Звезда в хвосте Льва
Шрифт:
– Что?!
– Все. Больше ни слова.
– Но ведь это же все меняет!
– Не думаю, что Василиса Петровна его заметила. Это знаю только я. А я никому не скажу.
– Но почему?!
– Я же не видела, как он стрелял.
– Но он там был, в саду! Раньше вас всех!
– И что?
– Он крался к входной двери, надеясь остаться незамеченным!
– Давайте прекратим это обсуждать, – сердито сказала она.
– Нет, Раиса Гавриловна, так нельзя! – он взволнованно встал. – Мне надоели эти качели! То я выхожу отсюда, окрыленный, будучи полностью
– Передать дело в суд, – тихо сказала Рара.
– Что?
– Вы не найдете доказательств моей невиновности. Равно как и вины. Положитесь на судьбу. Мы возьмемся за раскаленный прут.
– Значит, вы не хотите помочь мне и себе?
– Может, и хочу, но не могу. Оправдают меня – будут искать другого убийцу. А этого я точно не хочу.
– Хорошо. Я уважаю ваше решение. Мы завтра же обсудим это с Андреем Георгиевичем и вашим супругом.
Ромашов поначалу воспринял новость в штыки.
– Как так: она хочет суда?!
– Иной возможности оправдать ее, увы, нет.
– Если бы это вообще было возможно, – тяжело вздохнул Фима Раевич.
– Помолчи, – сердито сказал ему Ромашов. – Я, Аркадий Валентинович, ожидал от вас большего. Неужели вы ничего не нашли? А как же свидетели? Настина подруга, к примеру? Другие?
– Сейчас в Москве почти никого нет, – развел руками Журавушкин. – Но к осени все объявятся. Мы соберем свидетелей защиты, не сомневайтесь. Разумеется, Андрей Георгиевич, решающими будут ваши показания. Вас я буду допрашивать последним. Если другие напортачат, – Журавушкин выразительно посмотрел на Фиму, – у вас еще будет возможность все исправить.
– Ну, хорошо, – кивнул Ромашов. – Считайте, что вы меня убедили. Хотя мне все это, ох, как не нравится, – он поморщился. – Я не люблю предприятий с непредсказуемым результатом. А ты что скажешь, Фима?
– «Я знаю, кто страдал, тот полон благородства, и даже ада месть величью нестрашна…»
– Ты можешь хотя бы в такой момент не ёрничать! – разозлился Ромашов.
– Я говорю то, что думаю! Ты сам спросил мое мнение!
– Если ты и в суде вздумаешь цитировать своего Бодлера, я тебя убью!
– Я же говорю: пишите текст, – слегка надулся Раевич. – Что вы вообще от меня хотите?
– Человека разумного, – размеренно сказал Ромашов. – Соображающего. Иначе ты таких дров наломаешь!
– Андрей Георгиевич прав, – кивнул Журавушкин. – С Бодлером, Ефим Иванович, надо быть поаккуратнее. Судьи могут не так все истолковать. Про те запрещенные стихи вообще забудьте. Никакого разврата.
– Да разве это разврат? – заморгал Раевич. – Вот, послушайте…
– Фима, заткнись, – не выдержал Ромашов.
Аркадий Валентинович мысленно сказал ему спасибо. Не до стихов сейчас. Они напоминали заговорщиков, а, лучше сказать, военный совет перед решительной битвой. Перед судом. Хотя, до суда еще было далеко. Журавушкин еще долго мог бы препятствовать передаче туда уголовного дела, но Раиса Гавриловна настаивала. А ведь можно было бы дождаться возвращения коллег ее и Насти, устраивать перекрестные допросы, очные ставки… Хотя, с кем их устраивать? Рары с мужем? Журавушкин представил себе этот цирк и чуть не рассмеялся. Раевич по своей привычке станет, как щитом, прикрываться Бодлером, пока следователь не придет в бешенство. А то и санитаров из психушки вызовет. Быть сумасшедшим – это ведь так удобно. Аркадий Валентинович внимательно посмотрел на Раевича. Что у него на самом деле на уме? «Крался на цыпочках к входной двери, прижимая к груди ботинки…»
– Я думаю, вам теперь разрешат свидания, – сказал он мужчинам. – Раз мы определились, и Раиса Гавриловна признала свою вину. Первым пойдет Ефим Иванович. Постарайтесь ее приободрить.
– А я? – встрепенулся Ромашов.
– И до вас дело дойдет, – невольно улыбнулся Аркадий Валентинович.
Ситуация была двусмысленной: муж оказался довольно вялым, зато любовник на редкость энергичным и рвался на свидание к женщине, по которой явно соскучился. По мнению Журавушкина, актер был по-прежнему влюблен в Рару и хотел, чтобы она осталась при нем. Если Ромашов будет так же убедителен в суде, то процесс они выиграют. Нет, полного оправдания, конечно, не добиться, а вот условного приговора… Если доказать, что это была самооборона, или Настя Рару откровенно спровоцировала.
– Подвигайтесь ближе, – сказал Аркадий Валентинович мужчинам. – Будем писать сценарий.
Мужчины оживились. Даже Фима проявил интерес к происходящему. Они сидели на веранде, погода постепенно портилась, явно собиралась гроза. По саду гулял ветер, то затихая на время, то наскакивая на деревья и пытаясь сорвать тент с качелей.
Журавушкин почувствовал чей-то тяжелый взгляд и обернулся. Василиса Петровна стояла в дверях и внимательно прислушивалась к разговору. Ее взгляд Журавушкину не понравился. Словно бы свинцовая плита легла ему на плечи.
– Я подумала, что надо бы убрать с качелей матрац, – сказала Градова. – Гроза начинается.
– Да, конечно, – рассеянно откликнулся Ромашов.
Василиса Петровна неторопливо спустилась в сад. Журавушкин внимательно смотрел, как она прибирается: задергивает полог в беседке, поправляет упавшие цветы. По-хозяйски.
– Андрей Георгиевич, вы вполне доверяете своей домработнице? – тихо спросил он.
– Да, а что?
– Сдается мне, она готовит нам сюрприз. И сюрприз этот неприятный.
– Чем она может нам угрожать? – удивился Ромашов.
– Не нам, а Раисе Гавриловне. Градова ведь не хочет, чтобы та вернулась.
– Да почему?
– Как ваши отношения с Дашей?
– Нормально, а что? – пожал плечами Ромашов.
– Она передумала делать пластику?
– Мне удалось ее уговорить, – улыбнулся Андрей Георгиевич.
– И что вы пообещали? Пропихнуть ее в ваш новый проект? Роль в сериале с вашим участием? Вы ведь звезда, поэтому можете диктовать продюсерам условия.