Звезда упала
Шрифт:
— Нет уж, поедем вместе, — решила Вера. — Деваться всё равно некуда.
Она повернулась к Генриху, посмотрела ему прямо в глаза.
— Мы согласны, спасибо за приглашение.
Он вежливо поклонился, подошёл к машине, галантно распахнул им дверцу. Вера твёрдо подхватила подругу под руку, и они вместе сели на пахнущее хорошей кожей сиденье.
Генрих разместился впереди, и машина тронулась.
Ветер пронёсся по пустой лесной опушке, прикрывая сухой листвой тёмные, уже почти высохшие пятна крови.
Глава 11
БОЛЬНИЦА
В окно машины Петер Бруннер с усмешкой поглядывал на притихший посёлок. Он вполне мог гордиться собой. Отправка дарьинских молодух в Германию под его надзором прошла почти безупречно. Были, конечно, и крики, и вопли, и слёзы, но в целом никаких особых инцидентовне произошло. Потому что он всё организовал как надо.
Петер достал сигарету, прикурил и с удовольствием затянулся. Главное, сразу показать этим олухам, что такое настоящая дисциплина. Тогда и впредь с ними не будет никаких проблем. Что же касается охраны посёлка, то герр Штольц может быть спокоен на этот счёт. Он так организует охрану, что пресловутые партизаны,о которых стали так много говорить в последние дни, сюда не сунутся. А если сунутся, то уж он, Петер Бруннер, постарается их встретить как следует.
Дарьино теперь опустело окончательно. Застыло, замерло, замкнулось в безмолвном горе. Люди затаились в своих домах, старались высовываться на улицу как можно реже. Старики да старухи появлялись за околицей теперь только по необходимости, стремились поскорее вернуться обратно, в спасительные, как им мнилось, стены. По улицам расхаживали в основном немецкие солдаты да ещё периодически мелькала небольшая группа щеголявших новой формой полицаев.
К удивлению Нади, дарьинская больница, каждую пядь которой она знала превосходно, поскольку когда-то проработала там почти год, в считаные дни изменилась почти неузнаваемо. Она подумала, что так бывает, когда человек надевает новый костюм или форму. Он не только выглядит по-другому, но и ходить, держаться начинает совсем иначе, поскольку ощущает себя теперь другим.
Поселковая больница в одночасье превратилась в немецкий военный госпиталь с жёсткой армейской дисциплиной. Из прежнего персонала были оставлены немногие, только самые необходимые.
Надю по распоряжению коменданта зачислили в медсёстры, поставили на довольствие, даже зарплату определили. С Верой она теперь виделась редко, обе оказались сильно заняты, встречаться удавалось урывками. Краткие эти встречи не приносили никакого успокоения, обрывочные сведения, которыми они обменивались, только усиливали тревогу. Непонятно было, что происходит со страной, что будет дальше, возьмут ли немцы Москву и Ленинград…
Сегодня, на вторую неделю Надиной работы, в половине первого весь персонал срочно собрали внизу, в приёмном покое. Было объявлено, что главный врач госпиталя, герр оберартц Вернер Штефнер, выступит с сообщением. В принципе ничего необычного в этом не было, главврач проводил подобные собрания почти через день.
Оберартц Штефнер был строгим поджарым мужчиной лет сорока пяти, в золочёных очках на сухом лице. Говорил он, помахивая рукой, короткими отрывистыми фразами, будто рубил их на куски. Рядом с ним стоял тот же маленький переводчик с серым лицом, Надя уже знала, что его зовут Клаус.
— Господин Штефнер заявил, — невыразительным голосом бубнил Клаус, — что он не потерпит никакой безалаберности во вверенном ему госпитале. Вчера во время операции медсестра Антонова замешкалась, передавая шприц, господину Штефнеру пришлось ждать. Это совершенно недопустимо. Сегодня утром во время обхода в третьей палате была замечена пыль на подоконнике. Виновные в нарушениях — медсестра Антонова и санитарка Фролова лишаются зарплаты в этом месяце…
— Русских на всю больницу всего ничего, так чуть что, всё на нас и валят, — проворчала стоявшая рядом с Надей санитарка Фролова, она же баба Луша, пожилая нянечка, работавшая в больнице уже лет пятнадцать, с самого её открытия. — Чтоб они подавились, сволочи, своей зарплатой проклятой!
— Молчи, баба Луша! — испугалась Надя. — Ты что! Хуже будет!
— Мы ждём новый транспорт с ранеными, — всё так же коротко произнёс тем временем Вернер Штефнер. — Он должен прибыть в три часа в количестве тридцати восьми человек. Собрание окончено.
— Можете разойтись по своим рабочим местам, — перевёл Клаус. — Будьте готовы встречать раненых в три часа.
Все, кто были на собрании — доктора, медсёстры, санитары, — начали расходиться.
— Ничего, баба Луша, — шепнула напоследок Надя. — Мы выдержим. Мы дождёмся. Это не может продолжаться долго!..
— Господи, знать бы, сколько ждать… — тяжело вздохнула нянечка.
Они расстались. Баба Луша отправилась в дальний конец коридора, в уборную, за тряпками и ведром, а Надя поднялась к себе, в хирургическое, на второй этаж.
В коридоре её окликнул Сергей Петрович Астахов, единственный русский доктор, работавший в госпитале.
— Надя, вторая палата, третья койка, надо срочно перевязку сделать. Хофман, кажется. Прямо сейчас.
— Хорошо, Сергей Петрович, бегу.
Всё, что просил доктор Астахов, Надя выполняла немедленно и с особенным вниманием. Она знала его ещё с прежних лет и относилась к нему с большим доверием.
Астахов был первый, к кому она всегда обращалась, будь то безумная тётка Анисья или, как в последний раз, её собственные проблемы с беременностью. Но к сожалению, несмотря на все свои знания и опыт, ничем помочь он ей так и не сумел.
Глава 12
КОМЕНДАНТ
Всякий раз, когда Вера подходила к хорошо знакомому зданию конторы, которое теперь занимала комендатура, сердце у неё сжималось. Хотя она и работала здесь уже полмесяца, но всё же никак не могла привыкнуть к режущим глаз надписям на немецком языке, к тому, что в кабинете председателя, там, где должен был бы сидеть Коля Антонов, теперь расположился Генрих Штольц.
В этот день Вера только успела войти, сесть за свой стол и заправить чистый лист в новенькую пишущую машинку «Ундервуд», как дверь в кабинет коменданта открылась и на пороге появился Петер Бруннер.