Звезда Тухачевского
Шрифт:
Тухачевский мысленно поставил себя на место Ленина и содрогнулся: нет, ни за какие почести, богатство и славу, несмотря на свое ненасытное честолюбие, он не захотел бы оказаться сейчас здесь, в этом кабинете, на месте вождя. Он, военный человек, мог поменять свою судьбу, как уже поменял ее сейчас, сменив горделивый кивер гвардейского офицера на незамысловатую, чем-то смахивавшую на шутовской колпак и пока что ничем не прославившую себя буденовку.
Но вождь, Ленин, уже не волен ничего изменить в своей жизни: случись невозможное, отрекись он от
Тухачевский впервые увидел Ленина так близко, как увидел сейчас, когда вслед за Троцким вошел в его кабинет, и первым его впечатлением было разочарование. Перед ним стоял невысокий, едва ли не тщедушный, смертельно уставший человек с лицом землистого цвета, с рыжеватой бородкой и усами. Свет от лампы с зеленым абажуром еще более подчеркивал нездоровый цвет лица и черные обводья под пытливыми, горевшими жадным любопытством глазами, огромный сократовский лоб. Он вопрошающе-удивленно всматривался в Тухачевского и, наконец, протянул ему руку — стремительно и нервно, будто опасаясь, что прикосновение к ладони этого молодого военного вызовет удар электрическим током.
— Товарищ Троцкий взахлеб хвалит вас, — сильно грассируя, произнес Ленин, указывая рукой на кресло. — Впрочем, это неудивительно: товарищ Троцкий знает только два цвета: белый и черный, он или любит, или ненавидит, или возносит до небес, или ниспровергает в пропасть. — Ленин негромко рассмеялся, как бы обозначая, что этой оценкой он вовсе не хочет обидеть Троцкого и не придает ей серьезного значения. — Вы прежде были знакомы со Львом Давидовичем? — тут же осведомился Ленин.
— Нет, мы никогда не были знакомы, Владимир Ильич, — поспешно ответил за Тухачевского Троцкий. — Но я думаю, вы не усомнитесь в моей способности откапывать ценные кадры?
— Не буду, не буду, — столь же шутливо заверил его Ленин. — А то, что познакомились теперь, — неудивительно. — Ленин говорил быстро, отрывисто, стараясь уложить в единицу времени как можно больше слов — времени ему постоянно не хватало, и он его ценил на вес золота. — Революция, Лев Давидович, вы же это знаете по собственному опыту, — великая сводница, почище любой свахи: когда обстоятельства прижимают, она тут как тут, и это прекрасно!
— Впрочем, — тут же подключился к разговору Троцкий, — кажется, Честертон в свое время метко подметил, что изучать людей, наблюдая своих современников, — все равно что рассматривать гору в лупу, а изучать их, глядя в даль прошлого, — все равно что смотреть на нее в подзорную трубу.
— Честертон — известный мастер изысканных парадоксов, — улыбнулся Ленин. — Что же касается вас, Лев Давидович, то вы, я уверен, прекрасно обходитесь как без лупы, так и без подзорной трубы.
— На товарища Тухачевского я возлагаю большие надежды, — убежденно сказал Троцкий: он не привык, чтобы кто-нибудь, пусть даже сам Ленин, отвергал предложенные им кандидатуры. — Как бы мы ни пытались строить армию на пролетарской основе, нам не обойтись без старого русского офицерства.
— Тут у нас с вами расхождений нет, — подхватил Ленин. — Чем же, однако, вам приглянулся товарищ Тухачевский?
— Прежде всего, тем, что у него не было колебаний — переходить на сторону большевиков или не переходить. Это — главный критерий. Прекрасное военное образование, фронтовая закалка, неоспоримое личное мужество, интеллект, решимость служить трудовому народу, а ведь это для человека дворянского происхождения — штука непростая, даже мучительная, тут надо сломать себя психологически, да еще как сломать! И товарищ Тухачевский сломал себя. Бывший поручик уже вступил в партию большевиков. Как вам это нравится, Владимир Ильич?
— Беда в том, что сейчас находится немало людей, которые стремятся примазаться к нашей партии. — Ленину захотелось несколько охладить пыл Троцкого. — Но будем надеяться, что товарищем Тухачевским руководят иные стремления — честные и благородные.
— В моей честности и преданности можете не сомневаться, Владимир Ильич! — со всей возможной искренностью воскликнул Тухачевский.
— Конечно, наши новые молодые кадры следовало бы изучать более продолжительно и более основательно, — не принимая всерьез порыва Тухачевского, раздумчиво произнес Ленин, глядя на Троцкого.
— А время? — недовольно вскинулся Троцкий: он считал, что вопрос уже решен и всяческие разглагольствования теряют смысл. — Пока мы будем изучать через лупу или же через подзорную трубу, извините меня, Владимир Ильич, за это время или шах умрет, или ишак сдохнет. Проверка — на поле боя! Не выдержит, переметнется — патронов у нас на изменников хватит.
Тухачевский густо покраснел, даже побагровел: он не ожидал, что в его искренности могут сомневаться, да еще высказывать это с такой чудовищной прямотой прямо при нем.
— Думаю, что, несмотря на молодость, товарища Тухачевского можно послать на Восточный фронт в должности командарма. — Троцкий решил подсластить пилюлю и произнес эту фразу так уверенно, будто уже сам подписывал приказ о назначении.
— Что касается молодости, то мы, товарищ Троцкий, должны отнести это к разряду преимуществ, испытывая вполне оправданную зависть к товарищу Тухачевскому.
— Несомненно, Владимир Ильич, — подтвердил Троцкий, поняв, что вопрос о назначении решен и что вся дальнейшая беседа — не более чем формальность.
— А как вы смотрите на строительство новой социалистической армии? — живо спросил Ленин, уставившись на Тухачевского немигающим взглядом.
— Во-первых, армия должна быть классовой, иной в гражданской войне она и не может быть, — уверенно заговорил Тухачевский. — Во-вторых, армия должна быть регулярной, нужно решительно покончить с партизанской стихией, соединить разрозненные красноармейские отряды в армию, спаянную железной дисциплиной. И в-третьих, пора не обороняться, а наступать, наступать и наступать!