«Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага
Шрифт:
Это прежде всего означало — выбраться из обнаруженного русскими капонира. В обычной ситуации семисотсильный двигатель «Майбах» вытолкнул бы машину задним ходом, как пробку, и она на скорости ушла бы в запасное укрытие.
— Быстрее, — торопил он механика.
Но опытный механик-водитель видел, что быстро не получится. Выход из капонира преграждала воронка от другой мины. Чтобы ее преодолеть, требовалось время, хоть и небольшое. На полминуты «Пантера» с ее массой сорок пять тонн застыла на месте. Гусеницы бешено перемалывали бруствер воронки, медленно продвигая танк по аппарели —
Потерянные в бою полминуты — это много. Зачастую они становятся ценой жизни. «Тридцатьчетверка» младшего лейтенанта успела выстрелить, снаряд отрикошетил от брони и с воем ввинтился в небо. Новый удар замедлил движение «Пантеры», двигатель работал с перебоями.
Старший лейтенант Виктор Ерофеев уже многому научился от своего комбата. Упустить момент было нельзя. Он остановил самоходку и наводил гаубицу на смертельно опасную «кошку», уже готовую вырваться на простор.
Фугасный снаряд взорвался с недолетом немного правее машины. «Пантеру» в очередной раз встряхнуло, полетели оторванные листы броневого экрана, прикрывающего гусеницы, но это было мелочью. Машина выбралась из ловушки, но пятиметровый ствол орудия согнуло и вывернуло из гнезда.
Мощный танк, которых у обороняющихся было не так и много, перестал быть боевой единицей. Механик торопливо уводил поврежденную машину с оглушенным экипажем подальше от летящих снарядов. По дороге ее остановил патруль полевой жандармерии.
— Удираете? — насмешливо спросил фельдфебель с алюминиевой бляхой на груди.
Лейтенант с перевязанной головой высунулся из люка.
— Не видишь, что машина подбита?
— Все я вижу, — огрызнулся фельдфебель. — Танк исправный, только пушку согнуло. Снимайте пулеметы и оставляйте двух пулеметчиков. У нас их не хватает, а русские напирают. Не забудьте коробки с лентами выгрузить.
Спорить было бесполезно. После небольшой перепалки двое танкистов, взвалив на плечи пулеметы, направились к траншее.
Пехота, танки и самоходные установки торопились захватить эстакаду и прилегающие к ней железнодорожные пути.
Шаламов ввел в действие весь свой батальон (шестнадцать машин), охватывая цель с флангов. Его танки уже получили несколько попаданий, но продолжали атаку.
Зато не повезло лейтенанту Воробьеву. Самый молодой из командиров «зверобоев», он слишком торопился, забыв, что главное его оружие — шестидюймовая пушка-гаубица. От него требовалась меткая стрельба, а не молодецкий рывок вслед за танками.
— Лешка, стой! — пытался связаться с ним по рации Чистяков.
Капитан почти физически ощущал присутствие еще одной или двух «Пантер». Они наверняка ударят по своему главному врагу — «зверобоям».
Неизвестно, что случилось с рацией, но лейтенант Воробьев приостановился лишь на несколько секунд. Послал фугас под эстакаду, где прятались немецкие огневые точки, и снова рванул вперед, увлекая азартом атаки весь экипаж.
Увернуться от летящего в тебя снаряда «Пантеры» почти невозможно. Масса бронебойной болванки составляла всего шесть килограммов. Но разогнавшийся до скорости тысяча метров в секунду, светящийся малиновым жаром, снаряд с легкостью просадил броню самоходки.
Погиб механик-водитель, успевший крикнуть за секунду до своей смерти:
— Командир, «Пантера»!
Сам командир, Алексей Воробьев, с оторванной ногой, терял сознание и что-то бессвязно шептал. Успел выбраться через передний люк радист, с ужасом глядя на разорванное тело механика. Выскочил заряжающий, видя, что Воробьеву уже не помочь, а через короткое время загорелись массивные гильзы, наполненные артиллерийским порохом.
«Зверобой» горел вместе с тремя самоходчиками. Детонировали фугасные снаряды, выбив заднюю стенку рубки. Пламя скручивалось кольцами, исчезало, погашенное взрывной волной, и с новой силой гудело, сжигая боевую машину и людей.
Комбат Шаламов словно искал смерти, выскочив вперед. От снаряда «Пантеры» его спасли обломки эстакады, зато достал снаряд противотанковой пушки. Разметал гусеничные звенья на лобовой броне, пропахал глубокую борозду и отрикошетил.
— Ах ты, сучка!
Отчаянный майор возглавлял атаку, которую было уже не остановить. Кто же посмеет остановиться, если впереди сам комбат, трижды горевший, не щадивший в бою ни своих, ни чужих. Он был мастером таких тактических прорывов, чутко улавливая нужный момент для рывка.
Позади него крутилась на порванной гусенице подбитая, дымящаяся «тридцатьчетверка», а Шаламов удовлетворенно оглядел цепь несущихся машин. Поймал в прицел «гадюку» под эстакадой и точным выстрелом разнес ее 85-миллиметровым снарядом.
Чистяков, перескочив через рельсы, пытался не упустить вторую «Пантеру». Она исчезла за высокой насыпью, снова появилась и круто развернулась, выбросив из-под траков фонтан земли и щебня.
Ее командир, обер-лейтенант, не уступал в лихости комбату Шаламову и намеревался встретить русский «дозеноффнер» снарядом с ходу. Обер-лейтенант был так же молод, как Саня Чистяков, и не боялся смерти. Он был уверен в себе и своем экипаже.
Правда, боевого опыта у него было меньше, а лихость не всегда способна заменить опыт. Выпущенный с разворота снаряд прошел мимо самоходки. Пушка-полуавтомат уже выбросила дымящуюся гильзу, а заряжающий, словно играючи, забросил в казенник новый снаряд с хищной бронебойной головкой.
Чистяков знал, ему не тягаться в скорострельности и точности прицела с «Пантерой». У него был в запасе всего один выстрел. Если промахнется, то «кошка» выпустит два или три снаряда, и его самоходка будет гореть так же, как «зверобой» Воробьева.
Экипаж застыл, молча глядя, как целится капитан. Было слышно, как работает на самых малых оборотах двигатель (чтобы не сотрясать машину) и шумно дышит Вася Манихин.
Орудие выстрелило, но экипаж не услышал бьющего по ушам оглушающего грохота. Все были слишком напряжены и понимали всю опасность поединка. Попал командир или нет? Манихин загонял в ствол новый заряд.
Чистяков вложил фугас с недолетом. Трудно угодить в нужную точку с восьмисот метров. Близкий взрыв разорвал левую гусеницу «Пантеры». Фонтан щебенки и земли поднялся в воздух. Но машина была способна вести огонь. Длинный ствол с набалдашником дульного тормоза доворачивался в их сторону.