ты не видела, как она играет на дворе с подружками. Очаровательный ребенок, – попробовала продолжить наступление госпожа Серебро.

– Прости меня за эти слова, но мелкие проявления очарования как-то не особенно обнадеживают меня и не доказывают, что в ней есть хоть какое-то своеобразие. Охотно верю, что твое дитятко – просто зайчик за играми. Но одной бойкости мало. Вот у твоей младшей дочери куража на нескольких человек хватит! И пусть ей с внешностью не повезло, в этом-то она явно пошла в тебя… – Дани засмеялась. Лицо госпожи Серебро оставалось мрачным.