Звезда упала
Шрифт:
Дом, переживший за эти годы всевозможные перипетии отечественной истории, включая коллективизацию и войны, стоял пустым, разграбленным, но тем не менее в целом сохранился хорошо, разве что полностью оказалась разрушена конюшня и сгорел один из стоявших чуть поодаль амбаров. Впрочем, супруги Гальдер с помощью выделенных для этой цели полдюжины солдат довольно быстро восстановили понёсшее ущерб хозяйство.
Хутор Лесной полностью оправдывал своё название, поскольку находился на далёкой, глухой, закрытой со всех сторон поляне. Густой, казавшийся непроходимым бор недружелюбно шумел вокруг.
Вера сразу почувствовала себя неуютно, надежда сбежать отсюда, которую она лелеяла всю дорогу, исчезала по мере того, как они всё дальше углублялись в лес, и окончательно рухнула, как только она увидела хутор.
Это была почти что тюрьма,унылая, чрезвычайно крепко сколоченная тюрьма, хотя и без решёток, и семья Гальдер, пожилая пара, вышедшая из дома им навстречу, была определена ей в надсмотрщики.
Нет, так нельзя думать, ни в коем случае!
Она должна радоваться, что оказалась в немецком доме, что больше не надо прятаться, не надо скрывать свой нагло растущий живот. По крайней мере, хоть в этом она получит какое-то облегчение.
И люди эти, может быть, не такие уж плохие…
Вера стояла между ними в наглухо застёгнутом пальто, настороженно посматривала вокруг, старалась держаться спокойно изо всех сил. У ног её шофёр Пауль поставил чемодан, который она так толком и не разобрала с того самого рокового дня, когда они с Надей ждали деда Семёна около конторы.
А почему, спрашивается, не разобрала?
Видимо, несмотря ни на что, подспудно надеялась, что всё изменится и можно будет уехать.
Какая глупость! Разве непонятно, что никакой надежды уже нет и в помине.
Дальше — только хуже!..
— Дорогая, постарайся не скучать, прошу тебя. Я буду навещать тебя как можно чаще, — бодро пообещал Генрих Штольц.
Обнял Веру, поцеловал в холодные неживые губы.
Немногословные супруги Гальдер, строгие её охранники, вежливо отвели глаза. Генрих шагнул к ним, внушительно произнес:
— Ещё раз благодарю вас, господа. Я доверяю вам самое драгоценное, что у меня есть — мою невесту и моего будущего ребёнка.
Веру передёрнуло от этих слов, она закашлялась, чтобы скрыть реакцию.
— Мы всё понимаем, герр Штольц, — надтреснутым голосом ответила её надсмотрщица фрау Гальдер, сухопарая седая женщина. — Ни о чём не беспокойтесь, ваша невеста в надёжных руках.
— Езжайте спокойно, герр Штольц, — подтвердил её угрюмый супруг, высокий, крепкий, бородатый старик. — Мы позаботимся о ней. Всё будет в порядке.
Генрих удовлетворённо кивнул, повернулся, прощально помахал Вере. Не дождавшись её ответа, сел в машину.
Хлопнула дверца. Хлопок тут же отозвался далёким насмешливым эхом. Чёрный автомобиль развернулся, вырулил на лесную дорогу и быстро исчез.
Какое-то время над поляной ещё витал удаляющийся звук мотора, но потом растворился и он, ничего, кроме шума леса, больше не было слышно.
Вера похолодела, почувствовала, как кожа покрывается мурашками. Липкие щупальца страха подползали, подкрадывались, всё крепче сжимали её раздувшееся тело под длинным, тёмно-коричневым пальто.
Эта пара, в полной власти которой она теперь оставалась, внушала ей неосознанный дикий ужас. Они казались ей не настоящими, живыми людьми, а жуткими персонажами из страшной детской сказки, Кощеем Бессмертным и Бабой-Ягой, лицемерно принявшими человеческий облик и поджидавшими свою очередную жертву.
Впервые Вера с тоской подумала о Генрихе. Как он мог её здесь оставить?!
Все её благие намерения заставить себя думать иначе полетели прахом. Никакой радости и никакого облегчения она не испытывала.
Она была совершенно одна посреди лесной глухомани, и они, её тюремщики, могли творить с ней, беспомощной и беременной, всё, что им заблагорассудится.
— Пойдём в дом, дорогая, — с натянутой улыбкой обратилась к ней фрау Гальдер.
По-русски она говорила почти чисто, с еле уловимым акцентом. Вернее, даже не с акцентом, а с какой-то особой интонацией, придающей её речи жёсткое, неприятное звучание.
— Я покажу тебе твою комнату. Адам, возьми чемодан.
Они направились в дом. Вера безмолвно и понуро шла между своими стражами.
Тяжёлая дубовая дверь тюрьмы открылась, пропуская их внутрь, и затем плотно захлопнулась за ними, вновь отозвавшись где-то издевательским эхом.
Глава 24
ОБЕЩАНИЕ
Генрих Штольц сидел за своим рабочим столом и хмуро читал полученные утром сводки. Вести из штаба последнее время приходили всё более тревожные, война грозила стать затяжной. К сожалению, то, что он так хорошо распланировал, не произошло. Командование отказало ему в коротком отпуске, о котором он просил, чтобы отвезти Веру домой, в Германию. Он получил суровый ответ, что пока на Восточном фронте идут тяжёлые кровопролитные бои с русскими, об отпуске нечего и думать.
В принципе он понимал, что начальство право. Хоть война и обходила Дарьино стороной и фронтовые части сюда не попадали, но приходилось, тем не менее, всё время быть начеку, поскольку немецким оккупационным войскам постоянно досаждали всё более активизирующиеся партизаны. Особенно нагло действовал отряд некоего Тимофеевского, который, несмотря на постоянные усилия немцев, никак не удавалось уничтожить. Так что уезжать нельзя было даже ненадолго. Мало того, следовало просить подкрепления для усиления сравнительно небольшой, дислоцированной в посёлке части.