Звезда упала
Шрифт:
Вера по-прежнему не отвечала ни слова, смотрела в сторону.
Генрих встал, обошёл её так, чтобы заглянуть в лицо.
— Послушай, Вера! Это может быть наш последний разговор, больше такого шанса не будет. Ты можешь завтра поехать со мной, я отправлю тебя в Кёльн, к отцу, где ты спокойно дождёшься меня. А когда война кончится и я вернусь, мы начнём всё сначала…
Он говорил горячо, мучительно, искренне, Вера чувствовала это. Но ей было глубоко безразлично всё, чтоон говорил.
Она равнодушно пожала плечами, спокойно объявила:
— Я никуда не поеду.
— Да пойми же, ты не можешь здесь оставаться! — вскричал Генрих. — Тот, кто сменит меня, поступит с тобой как ему заблагорассудится. Лучшее, что тебя ждёт, это отправка в Германию на тяжёлые работы.
— Мне всё равно, — тем же ровным тоном ответила Вера. — Я не поеду с тобой.
Она смотрела на него печально, без ожесточения. Он так ничего и не понял про неё, ни-че-го…
— Ты надеешься, что скоро вернутся русские… — догадался Генрих. — Неужели ты не понимаешь, что если коммунисты вернутся, они никогда не простят тебе работы в комендатуре и связи с немцем. Тебя ждёт страшная участь!.. Я прошу тебя — поедем!..
Вера упрямо покачала головой, повторила:
— Мне всё равно.
Потом через паузу добавила:
— Можешь убить меня сам. Я готова к смерти. Я остаюсь. Будь что будет. Мне наплевать.
Генрих Штольц вдруг осознал, что уговаривать её бесполезно. Эта женщина была холодна и бесконечно далека от него. Он жестоко ошибся в ней. Она недостойна его, недостойна его любви. Он совершенно зря убивается по её поводу, унижается, ломает себе жизнь…
Генрих отошёл от неё, надел всё ещё влажную от снега шинель, шагнул к двери.
— Прощай, Вера! — горько сказал он. — Я проклинаю тот день, когда я встретил тебя! Будь ты проклята!
Генрих исчез. Невероятным, неожиданным образом навсегда ушёл из её дома, из её жизни.
Вера ещё некоторое время сидела неподвижно, прислушиваясь к его быстрым удаляющимся шагам, хлопанью дверцы, к шуму отъезжающей машины, и только потом наконец улыбнулась облегчённо и счастливо.
Она опять достала портрет Вождя, с благодарностью уставилась на него. Он был подлинным Спасителем,избавителем, защитником. В его усах и ласковом прищуре скрывалась невероятная сила, он мог всё,надо просто попросить его как следует. Как же она раньше не догадалась?..
— Спасибо тебе! — жарко шептала Вера. — Спасибо! Родненький мой, спасибо!..
Глава 36
ПОСТ
Морозным ранним утром по лесной заснеженной дороге мчался немецкий мотоцикл с коляской. Его слегка заносило на поворотах, подбрасывало на ухабах. Сидевший за рулём человек в форме унтер-офицера вермахта после каждой такой встряски виновато поглядывал на свою пассажирку — молодую закутанную в платок женщину, бережно прижимавшую к себе большой плотный свёрток.
Наконец мотоцикл остановился.
Водитель снял залепленные снегом очки, с трудом разомкнул заледеневшие от ветра губы.
— Дальше нельзя. Тут примерно с полкилометра осталось… Ихний пост вон за тем поворотом.
Он подбородком показал вперёд, потом озабоченно спросил, кивая на свёрток:
— Ну, чего он там, живой?
— Вроде ничего, спит, — ответила Надя, поковырявшись в свёртке.
Ребёнок был в испарине, с трудом дышал через открытый запёкшийся рот. Следовало поспешить, каждая минута была дорога.
Она выкарабкалась из коляски, поудобнее обхватила Алёшу.
— Спасибо тебе за всё, Рома…
Роман прислушался. Ему показалось, что где-то вдалеке раздался шум мотора. Находиться здесь дольше становилось небезопасно.
— Ну, ни пуха тебе! Бывай! — грубовато сказал он.
Спрятал за этой нарочитой резкостью дурацкое, совсем не мужское желание разреветься.
— Кончится война, разыщу тебя! Прощевай… сестричка!
Слово «сестричка» вырвалось у него неожиданно, прозвучало щемяще, тронуло её.
Надя печально улыбнулась. Она теперь и вправду его сестра, по крайней мере для немцев. Да нет, не только для немцев, но и в самом деле — сестра.
На секунду хотела было сказать, что будет ему рада, надеется, что он её разыщет, что понимает, чего ему стоило отправить её в лапы к немцам. Но тут же вспомнила про Алёшу и ничего говорить не стала.
Главное — ребёнок, всё остальное не играет роли!
Прощание вышло совсем кратким, каким-то незавершённым, оба это почувствовали. В течение всей ночи, пока шли через лес, тоже почти не разговаривали, может, перебросились одним-двумя словами. А сейчас и подавно было не до того.
— К чёрту, Рома! — единственно, что сказала Надя. — Тебе счастливо отвоевать. Прощай!
Она повернулась и зашагала по дороге, быстро исчезая в снежной метели.
Роман мгновение смотрел ей вслед, затем нацепил очки, развернул мотоцикл и помчался в обратном направлении.
За поворотом и вправду показался немецкий пост — шлагбаум и одноэтажное деревянное строение. Она с опаской подошла поближе. Тут же выбежал часовой с автоматом наперевес.
— Кто такая? Стоять! — выкрикнул он по-немецки.
Надя поняла, остановилась.
— У меня здесь ребёнок! — по-русски закричала она в ответ. — Больной!
Часовой повернулся, что-то сказал через плечо в открытую дверь. Выскочили ещё двое немцев. Пряча лица от снежного ветра, все они подошли к ней.
Надя, спиной отгородившись от метели, осторожно приоткрыла одеяльце, показала им спящего ребёнка.
Вид у Алёши был явно нездоровый, личико красное, опухшее, он тяжело, с присвистом дышал.
— Ребёнок, кажется, болен, — брезгливо скривился первый, вышедший навстречу к Наде немец. — Держитесь на всякий случай подальше, ребята, может, он заразный.