Звезда жизни
Шрифт:
Хаммонд постепенно успокоился. Он вспомнил о своём чудесном спасении и о том, что произошло после приводнения спасательной капсулы.
— Все нормально, мне уже лучше, — пробормотал он, послушно опускаясь на кровать. Вспомнив, что туземцы не могли понять смысл его слов, Хаммонд заставил себя улыбнуться и кивнул головой.
Его новые друзья переглянулись с видимым облегчением. Куобба сказал многозначительно:
— Эн нун до врамен, — и пошёл в дальний угол комнаты. Оттуда он вернулся, довольно улыбаясь и держа в руках какие-то
Хаммонд узнал свою куртку с «молниями» и находившиеся в её карманах вещи — справочник с астронавигационными таблицами, карманный калькулятор, пузырёк, наполовину заполненный тонизирующими таблетками. Он кивнул и указал пальцем на грудь — мол, верно, это моё.
Поначалу он не мог понять восторга Куоббы, но затем до него дошло: ну конечно, эти вещи доказывали, что невесть откуда взявшийся гость — не врамен! В глазах Ивы зажглось даже некое благоговение — девушка смотрела на него, словно на ожившего динозавра. Вскоре в комнату вошёл и Дон Вильсон, на его лице также не было прежней враждебности. Хаммонд почувствовал себя куда уверенней. Разумеется, все его вещи, даже пуговицы на куртке и пломба в зубе, доказывали, что он не лгал! На всякий случай он всё же ещё раз показал на себя пальцем и объявил:
— «Врамен»… — и покачал головой. Затем указал на туземцев и спросил: — «Врамен»?
Ива отчаянно замотала головой, иссиня-чёрные волосы заметались по её плечам.
— Нун! Зин до хоомен.
«Хоомен»? Быть может, так называют себя эти люди? Немного похоже на «хомо сапиенс». Хаммонд хотел было попытаться уточнить это, но Ива ласково погладила его по лицу — своеобразная команда «спать». Боясь, что ночные кошмары могут вновь ввергнуть его в ледяное небытие, Хаммонд в ответ покачал головой. Но не смог бороться с лекарством, которое дала ему девушка, и провалился в темноту.
На этот раз он спал без сновидений. Прошло ещё несколько дней, которые измерялись для него здесь, в каменном подземелье, только периодами сна и бодрствования.
Постепенно стали возвращаться силы. У него почти не было аппетита; то пресное желе, которое ему давали трижды в день, и не могло возбудить желание как следует поесть. Но так или иначе, он поправлялся.
Порой ему хотелось встать, но Дон Вильсон и его дочь Ива не разрешали этого. Поначалу ему запрещали даже разговаривать, так что оставалось только лежать на кровати и смотреть в потолок. И тогда Хаммонд вспоминал о друзьях, умерших сто веков назад, об исчезнувших без следа в безднах времени нациях и народах. В такие часы он чувствовал себя совершенно одиноким, и только одна вещь спасала его от сумасшествия.
Этой вещью было любопытство. Он страстно хотел узнать как можно больше о странной Земле далёкого будущего, на которую его занесло волей невероятного случая. Ему было очень интересно, кто же такие врамены, чем от них отличались хоомены, многие из которых выглядели так, словно родились на иных мирах.
Почему Дон Вильсон и прочие прячутся в каменных катакомбах? Зачем врамены разыскивали его, Кирка Хаммонда? Куда направлялся космический корабль, взлёт которого он видел в ночь
Хаммонд мог получить ответы на эти вопросы, только изучив язык хооменов. К счастью, Ива Вильсон охотно согласилась с ним заниматься и вскоре начала ежедневные уроки. В ход пошли рисунки, жесты, а чуть позже и книги. Выяснилось, что структура языка хооменов мало отличалась от английского времён двадцатого века, и это очень помогло Хаммонду быстро продвигаться вперёд. Куобба и малыш Таммас тоже пытались обучать его некоторым словам, но, как оказалось, они говорили на других диалектах, и Ива в конце концов запретила им лезть не в своё дело.
Настал день, когда Хаммонд смог задать девушке первые вопросы. К его огорчению, на многие из них она давала уклончивые ответы, а то и вообще не желала разговаривать. «Отец сам расскажет вам об этом», — говорила она, пряча смущённо глаза.
— Когда? — недовольно спрашивал он.
— Скоро, — успокаивала его Ива. — Вы ещё плохо разговариваете на нашем языке, вам надо подучиться.
Это ещё больше разжигало и без того жадное любопытство Хаммонда. Вот уже много дней он находился в мире, который почти во всём резко отличался от привычной ему Земли, и какой-то языковый барьер не давал возможности ничего узнать! Он чувствовал себя, словно слепой, попавший в Лувр.
Через несколько «дней» Хаммонд вконец потерял терпение и решительно заявил Иве, как только девушка вошла в его комнату:
— Я хочу сегодня выйти на берег. Ни минуты больше не намерен сидеть в этом каменном мешке. Поймите, я десять тысяч лет не видел родного Солнца!
— Подождите, я скажу отцу, — поколебавшись, ответила Ива и вышла из комнаты.
Чуть позже пришёл Дон Вильсон. Сложив руки на груди, он смотрел на гостя холодным, изучающим взглядом. Хаммонд уже знал, что этот человек был лидером небольшой коммуны хооменов и отличался суровым, непреклонным характером. Все, даже бесшабашный Куобба, побаивались его.
— Вам пока нельзя выходить из убежища, Кирк, — наконец сказал Вильсон. — Благодарите бога, что остались живы. Были периоды, когда мы уже не надеялись, что вы сможете проснуться.
Хаммонд почти полностью понял эти слова и приободрился. Теперь настал его черёд задать самый главный вопрос.
— Как долго… — начал было он и неожиданно запнулся. Язык не поворачивался продолжить фразу: «…я был мёртв? Сколько столетий моё остывшее тело странствовало через тёмную бездну?»
Но Дон Вильсон понял его.
— Строение вашего тела и вещи, которые мы нашли в вашей спасательной капсуле, доказывают, что вы родились в двадцатом или двадцать первом веке.
— Да, я родился в 1949 году, — кивнул Хаммонд.
Вильсон на минуту задумался.
— Эта хронология давно не используется… Но если применить её, то получится, что сейчас идёт 12094 год от рождества Христова.
Хаммонд невольно вздрогнул, хотя давно готовил себя к чему-нибудь подобному. Выходит, звёздные часы не лгали… Но пропасть времени, через которую он пронёсся, была слишком огромной, и его разум отказывался принимать правду такой, какой она есть.