Звездная река
Шрифт:
Еще одна волна взволнованного ропота пронеслась по залу, мужчины шаркали ногами, поправляли одежду, опускали глаза. Эти слова были отчаянно безрассудными, они ставили под угрозу личную безопасность. Но в то же время они напомнили императору о важной вещи. Кай Чжэня отправили в ссылку из-за событий той войны.
«Момент уже почти настал», – подумал Дайянь.
Он оглянулся через плечо на Цзыцзи, стоящего у колонны на краю зала. Его друг в упор смотрел на него. Цзыцзи казался испуганным. Это было не их поле боя. Здесь была враждебность,
– Небесный повелитель, простите за то, что я осмеливаюсь заговорить, но, конечно, я могу взять Южную столицу сяолюй вместе с нашими храбрыми солдатами, – голос У Туна звучал плавно, плыл над бурными водами конфронтации.
Лу Чао в упор смотрел на него.
– Вы не забудете взять осадные орудия?
Дайянь увидел, как племянник посла, сын поэта, при этих словах закрыл глаза. Потом юноша открыл их и расправил плечи. Он немного подвинулся – к дяде, а не от него. «Для этого требуется мужество, – подумал Дайянь. – И, наверное, любовь».
Несколько минут назад ему казалось, что в зале напряженная обстановка. А теперь он осознал, что в действительности ничего не понимал. Он здесь в качестве орудия, он согласился быть им, потому что это совпадало (так он считал) с его собственными желаниями. «И потому что ты глупец», – сказал ему Цзызцзи в ту единственную ночь, которую они провели в поместье «Маленький золотой холм».
Возможно, это правда. Разве молодым не позволено быть безрассудными? Но он знал ответ: безрассудным в том, что касается своей собственной судьбы, да, но не жизней других людей.
Следующий голос принадлежал императору.
– Первый министр, вы верите, что мы сможем взять этот город и удержать его? Вы верите, что генерал У Тун – лучший командующий наших армий?
Когда к Кай Чжэню напрямую обратился император, он вышел вперед и встал перед послом. Высоко подняв голову, он голосом, нежным, как шелк ляо, сказал:
– Великий повелитель, да и да. Я верю, что вам это время назначено для того, чтобы вы почтили память своего возлюбленного отца и деда и вернули наши реки и горы.
– А У Тун? – он повторил свой вопрос. Прямой вопрос.
«Пора», – подумал Дайянь.
– Он верен трону и гражданской администрации, небесный повелитель. Он не запятнан амбициями военного.
Не «Он выдающийся командир». Нет. «Он предан и у него нет амбиций военного». Старый, старый страх, уходящий на века назад во времена Девятой династии и ее великого и ужасного восстания. Столько миллионов погибших. Пропасть в истории Катая. На что способны военачальники, если дать им слишком большую власть, если их слишком любят солдаты, если их полностью не контролировать.
«Я могу умереть сегодня», – подумал Дайянь. Он вспомнил
Он сделал шаг вперед. Оказался так же близко к трону, как первый министр Катая. Следуя совету паука, прядущего свою пряжу, он упал на колени и три раза коснулся лбом пола, потом выпрямился.
«Ничего не говорите, – наставлял его Хан Дэцзинь, готовя к этому моменту. – Стойте на коленях и ждите. Если он внимательно выслушал ваши первые фразы о том, как вы отправились на северный берег реки один, он повернется к вам. Ждите этого».
Он ждал. Император повернулся к нему.
Глаза Вэньцзуна смотрели более холодно, чем раньше.
– В чем дело, командир Жэнь? – спросил он. Он запомнил его имя.
– Ваш слуга боится говорить, мой повелитель, – ответил Дайянь.
– Вы явно не боитесь, иначе вас бы здесь не было. Вы верно служили нам. Говорите без страха.
Он тихо произнес:
– Мой повелитель, это касается соратника первого министра и генерала У Туна.
– Какая неслыханная наглость! – вскричал Кай Чжэнь.
Император поднял руку.
– Этот человек храбр и достоин уважения. Продолжайте. Мы слушаем.
Дайянь перевел дух. В этой паузе не было притворства. Он был в ужасе. И произнес, стоя на коленях у трех ступенек, ведущих на возвышение, к Трону Дракона.
– Пресветлый повелитель, небесный император, речь идет о дереве.
Глава 19
Если ты прожил достаточно долго и очень хорошо знаешь людей и церемонии, можно предвидеть события при дворе и влиять на них, даже издалека.
И при этом он испытывает острое, живое удовольствие, – старик вынужден был в этом признаться хотя бы самому себе. Он никогда не бился на мечах, но он сражался и обычно побеждал.
Хан Дэцзинь снова сидел в своем саду, в поместье «Маленький золотой холм», поздним утром. Он теперь предпочитал находиться на воздухе, когда была возможность: солнечный свет придавал вещам форму и определенность. Тени отнимали у него окружающий мир. Он посмотрел туда, где работал над бумагами его сын, вероятнее всего, они имели отношение к ферме. Сень уделял им большое внимание.
Его собственные мысли уносились далеко, во дворец, в тронный зал. Вчера вечером одна из нелегальных почтовых птиц принесла известие о том, что сегодня утром посол будет принят во дворце.
Поэтому старик сидел в мягком кресле, пил сэчэньский чай, слушал пение птиц, окруженный ароматом цветов, и представлял себе зал, который так хорошо знал.
Учение Мастера требовало, чтобы люди руководствовались преданностью своей семье. А также служили империи, это считалось продолжением службы семье. В этом случае он мог сказать, что то, что он делает сейчас, он делает для своих потомков, для будущего семьи, как бы далеко оно ни простиралось.