Звезда королевы
Шрифт:
Она вскочила было на подоконник, да с досадою вспомнила, что совсем голая, и еле удержалась от смеха: хороша б она была, окажись в таком виде внизу, под окошком! Пожалуй, пришлось бы кричать, будить Вайяна и просить сбросить ей какую-нибудь одежонку или же бежать как есть, прикрывшись лишь распущенной косою, подобно какой-нибудь Ундине [101] ! Маша даже зажала себе рот рукою, чтобы не расхохотаться. Этот беспричинный смехунчик очень приободрил ее. Во всем теле и в душе она ощущала какую-то особенную легкость и бодрость; сейчас ничто ей не было страшно, она была почти счастлива —
101
Персонаж немецких волшебных сказаний, дева-русалка.
Бросив последний, снисходительный взгляд на спящего Вайяна, Маша подобрала с полу свои разбросанные одежки, кое-как оделась… а потом, повинуясь неодолимому желанию созорничать, свернула в тючок одежду Вайяна и, зажав ее под мышкой, бесшумно выскочила из окна.
Брусчатка двора оказалась изрядно ниже, чем сверху виделось Маше, однако она все же приземлилась удачно — на корточки. Только больно ушибла босые пятки — башмаки искать под кроватью, куда их закинул Вайян, недосуг было. Ничего, разбойники могут взять их себе в качестве платы за приют! Маша увидела поодаль каменную кладку колодезя, подбежала туда — и разжала руки над темной бездной, с удовольствием услышав слабый плеск, когда тючок с одеждою Вайяна упал в воду. Тут же она выругала себя за то, что не оставила куртку — прикрыться, если похолодает, — но уже было поздно.
— Ничего, — пробормотала Маша, — пусть помокнет, постирается. Чище будет!
Отбежав в тень изгороди, чтоб ее нельзя было увидеть из окна в сиянии луны, она огляделась, пытаясь определить, куда теперь держать путь. Она уже давно слышала краем уха какие-то вздохи и позвякивания, напоминавшие звуки, которые обычно доносятся из конюшни, и, дождавшись, пока глаза вполне освоились с темнотой, прокралась в ту сторону, но через несколько шагов замерла, недоверчиво уставясь перед собой.
Там была не конюшня. Там стоял ее дормез, все так же запряженный четверкою любавинских лошадей!
Это было похоже на чудо!.. Маша замерла, глазам не веря, быстро, но с опаскою крестясь: а вдруг сие — лишь наваждение нечистой силы, которое вот-вот рассеется?!
Но ничего не рассеивалось, и громоздкие очертания дормеза не растворялись во тьме. Маша подошла, осторожно коснулась его бока — и с трудом сдержала счастливый всхлип. Ее карета! Ее! Как бы часть дома! Вещей, привязанных к задку, конечно, и след простыл, да и Господь с ними со всеми. Нырнула в карету, дрожащими руками нашарила задвижку тайника, открыла — и снова перекрестилась, узрев нетронутым заветный груз Егорушки.
Вот это повезло так повезло! Выскочив наружу, Маша ринулась на радостях обнимать, целовать лошадей — они были тоже как родные — и с негодованием заметила, что лошади стоят неразнузданные, некормленые, непоеные. Эти скоты, ее похитители, даже не позаботились о них, мерзавцы! Она с ожесточением плюнула в сторону освещенного окошка, за которым все еще спал Вайян, да тихо присвистнула сквозь зубы: звезды на небе начали меркнуть… близился рассвет! И хотя по-хорошему коней следовало первым делом напоить, Маша могла только шепотом попросить у них прощения: сейчас прежде всего надобно было спасаться!
Она бесшумно обежала двор, выведывая, где ворота, и, к своему счастью, скоро нашла выезд на мост. Да уж, удача — птица такая: коли далась в руки, улететь не спешит! Сначала Маша повела коней под уздцы, понукая их шепотом, но копыта так застучали, колеса так загрохотали по мостовой, что стало ясно: бесшумно отсюда не выбраться — выбраться бы вообще! Помолившись всем богам странствий и путешествий, чтоб задержали при ней удачу, Маша взобралась на козлы, подобрала поводья, прищелкнула кнутом — кучерская забава была ей не в новинку — и закричала от счастья, когда упряжка с места взяла рысью. Карета пролетела меж полуразрушенных башен ворот, потом по мосту — он дрожал на ржавых цепях, будто вот-вот грозил рухнуть, — а потом по каменистой, тряской дороге резко свернула на запад. Замок остался позади, и Маша даже не удосужилась оглянуться, чтобы послать ему прощальный взгляд.
Часа через полтора беспрерывной гонки, когда уже почти совсем рассвело, измученные жаждою и голодом лошади начали сбиваться с шагу. Конечно, за ней могла быть погоня, но Маша не видела во дворе замка других лошадей, а потому уверила себя, что у Вайяна и Жако их нет вовсе. Когда от дороги пролегла удобная тропка к реке, она остановила упряжку и из кожаного ведра, которое лежало под кучерским сиденьем, напоила всех лошадей по очереди, не распрягая их, а сама тем временем думала, что же делать дальше. Однако ничего путного в голову не шло. Маша не выспалась, ее познабливало, хотелось укутаться потеплее и вздремнуть хоть полчасика. Отчаянно зевая, подняла сонные глаза на небо — да так и замерла.
Малиновое, яркое солнце поднималось из тумана, заливая горы и лес живительным теплом. Сверху медленно наползло облачко и накрыло верхнюю половинку солнца своим неровным краем, так что над туманной серой полосою, над горами, над Машей, замершей, восторженно глядевшей на небо, над розовой быстрой рекою, над всем миром замер как бы малиновый полумесяц, напоминающий широкую улыбку — улыбку утра, да такую веселую, что нельзя было не улыбнуться в ответ!
Маша, забыв обо всем на свете, смотрела на это чудо рассвета. Но вдруг слуха ее достиг некий звук, заставивший содрогнуться. То был конский топот.
Топот копыт!.. И враз вспомнила: Вайян и Жако были верхи, когда нагнали в лесу карету, — как можно об этом забыть?.. И сейчас они, конечно, очнулись, обнаружили бегство своей пленницы — и бросились за ней в погоню.
Маша взлетела на козлы, хрипло, испуганно крикнула, вскинула кнут, но упряжка пошла неохотной, вялой рысью, и она поняла, какая это была глупость: напоив изнуренных лошадей вволю, ждать от них прыти! Маша удивилась, как быстро отвратила от нее свои глаза изменница-удача, но еще больше удивилась, когда увидела четырех всадников, выехавших из-за поворота и перегородивших ей дорогу.
Так значит, у Вайяна и Жако были не только лошади, но и сообщники?! Вот те на! Где ж они прятались, интересно знать? И каким таким путем обскакали Машу на этой скалистой, неудобной дороге?! Ладно, что ей до их хитростей! Сейчас только одно нужно и важно — прорваться! Или она сломает себе шею на незнакомой дороге, или эта четверка уступит, уступит ей! Она села поудобнее, откинулась назад, покрепче уперлась спиной в стенку кареты, зажмурилась — и представила себя Елизаветою, которая мчится верхом на золотисто-рыжем Алкане по калмыцкой степи, спасаясь от камышового тигра, подгоняя и ободряя коня особенным криком-посвистом, которому она шутки ради потом попыталась научить и сына, и дочь.