Звезда и шар
Шрифт:
И вдруг он вспомнил, где он видел этого чистоплюя. В памяти всплыли вопли начальника отделения и вкус горького миндаля в горле. Волопас почувствовал, что начинает терять самообладание. Сквозь поднимающуюся откуда-то из-под печени волну ярости, он услышал:
– - диссертант представил несколько интересных путей изготовления изделий без усадки и короблений толщиной до одного сантиметра и достаточно убедительно доказал невозможность получения больших толщин. Я думаю, аудитории будет интересно услышать, что в министерстве обороны разработана
Не разбирая дороги и царапая ногтями шею под галстуком, Волопас шел по коридору.
– - Какой-то щенок, -- бормотал он -- Какой-то щенок.
Сзади подбежал Гольденбаум:
– - Константин Семенович, Константин Семенович, поздравляю.
Волопас остановился, упершись в стену. На стене висела газета под названием "все Об АСУ".
– - Поздравляю, Константин Семенович, единогласно, только что закончили, вы представляете, ни одного черного шара, Константин Семенович, ни одного...
Волопас как будто не слышал, на сетчатке глаз медленно выкристаллизовывалось двустишие из стенгазеты:
Броня стойка и таньки наши быстры,
И козлоборцы мужеством полны.
Тонкий хриплый свист вырвался из горла генерального, когда информация от сетчатки, пройдя по возбужденным нейронам добралась наконец до головного мозга. Свист перешел в низкий, утробный рев:
– - Гаaничева ко мне...
Неожиданно успокоившись, он добавил:
– - А тебя, Гольденбаум, удавить мало. Вместе с Лурье.
45.
Вадим стоял, как вкопанный. Сзади напирала вываливающаяся из троллейбуса толпа...
Как любой советский человек Вадим верил в Черту. Даже не то что бы верил, ведь не скажешь же, что веришь в солнце или в небо. Или там в тарифную сетку. Черта просто была. Была, как земля под ногами или снег зимой. Все, кого знал Вадим, были до Черты. Палыч, Евдокия, он сам и даже Генеральный директор объединения, товарищ Константин Семенович Волопас. Те, кто до Черты, были обыкновенными людьми во плоти, умными или глупыми, простыми или сановитыми, все они были здесь, в пределах его мира.
За Чертой начиналась страна небожителей. Там обитали космонавты и Людмила Гурченко, Генеральный Секретарь Коммунистической Партии Советского Союза товарищ Михаил Сергеевич Горбачев и подлые южноафриканские наемники. У Черты было судьбоносное свойство отделять мир живых людей от царства привидений. Привидения приходили в жизнь бестелесно, из телевизора и журналов. Со страниц газет или голосами из радио.
– - Почем ты знаешь, Палыч, -- говорил Борька, -- а может их и нет вовсе?
– - Кого нет?
– - спрашивал Палыч.
– - Космонавтов.
– - Как нет, -- огорошенно замирал Палыч, забыв закусить, -- а это кто?
– - он тыкал заскорузлым пальцем в промокшую селедкой
– - Лось в манто, -- отвечал Борька, -- может их тебе нарисовали?
– - Так не нарисуешь!
– - Дуб ты, Палыч, -- продолжал Борька наставительно, - ты картину видел "Прибытие Леонида Ильча Брежнева на Новую Землю"? То-то! Живьем-то ты их видал хоть раз? Когда увидишь, тогда пизди.
Палыч квохтал в усы, дожевывая селедку.
Вадим не верил Борьке, он знал, что люди за Чертой существуют на самом деле. Просто жизнь у них не такая, особенная у них жизнь, как в кино. Что было правдой, впрочем, это то, что пересечений Черты не наблюдалось. Герои зачертовья вели свою чудную жизнь, а люди дочертовья доканчивали сейчас последний в слесарке технический спирт.
– - Вот Вадька, -- продолжал Борька, -- как свой кубон домастрячит, так его рожу везде и выставют. Лысину отмоют и пропечатают. Напишут, мол, простой труженик допек мозгой венгерского умельца. А до того моменту, Палыч, жуй селедку.
– - Да чего там, -- стесненно пыхтел Вадим, -- я не за этим.
А сам не знал, куда деваться. Потому как врезал Борька в самое скрытое и заветное, в то, чему он сам себе не признавался. Что кубом своим мог он как-то к зачертовью присоседиться, ну хоть как-то, хоть бочком.
– - За этим, за этим, -- покровительственно хлопал его Борька по лысине,
– - за чем же еще? Кто ж тебе за это техничского нальет? Ищи мудаков.
... Вадим стоял, как вкопанный. Сзади напирала вываливающаяся из троллейбуса толпа. Ему больно наступили на ногу, дохнули в ухо -- Чего уперся?!, -- пихнули в спину.
Он сделал невольно несколько шагов к газетному стенду. Тому самому, который несколько секунд назад ввел его в состояние комы. Да, сомнений не было, со второй страницы газеты "Смена" на него смотрел Александр Ильич. В руке он держал звезду. Вадим, не чуя ног, побрел к проходной.
– - Похмеляться что ль идешь?
– - пристально глядя на него, спросила Вероника.
Вадим не ответил. Когда Дмитрий принес бутылку, он отвел его в сторону и тихо спросил: -- А чего Саня не заходит?
– - Так он уволился, -- ответил тот.
– - А, -- сказал Вадим меланхолично и отошел. Все сходилось.
Александр Ильич перешел в зачертовье. И исчез из мира людей.
46.
Больше всего это напоминало гнездовье марсиан. Более неприемлимое для гуманоида окружение вообразить было бы чрезвычайно затруднительно. Огромное, неопределенной формы помещение было разделено параллельными металлическими сетчатыми перегородками на узкие, высокие, до потолка проходы. В перегородки были натолканы электронные блоки. Никакой системы или, по-крайней мере, переодичности в их расположении не было. Блоки были разного цвета, размера и формы. Некоторые оживленно перемигивались лампочками. Кое-где зияли пустоты, там, сквозь кружево дюралюминиевых профилей виднелись блоки следующего слоя. И провода.