Звезда моя единственная
Шрифт:
– Загляни заодно в лавку, – приказал на прощание Касьянов, – как там мой молодец, не заленился? Нынче Гостиный двор открыт для покупателей, а Петька ныл, он-де животом мается. Такой торговый день, как нынешний, пропускать не можно!
Гриня посулил, что все исполнит, и отправился в путь. Он нарочно дал кругаля и пошел мимо Зимнего по набережной – всегда так ходил, было или не было по пути, норовя улучить любую свободную минутку, чтобы хоть краем глаза вновь взглянуть на ту заветную дверку, в которую однажды выбежала девчонка, одним взглядом навеки околдовавшая его. Прекрасно зная, что мечтать о ней бессмысленно – он, крепостной и незаконный барский сын, не был достоин ни одной из обитательниц этого роскошного
И каждый день надеялся, что увидит ее снова. Это ожидание жило в его душе и за полтора года стало уже таким привычным, что не мешало есть, спать, работать, а порой и веселиться. Вот нынче Гриня намерен был именно веселиться! Он ходил из балагана в балаган, дивясь, смеясь, развлекаясь.
Народищу вокруг было море. И неудивительно! С балкончиков паяцы, фокусники, ярмарочные деды [9] наперебой и на разные лады зазывали праздный люд.
Один кричал:
Честные господа,Пожалуйте сюда!Здесь вы увидитеВещи невиданные,Услышите речиНеслыханные,Чудо чудное,Диво дивное —Заморские комедии!Скорее, скорее —Почти все места заняты.9
Так назывались клоуны-зазывалы, выкрикивавшие веселые стихи-раешники или разыгрывавшие на балконах небольшие представления.
Другой надсаживался, пытаясь его перекричать:
Покалякать здесь со мнойПодходи, народ честной,И парни, и девицы,И молодцы, и молодицы,И купцы, и купчихи,И дьяки, и дьячихи,И крысы приказные,И гуляки праздные.Покажу вам всякие картинки,И господ, и мужиков в овчинке.А вы прибаутки да всякие шуткиС вниманием слушайте,Яблоки кушайте,Орехи грызите,Да карманы свои берегите —Облапошат!Любители ходить по балаганам рассказывали, что хорошие зазывалы так ценились, что балаганщики переманивали их друг у друга. Чем они только не завлекали народ: обещали показать человека без костей, девицу-русалку; как цыпленок лошадь сожрет, как будут глотать шпаги или огонь.
Дедов слушал разиня рот самый разнообразный люд: мужики, дворовые, ремесленники, слуги, торговцы, приказчики, солдаты… Нередко в толпе простолюдинов, среди поддевок и кумачовых рубах, мелькал сюртук чиновника или мундир офицера, свободная блуза бедного литератора…
Ну что ж, деды не врали – зрителей и в самом деле ожидали чудеса.
Балаганщик Герольд представил публике клетку своих, знаменитых в обеих столицах, ученых канареек: птицы танцевали, маршировали, умирали и оживали. В другом балагане достоин был внимания паяц, малороссиянин родом, который ну просто морил публику своими остротами. Но больше всего народу было в балагане Лемана. Шутовские выходки его вызывали общий восторг. Он плясал на канате и ходил на руках, кувыркался через голову, но самыми смешными были его фарсы.
– Гляди, гляди, – пихал Гриню в бок какой-то солдат, – я уже три раза глядел – смешно, умора сущая!
Паяц ел яйцо. Вдруг схватила его сильная боль в животе! Он корчился, стонал и звал на помощь. Пришел другой паяц – в виде доктора, со слуховой и клистирной трубками в руках, а также огромным хирургическим ножом. Уложив страдальца на топчан, он «сделал ему операцию» и вытащил из живота его пребольшую утку!
Сначала Гриня веселился от души. И вдруг взяло его странное беспокойство, смешанное с тоской. Уныло смотрел он на девку-русалку, улыбавшуюся из прозрачного ящика с водой. На девке была сорочка, сквозь которую сквозила налитая грудь. Изредка она высовывалась из воды и махала зрителям руками, жадно глотая воздух. Вроде бы девка как девка, но вместо ног и впрямь хвост… однако хвост этот вызывал куда меньший интерес зрителей, чем ее дерзкие груди, к которым липла мокрая рубаха.
Впрочем, Грине не хотелось ни смотреть на них, ни размышлять о том, настоящая русалка эта девка или нет. Больше всего на свете захотелось ему оказаться подальше отсюда, но в то же время он чувствовал, что не может уйти… а если уйдет, потеряет нечто драгоценное.
Гриня осмотрелся… веселые, хохочущие лица кругом…
В это время опять появился фокусник Леман. Был он облачен в полосатое трико силача, а на голове носил огромную шляпу. Снял ее, заглянул внутрь, а потом, показывая ее публике, спросил с ужасным немецким акцентом:
– Пусто?
Все дружно подтвердили:
– Да!
– Ничего нету? – допытывался фокусник.
– Нету! – орали зрители.
– Хорошо, – таинственным голосом сказал фокусник. – А теперь смотрите…
Он сделал над шляпой какие-то движения руками, потом поставил ее на треножник посреди сцены и сказал:
– Подождите и увидите, что будет!
Еще раз поводил над шляпой руками и ушел прочь.
– Что ж там будет? – захлебываясь от любопытства, спросила какая-то баба.
– Заяц! – предположил кто-то.
– Утка! – со знанием дела заявил другой голос.
– Небось та же утка будет, какую из живота паяца вытащили, – вмешался третий. – И она как вспорхнет да как полетит!
– Ничего, никуда она не улетит, – вмешался четвертый. – Конечно, она за ногу будет привязана, не то уток не напасешься!
– Дурни, – проворчал малорослый солдатик, стоявший рядом с Гриней. – Ничего оттуда не вылетит. Этот шутник скоро воротится, шляпу возьмет, народу покажет и спросит: «Ничего нет в шляпе?» Все, понятное дело, заорут – ничего, мол, потому что там и в самом деле по-прежнему будет пусто. Тогда он сам туда заглянет и руками разведет: «В самом деле ничего!» На том дело и закончится.
– А чего ж ты глядишь, коли все наперед знаешь? – удивился Гриня.
– Да ведь не мне одному в дураках ходить, охота поглядеть, как других одурачат, – заговорщически подмигнул солдатик.
– Ну, гляди. А я не стану, – прошептал Гриня и принялся выбираться из толпы, которая все еще не потеряла терпения дождаться чудес.
«Хотел бы я знать, где сейчас этот шутник-обманщик и что он делает?» – думал он сердито, пробираясь к выходу из балаганчика.
И вдруг откуда-то сбоку, из-за низенькой дверки, послышался смех.