Звезда в хвосте Льва
Шрифт:
– Ну что? Насладился? – ехидно спросила Галина, вновь появляясь в спальне.
– Это…
– …не то, что ты думаешь, – насмешливо закончила фразу жена. – Конечно, я это знаю! Твой потенциал, как мужчины. Тебя силиконовой грудью не проймешь. Больше всего в жизни ты ценишь комфорт и вкусную еду. Я всему этому бреду, – она кивнула на ноут, – не поверила. Но если ты еще раз посмеешь ревновать меня к Ромашову, если ты назло ему провалишь этот процесс, так и знай, Журавушкин, я тебе такое устрою, что мало не покажется!
– Да я и так стараюсь!
– Вот езжай в тюрьму, и старайся дальше!
Он уныло поплелся в прихожую,
Рара сразу же заметила его подавленное состояние.
– Что случилось? – с улыбкой спросила она. – Можно подумать, под конвоем отсюда уведут не меня, а вас.
– Меня подставили, – признался он. – Настина подружка. Я с самого начала знал, что ей нужен только пиар, но все равно пошел на эту встречу. И вот сегодня в Инете появились скандальные фотографии.
– Скажите, пожалуйста! – рассмеялась Рара. У него по спине поползли мурашки. Смех у нее был особенный, волнующий и дразнящий. – Зато это добавит вашей жизни яркости. Не переживайте так, Аркадий Валентинович. Жена вас заревнует и снова пустит под свое одеяло.
– Откуда вы знаете, что… – он осекся. Взгляд у нее был странный.
– Вы сейчас напоминаете брошенного пса. Что, Ромашов пустил в ход свои чары? – Журавушкин уныло кивнул. – Это он умеет. Мы потому и протянули вместе столько лет, что Лёвушка, как никто другой, умеет собраться. Он человек рывка, понимаете? В мирное время и пудовую гирю не поднимает, но в самый критический момент одним рывком берет рекордный вес. Не знаю, за каким чертом ему это надо, обольщать вашу жену, но если он возьмется за дело всерьез, можете с ней попрощаться, – серьезно сказала Рара. – Будьте осторожны: он вами манипулирует. И делает это весьма искусно. О! Теперь он мастер! Ошибок больше не допускает. Раньше с ним это частенько случалось, но Лёвушка очень способный. Иначе он не пробился бы из ничтожества в звезды. Тут одной внешности мало. У него чутье на людей, учтите. Ведь он их всех играет. Уверена: вчера он представил себя вами. Мысленно сыграл ваши чувства, пока вы сидели… Где вы там сидели? В кафе? В ресторане? – Журавушкин вновь уныло кивнул. – Он ведь вампир. Питается чужими эмоциями. Больше всего ему по вкусу ревность, зависть и злость. Вчера он прекрасно вами поужинал. Не позволяйте ему этого, слышите?
– Но как?
– Не реагируйте так болезненно на чувства к нему вашей жены. Иначе он вас сожрет.
– Раиса Гавриловна, давайте уже к делу, – тяжело вздохнул Журавушкин. – Как бы то ни было, нам надо работать. Итак… Я узнал, что вы заморозили свои яйцеклетки и искали суррогатную мать. А Настя якобы была беременна.
– Якобы?
– Но ведь вскрытие этого не подтвердило!
– Понятно: ошибочный тест на беременность. Это бывает, – Рара глубоко затянулась предложенной им сигаретой. – А Ромашов что сказал?
– Что вы все знали.
– Конечно! Что касается него, я знала все. Иначе и быть не могло. Ведь он сделан мною, от начала и до конца. Он и шага бы не ступил без моего совета.
– Как же у вас, такой утонченной, воспитанной женщины, получилось такое чудовище? – не удержался Журавушкин.
– А кто вам сказал, что я не чудовище? – усмехнулась она. – У Ехидны родилась Лернейская гидра.
– Ваш муж сказал, что это вы убили Настю.
– Неужели?
– Это правда или нет?
– Если я скажу, что не правда, мне поверят? Скажите честно: вы верите в успех предприятия? В то, что меня оправдают?
– Смотря, как пойдут дела. Все зависит от обстоятельств.
– То есть, от свидетельских показаний? Мои слова значения не имеют, равно как и ваши? Ведь так? Ведь это совершенно естественно, что обвиняемая в убийстве отрицает свою вину, а ее адвокат ее защищает и пытается убедить всех в правдивости ее слов, даже если слова эти – заведомая ложь. От нас все именно того и ждут. Лжи во имя спасения. Поэтому, Аркадий Валентинович, мы с вами не в счет. Наше поведение естественно и вполне предсказуемо. Примут к сведению показания других людей. А что это за люди? В чем их интерес? Кто знает… – пожала она плечами.
– Но если вы правы, значит, вас оправдают!
– Был такой правитель, Ярослав Мудрый, – она взяла еще одну сигарету и щелкнула зажигалкой. – В одиннадцатом веке. При нем был принят первый свод законов, первая правда. Она так и называлась: «Правда Ярослава». Так вот, обвиняемых, чтобы узнать, правду они говорят, или нет, подвергали испытаниям водой или огнем. Предлагали взяться за раскаленный прут, и если через три дня ожог не проходил, значит, вина очевидна. У меня очень тонкая кожа, и ни грамма жира. – Она вытянула вперед левую руку, действительно, тонкую и очень хрупкую. – Как вы думаете, что будет, если я возьмусь за раскаленный прут? Пройдет этот ожог через три дня?
– Конечно, нет! Хоть арникой мажь, хоть чем! Вид все равно будет ужасный!
– Следовательно, я виновна с момента своего рождения. Такая уж я родилась. Преимущество имеют люди с толстой кожей. Мне осталось только оступиться, чтобы получить по заслугам, – усмехнулась она. – Что и случилось.
– Но ведь вы могли бы выбрать испытание водой.
– Я не умею плавать. Представляете, как я буду дрожать, заходя в воду? – рассмеялась она. – О, нет! Это еще хуже!
– Но ведь это варварство! – рассердился Журавушкин. – Средневековье!
– А между тем Русь в это время была самым влиятельным государством на карте тогдашней Европы. Ярослав выдал всех своих дочерей за монархов, а сыновей женил на иноземных царевнах. Одному даже досталась багрянородная, византийская принцесса. Страна процветала, народ был счастлив и славил своего монарха. Такого могущества в другой раз наша страна достигла лишь спустя века. Следовательно, работало? Законы прекрасно работали. Несмотря на их варварскую примитивность. Главное, это в них верить. Ожог на руке – вещь вполне материальная, в отличие от слов, которые потом стали принимать к сведению. Одни лишь слова. И сразу наступил бардак.
– Вы ерунду говорите, – сердито сказал Журавушкин. – Полную и, извините меня, абсолютную чушь! Я вообще не хочу это слушать!
– Как хотите, – пожала плечами Рара. – Даже если я не виновна, моим словам никто не поверит. В отличие от ожога на руке. Вот, к примеру, мой муж. Я всегда думала, что он меня любит.
– Он и любит! Но по-своему.
– Я вам скажу это только один раз и больше не повторю никогда, ни при каких обстоятельствах. Тем более при свидетелях. На суде. В тот вечер, когда убили Настю, мы с Василисой Петровной задержались на кухне. Помните сломанный кран? – Журавушкин кивнул. – Так вот: в приоткрытую кухонную дверь я видела, как Фима на цыпочках крадется к выходу, в одних носках, прижимая к груди ботинки.