Звезда Гаада
Шрифт:
Кажется, Гаад не придумал ничего лучше, чем убивать таких людей. Двух он зарезал. Остальным вернул часть той Тьмы, которую они создали. И эти страшные жестокие люди, лишившись возможности выплёскивать разрушающую силу в пространство, на кого-то, получив обратно ту зловонную, ледяную или вязкую дрянь, которую сами же и создали, не выдерживали её гнёта и погибали. Можно сказать, что они умирали от того, что сами же создали. Вот только именно Старейшина чернокрылых швырял в них созданную ими Тьму. Он собирал её в пространстве, закрывал её создателей в ней как в клетке.
Старейшина
Гаад нахмурился и отвернулся. Так, чтобы я не видела его глаза. Потому что в чужих глазах можно рассмотреть душу. Можно человека насквозь увидеть, заглянув ему в глаза. Как он жил. Добрый и тёплый ли он? Или жестокий и холодный? Надо же… человека можно понять, только если заглянуть ему в глаза!
Несколько минут я тяжело дышала, судорожно цеплялась за столешницу. Пыталась забыть пропасть в его душе и ту боль, которую он нёс в себе. Его раскаяние. Муки совести. Отчаяние. Страдания, которые ему причиняли его же упрямство и сострадание к людям и миру. Он… он не стал белокрылым. Потому, что мог карать, жестоко карать тех, кто был не прав? А разрушать — это главное свойство Тьмы. Или Гаад начал наказывать озверевших обезумевших людей именно потому, что Светом поддержать мир не мог, а мог только использовать Тьму? Но он всё-таки нашёл какой-то выход, чтобы защищать мир и помогать хотя бы каплю доброты сохранившим людям. Но… Если мне от краткого соприкосновения с его чувствами и болью стало так дурно, что же испытывает сам Гаад, неся это жуткое бремя уже несколько веков?!
Он молча стоял, отвернувшись от меня. Будто вид из окна его вдруг заинтересовал. Через спину его я не могла увидеть выражение его лица. И не могла больше почуять, что творилось у него внутри, в его душе.
Немного оправившись, попросила:
— Отпусти Тайаелла! Ты же совсем не злой, добрый! И тебе не нравится причинять кому-то боль!
— Он убил моих друзей, — произнёс хранитель ледяным тоном.
Мне вдруг привиделось то, о чём Старейшина рассказал. Более того, почувствовала большой сгусток Тьмы, прочно прилипший к левой руке Тая. Другие комки разрушающей силы свежие, от ранений и побоев…
Плечи мои поникли.
Значит, Тайаелл заслужил расплату. Он сам убивал чернокрылых. Убил нескольких из них в запале ссоры. Теперь оставшиеся в живых чёрные хранители ненавидят его. Но Тайаелл меня защищал! Хотя бы иногда шёл против жестокого Блага, чтобы мне помочь! В прошлый раз он помог мне сбежать от Блага! Старейшина белокрылых крылья мне сломал. И, наверное, даже убить мог. Но Тай тогда меня защитил. Как я могу оставить его в беде?!
— И ты хочешь, чтобы я его отпустил?! — мрачно спросил Гаад, повернувшись ко мне.
После того, как наши взгляды снова встретились, мне захотелось отступить, отойти подальше от него: столько холода было в глазах Гаада.
Он… использует дар, чтобы подавить меня?..
Мне было страшно и очень холодно, но с места не сдвинулась. Не отошла. Не отвела взгляда. Серьёзно, кивнула.
Тишина. Долгая, ледяная. Пугающая не меньше, чем его карие глаза, обжигающие холодом. Он был серьёзен. Против. Но я… разве я могу так просто отступить? А вдруг у меня ещё есть шанс спасти Тайаелла?.. Надо хотя бы попытаться!
Но что я могу?.. Предложить обмен? На колени встать?.. Предложить заплатить своим телом, как женщина?.. Попросить, чтобы меня мучили вместе с пленником?..
А Гаад спокойно смотрел на меня. Роста мы были одного или он чуть ниже меня. Но это не мешало ему застыть словно каменный склон, который никому не сдвинуть с места. Словно глыба льда, в которую можно навеки вмёрзнуть, если решиться положить на неё руки.
Предлагать себя ему было страшно. Особенно, когда он в таком жутком состоянии был, непреклонный и ледяной. Уверенный в том, что отомстить убийце друзей и напарников, справедливо.
Сначала я просто упала перед чёрным хранителем на колени, почему-то руки сложила умоляюще, хотя здесь такой жест могли и не знать, но он у меня непроизвольно получился. Грустно заглянула Гаада в глаза, снизу вверх, упрямо сдерживаясь, чтобы не отвести взгляд.
— Знаю, что он виноват перед тобой. Но Тайаелл спас меня. Он не раз вступался за меня. И будет дурно, если я ему ничем не помогу. Пожалуйста, отпусти его! Видишь, я готова униженно молить тебя помиловать его! Ты даже не представляешь, как мне совестно, от того, что переместила его к вам!
— У тебя странные представления о справедливости, — Старейшина поморщился.
Мы долго, упрямо сверлили друг друга взглядами. Я отчаянно старалась держаться, держать спину ровной и не отводить взгляда. Почему-то было ощущение, что если взгляд отведу, то опять проиграю. Как будто смотреть глаза в глаза и держать спину прямой — это часть поединка, часть важная.
Наконец Гаад присел на корточки — и наши глаза оказались ближе друг к другу — и серьёзно сказал:
— Впрочем, если он тебе так дорог, давай заключим сделку. Справишься — и я отпущу его, как бы сильно ни ненавидел.
Рванулась к Старейшине поближе, за рукав его уцепилась:
— Что мне нужно сделать?
Взгляд. Долгий. Тяжёлый. Пугающий. Он же… не попросит меня лечь с ним в постель?.. Или… попросит?..
А молодой мужчина молчал. Долго молчал, что меня ещё больше нервировало и страшно пугало. Что он потребует дать ему взамен?..
Гаад вдруг усмехнулся:
— Ты должна за две недели научиться использовать свой дар. Должна научиться осознанно и в любой миг по своему желанию использовать Свет, Тьму и Третью силу. Пускай Тайаелл сам тебя учит. А Карст будет следить за вами. Пожалуй, ему можно давать тебе советы. Иногда. Но чуть-чуть.