Звезда Надежды
Шрифт:
Он направился к вывеске, пытаясь заранее прочитать написанное на ней, всматривался — перед глазами рябило.
Вывеска — указатель, с жирными, синими стрелками, гласила: «Ярус электронный», «Диспетчерская», «Челнок А», «Барьер».
Барьер!
Рассматривая указатель, Джил неожиданно обрел способность понимать, где он находится, он узнал это место, понял направление к шахтам.
И побежал.
По коридору до перекрестка, потом направо, мимо стеклянных стен темной диспетчерской, дальше к лифту. Боль, казалось, готова была разорвать его голову
Лифтовая площадка!
Яркий свет заливает широкое пространство вокруг, стальные поручни боковых лестниц, сверкают — невыносимо, до тошноты.
Двери лифта наконец — то открылись и Джил ввалился в кабину, прислонился к гладкой, коричневой стене, нажал нужную клавишу на приборной панели.
Двери плавно закрылись, началось движение вверх.
Его трясло.
Он наклонил голову и, глядя на свои босые ноги, видел, как капает на них его кровь — кап, кап, кап, кап, красные кляксы весело пляшут на голых пальцах, сбегают на глянцевый пол. Правой рукой, Джил вытер кровь у себя под носом — размазал ее по щеке.
И ждал.
Ждал.
Неожиданно голос бортового компьютера, объявил новое сообщение:
— Возгорание устранено.
Двери лифта беззвучно открылись.
Долгих пять минут Джил тащился по светлым, пустым коридорам яруса, прежде, чем оказался на площадке входа в фильтр Барьера.
Он сразу увидел в двух шагах от закопченного черной сажей люка Барьера, лежавшую на полу в луже крови, Ааоли. Она лежала на спине, подогнув под себя ноги и, глядя в высокий, белый потолок, а ее синий комбинезон на груди, стал темным — блестел бардовой влагой.
Еще несколько секунд и Джил, присев рядом с ней, положил ее голову в свои руки, склонился над лицом флорианки.
— Ааоли.
Она была жива.
— Он хотел, чтобы я убила тебя, — вокруг ее узкого рта вскипала красная пена: — Он обещал… Обещал вернуть мне счастье… Я не смогла, Джил! — Ааоли коснулась рукой его правого запястья, ее когти впились в кожу Джила, глаза, широко раскрытые блестели от влаги и зрачки флорианки казались почти круглыми: — Я бы не смогла! Я бы не смогла!
— Я знаю. Ты бы не смогла, — горький ком в горле перехватил его дыхание, осек слова.
— Я бы не смогла, котенок. Котенок… Я хотела, чтобы это закончилось…
Ее когти сильнее впились ему в руку, тело флорианки напряглось, вытянулось и, дрогнув, расслабилось. Открытые глаза уже смотрели куда — то мимо лица Джила.
Он замер.
— Она хотела пройти в Барьер.
Джил посмотрел в сторону говорившего не сразу. Сол сидел на полу, опираясь спиной о стену, рядом с ним лежал пистолет.
— Резак… Она бы туда не прошла. — Джил положил свою ладонь на лицо Ааоли и закрыл ее глаза.
— Тогда она убила бы меня.
Молчали.
Джил чувствовал как под его ладонью, остывают слезы Ааоли, был не движим, словно окоченел.
— Остался последний день. — Сол тяжело закашлялся: — Завтра.
Джил поднял голову — там, в коридоре, у самого входа на площадку, стоял Гость,
— Мы сдохнем тут, Джил. — Сказал Сол с безразличием в охрипшем голосе.
— Я убью его.
— Мы — умрем раньше.
— Я его и мертвый убью.
Джил смотрел, как Гость и мальчик отвернулись от него, и медленно, не торопясь пошли сквозь розовый дым.
Прочь.
Он бесконечно долго стоял под горячими струями душа, закрыв глаза и расслабившись, стараясь ни о чем не думать, прогнать последние остатки сна и окончательно прийти в себя после ночи.
Сегодня Джилу снились родители — отец и мать, в их просторном, светлом доме у реки, где рядом с открытой верандой цвели большие, душистые цветы. Потом со второго этажа пришел Джил — младший, неся в маленьких своих руках модель старинного парусника.
Джил проснулся в тот момент, когда они с сыном шли к реке, спускать корабль на воду.
Сейчас, греясь в потоке горячей, едва терпимой воды, он с ужасом отметил, что долго не мог вспомнить имя сына.
«Джил — младший».
«И — Дана. Дана — ландыш. Ее зовут Дана».
Головная боль билась в его темени и висках жаркими, тяжелыми ударами. Только когда он спал, у Джила ничего не болело — во снах боли не было.
Закончив с душем он, покачиваясь, вышел в спальню и, оставляя позади себя мокрые следы, прошлепал босиком по прохладному полу до шкафа — распределителя, открыл выпуклую, бежевую дверцу. Автомат уже выложил на полку новый, чистый комплект белья — майку, трусы, носки, белый комбинезон, а на нижней полке стояла пара черных, мягких туфель.
На дверце шкафа находилось большое, прямоугольное зеркало, и в нем он увидел свое осунувшееся, бледное, заросшее щетиной лицо. Белки глаз были красные. Не с проявившимися капиллярами, как бывает от сильного физического напряжения, а сплошь окрасившиеся в цвет крови, без единого белого проблеска.
Джил начал одеваться — спокойно, не торопясь, словно выполнял какой — то сложный и торжественный ритуал, он поглядывал на свое отражение в зеркале, на распухшие, ставшие синюшного цвета колени, на вздувшиеся вены на руках и ногах.
«Еще есть время».
Его тошнило.
Решив, что завтракать ему не стоит, Джил — одетый и чистый, подошел к автомату пище — блока и нажатием кнопки на панели управления, где указывались напитки, заказал себе стакан горячего, сладкого чая. Он удобно устроился в глубоком кресле за своим письменным столом, пил чай маленькими глотками, и смотрел на фотографии на стене перед собой. В ярком свете световых ламп лица, запечатленные на них, казались живыми.