Звезда королевы
Шрифт:
Он помог Маше подняться и сделать несколько шагов к кровати, покрытой красным бархатным одеялом.
— Ложитесь, поспите. Не бойтесь — никакие призраки не потревожат вашего сна… кроме меня.
— А разве вы призрак? — сонно проговорила Маша, пытаясь понять, шутит он сейчас или говорит серьезно; но ей никак не удавалось сосредоточить свой взгляд на лице Вайяна.
— Да вроде бы нет, — ответил тот, с преувеличенной серьезностью ощупывая свои руки и плечи. — Во всяком случае, пока. А вам как кажется? — Он взял Машину ладонь и положил себе на грудь, под расстегнутую рубашку, и она замерла, завороженная
— Как сердце бьется… будто птица рвется из клетки! — пробормотала она.
— Все мое существо, все тело мое рвется к вам! — хрипло прошептал Вайян, касаясь губами Машиных губ так осторожно, словно хотел всего лишь ощутить ее дыхание.
Его губы пахли вином и яблоками, они были сладкими, и Маша невольно лизнула их, как ребенок, который хочет попробовать лакомство, да робеет. Вайян тихонько застонал, и Маша встревоженно отстранилась, сообразив, что делает что-то не то.
— Я вам… вы… — проговорила она прерывающимся голосом, но тотчас умолкла, потому что он отстранился, запрокинув голову, и она увидела напрягшуюся, смуглую, по-юношески тонкую шею. По горлу его прокатился комок, жилка забилась у изгиба плеча, и Маше вдруг до смерти захотелось коснуться ее. Это тоже, наверное, было нехорошо, но она не смогла отказать себе в таком невинном удовольствии и коснулась шеи Вайяна, только не руками — ведь она должна была крепко за него держаться, чтобы не упасть, — а губами. Коснулась слегка, еще раз… и вдруг безотчетно, беспамятно впилась в его горло жадным поцелуем.
Вайян вскрикнул не то мучительно, не то восторженно и так толкнул Машу, что она с размаху упала на кровать. Он навалился сверху, покрывая ее лицо поцелуями, смеясь, бранясь, шепча ласковые невнятные слова, и она с охотой, самозабвенно отвечала ему — и словами, и губами, и руками, которые срывали с Вайяна одежду с тем же неистовством, с каким он раздевал ее; и вскоре она ощутила его обнаженное тело. Дрожь охватила ее, но тут Вайян прильнул к ней так плотно, так близко, что ближе и нельзя было. Он чуть приподнялся — и Маша, чтобы не отрываться от него, от его горячего тела, приподнялась вместе с ним… опустилась… и тела их забились единым ритмом. Что-то было невыразимо трогательное и враз смешное для нее в этом их слитном самозабвенном движении, — точно в игре двух веселых зверушек; и улыбка не сходила с Машиных уст — лишь изредка прерывалась хрипловатым горловым смешком, и Вайян отвечал на ее смех поцелуями, и глаза его излучали счастье… пока взор его вдруг не затуманился…
Маша закрыла глаза, погружаясь в те ощущения, которые медленно и плавно захватывали все ее существо. Что-то подобное первому глотку вина… Ох, какая сладость, какое чудо! Какая дивная, истомная слабость растеклась по телу! Никогда в жизни Маша не испытывала ничего подобного, даже не подозревала, что мужская любовь может быть такой восхитительной!
Она задрожала, слившись с Вайяном в последнем, исполненном восторга и благодарности поцелуе, — и, не отрываясь от его губ и тела, тотчас погрузилась в крепкий, подобный обмороку сон.
И снова она проснулась от холода, но не вскочила, не заметалась, а какое-то время лежала недвижимо, пытаясь сообразить, где она и что с ней. Что-то тяжелое лежало на груди. Маша скосила глаза и увидела смуглую обнаженную руку, сонно, расслабенно накрывшую чашу ее левой груди.
Да, Вайян! Маша улыбнулась и мысленно погрозила себе, но тут же едва подавила смех: никаких угрызений совести, вообще ничего, кроме блаженства, она не испытывала — так зачем нарочно стращать себя?
Она осторожно сняла с себя руку Вайяна и, приподнявшись на локте, в свете еще не погасшего камина долго, с пугливым любопытством девственницы, впервые узревшей нагого мужчину, разглядывала его худощавое, стройное тело, недоумевая, как оно, такое сонное, такое расслабленное и обыкновенное, могло нынче ночью быть таким твердым, непобедимо-сильным и доставить Маше столько удовольствия.
Из обрывков разговора в девичьей (отсюда шло почти все Машино эротическое образование) она знала, что мужская любовь иной раз имеет над женщиной огромную власть, и та, которая нашла своего мужчину — а женщине вершин блаженства, как известно, достигнуть несравненно труднее, чем мужчине, — держится за него в буквальном смысле руками и ногами, всецело попадая под его власть.
Она задумчиво покачала головой. Конечно, все было восхитительно и сладостно, но ведь их с Вайяном, кроме совместного телесного восторга, ничего не связывает! Сейчас, трезвым взором, она видела его насквозь. Горячий паренек — да и подружка ему попалась не холодная! Трагический опыт с Григорием и печальный — с Корфом, к счастью ли, к сожалению, ненадолго остудили ее жар, так что случилось то, что и должно было случиться между двумя пылкими молодыми людьми. Да и доброе вино повлияло на их темперамент, а теперь пришло время похмелья. У Вайяна Маша не первая (почему-то она не сомневалась, что он-таки взял тот заветный золотой из «корзиночки» богатой вдовы и честно его отработал!) и не последняя; да и он у нее — Маша с холодноватым цинизмом глянула в будущее, — пожалуй, тоже… Вайян странным образом освободил ее, словно бы ослабил узы, наложенные в ее душе на распутство, дал понять: если мужчина приносит женщине горе, то его можно использовать и для удовольствия, ну а любовь… ну что любовь?.. Маша отмахнулась и от ее светлого призрака, а заодно — и от забавных мыслей своих.
Не до того сейчас! Надо решать, как быть дальше. Разумеется, нет ни малой надежды, что Вайян, пробудившись, исполнится рыцарских чувств и, взяв Машу за руку, выведет ее из замка, отпустит на свободу. Ох, едва-а ли! Надо спасаться самой — и может ли выпасть случай лучше, чем сейчас, когда истомленный страстью Вайян еще спит, и оглушенный, одурманенный Жако валяется где-то в глубинах замка?!
Впрочем, почему в глубинах? Скорее, в высотах — та роковая комната была в башне над обрывом, над бездною; потом они с Вайяном долго спускались, прежде чем попали сюда…
Маша соскользнула с постели и на цыпочках подбежала к окну, завешенному тяжелой шторой. Чуть сдвинула ее — и обмерла перед зрелищем мира, состоящего из ночи, звезд и звуков: где-то в горах перекатывала камни река, шумел ветер в вершинах деревьев, сонно трещала одинокая цикада… Дождь прошел: было тепло-тепло! Но самое главное, самое главное: внизу, совсем близко под окном — если прыгнуть, даже не ушибешься! — Маша увидела еще влажную, непросохшую брусчатку двора.
Можно бежать!