Звездная дверь
Шрифт:
— Но я осознал! Вы ведь знаете — Дверь принимает лишь то, что по-настоящему важно для Просителя. Дорого ему. И это озарение позволило мне понять, что нужно делать дальше, и я послал себя за Эбби. Моя Эбби — правильное решение. Она исправит все эти бестолковые ошибки, — с этими словами он повёл рукой с кинжалом, словно пытаясь скупым жестом охватить все пространство пещеры.
Я судорожно пыталась разобраться в том, что он сказал, но то, как он строил фразы, лишало те какого-либо смысла.
«Я послал себя за Эбби?..»
В голове у меня пронёсся целый ворох ругани, подхваченной в окрестностях доков, но, увы, ни одно из
— Похвально пытаться исправить ошибки прошлого, но очень глупо делать это, совершая череду новых, — отчеканила я, глядя Сонгу в глаза. — Зачем вы хотите открыть Дверь?
Мужчина нахмурился, а затем поджал тонкие губы:
— Это… часть моего исследования, — уклончиво заявил он, вновь несколько раз дёрнув головой — очевидно, тик.
— Вы хотите обернуть время вспять? — наугад спросила я, выудив из памяти слова Чекванапутри.
— О, что вы… — Сонг как-то странно рассмеялся — очень сухо и неестественно, словно пытался изобразить смех. — Закон времени обратной силы не имеет. Я просто хочу изменить в глобальном договоре несколько пунктов. Дверь позволяет совершать… обмен. Что-то ценное на что-то схожее. Плоть за плоть. Жизнь за жизнь. Знание за знание… — говоря это, он качал головой сбоку на бок, словно жуткий метроном, не отрывая при этом от меня взгляда. — Нужно лишь правильно открыть ее, правильно… настроить. Себя, — с этими словами Сонг ткнул себе в грудь остриё ножа, после чего, развернув то, указал им в сторону той самой густой черноты. — Дверь. Да-да, настроить. Символы, малые жертвы, большие. Только малые жертвы… — он снова вонзил кончик клинка в руку, на сей раз слегка ковырнув плоть и дав тонкой струйке свежей крови вытечь на рукав. Тягучая, почти чёрная жидкость выкатилась из пореза и почти мгновенно совершенно неестественно свернулась. —…нужно тоже приносить правильно. В малых я уверен. Настройки все верны. Но вся эта кровь — мишура, не больше, смысл имеет только индивидуальное значение. Осталось взять что-то, что имеет для меня смысл, такой же веский, как мои мальчики, и…
Он затих, словно утратил разом силы и интерес, остановив свой взгляд — странная смесь тоски и надежды, — на алтаре.
«Да ты просто спятил!» — мне очень хотелось взвыть и побиться головой — желательно, не своей — о ближайшую колонну, но вместо этого я постаралась придать своему голосу максимальную суровость:
— Вы хотите вернуть своих детей, — утвердительно заявила я, продолжая наблюдать за выражением лица Эндрю.
Тот вновь поскучнел и сник, словно лишь эти слова легли ему на плечи неподъёмным грузом.
— Я просто хочу исправить свои ошибки… Это куда важнее для моего будущего чем… Ошибки тянут сознание вниз. Ошибки… Я все время совершаю ошибки. Но эта была последней, — тихо сказал он и устало, безжизненно посмотрел на меня исподлобья. — Так вы поможете мне, Искательница?
«Инспектор, Искательница… кто дальше?» — как ни странно, сарказм позволял моему сознанию держаться на плаву, но, увы, настраивал не на самый благодушный лад.
— Значит, вы хотели убить свою жену, чтобы использовать её смерть как возможность оживить ваших с ней детей, — мнимо-задумчиво протянула я, по небрежной дуге обходя Сонга, и сделав несколько шагов по направлению к дальнему краю пещеры.
Диалог получался совершенно фантасмагорическим. Мои самые нелепые предположения, сделанные на основе горячечного бреда Сонга, заставляли его раскрывать свои планы, такие же безумные, как и всё, что он говорил для этого. Что ж, если я хочу получить что-то — мне нужно принять правила игры. С психами иначе нельзя.
— Эбигейл — дороже всего для меня, — с тупым упрямством повторил мужчина, всё так же не останавливая меня. — Это будет правильная жертва. Её значение поменяется с мальчиками, её жизнь уйдет за Дверь, а они — вернутся. Она хотела бы так. Она вместо них, я знаю, что она очень страдает. Я исправлю и её страдания, и свои ошибки.
Он склонился над камнем, неуверенно проведя ладонью над свёртком поменьше, словно боясь коснуться:
— Правда, их тела… ни на что не годны, много времени прошло. Я приготовил новые, — с этими словами Сонг перевёл холодно-равнодушный взгляд на Рэя. — Они не очень хороши — я оставил худшие напоследок, когда пытался настроиться на Дверь. Глупость, конечно, надо было начинать с них — с младших и старших, слабых и немощных. Но я был уверен, что всё делаю правильно и всё выйдет сразу. Я помогал себе, но воск не плоть, годен только таскать. И я таскал, пока вырезал символы в одиночку, бесполезный кусок пчелиного дерьма…
«Что?..» — последнее ругательство прозвучало настолько нелепо и абсурдно, да ещё и таким безразличным тоном, что это создавало почти комический эффект — вот только смеяться мне не хотелось. Только кричать.
А безумец, вновь тряхнув головой — теперь будто отмахиваясь от какой-то навязчивой мысли, — растянул губы в подобии улыбки и снова посмотрел на меня:
— Впрочем, теперь здесь вы, я молодец, что сумел найти вас. Главное, сделать перенос, а потом, позже, когда я лучше пойму Дверь, можно будет поменять и их плоть. Плоть — вторична. Нужно будет подумать над мясом для меня.
Слова Сонга снова утратили всякое подобие смысла. Он уходил в сторону от важного, и нужно было срочно сменить тему, встряхнуть его, чтобы вызвать более яркие эмоции, заставить его сорваться, сказать больше — может, тут остались ещё живые? Из тех, кого он не успел зарезать…
Картина вырисовывалась странно-ясная. Маньяк, убийца. Психопат. Тронулся умом на почве семейной трагедии. Этого человека нужно… лечить. Да, именно так скажет суд — принудительное лечение. Хотя, на мой вкус, после всех этих смертей, что он хладнокровно называл «малыми жертвами», ему самая дорога была на электрический стул.
— Дайте угадаю — старика вы явно не для Ларри подготовили, — я подпустила в голос чуточку глумления и превосходства, вперившись взглядом в его блёклые рыбьи глаза. — Вы не простили себе смерть Томаса, но и никогда не любили его по-настоящему.
— Я не понимаю, к чему все эти комментарии… — нервно заявил мужчина, прижав израненную ладонь к лицу и размазывая по тому кровь. — Вы должны сказать мне, что я должен сделать!
— Перестать лгать себе! — рявкнула я в ответ, уже даже не пытаясь бороться с клокочущей внутри яростью. — Вы — чёртов эгоист, Сонг! Единственный дорогой вам человек — вы сам, но никак не ваши дети, жена или, тем более, несчастные жители Першинга! Ваш самый большой страх — не смерть родных, а то, что вы, безупречный специалист — допустили ошибку! Вы настолько зациклены на себе, что готовы пустить в расход кучу людей, включая вашу семью, лишь бы потешить собственное самолюбие.