Звездный демон
Шрифт:
Менес хотел уйти, но не смог. Лег рядом с Киа и прижался к ней, вдыхая ее запах. Когда она проснулась, было уже поздно – царь овладел ею, как лег: живот к животу, на боку, чтобы не повредить жене в ее положении. Киа слабо стонала, плененная им и своей страстью, своей любовью, которая вовсе не была изжита. Нет. Не таков был Менес, сын Сит-Ра, чтобы к нему можно было охладеть.
А потом фараон спросил:
– Где Врата, Киа?
Жена замерла, глядя в его ласковые глаза. Вот и пришло время.
– Я никогда тебе этого не скажу – не затем я совершила то, что совершила, - ответила она. Менес
Впереди у него было много времени – о, очень много.
– Мой отец умирает, - сказала Киа, и попыталась вызвать в себе гнев на мужа, но сил не хватило. Накрашенные веки фараона опустились; на лицо Менеса лег покров вины.
– Мне очень жаль, если это я повредил его здоровью, - сказал молодой владыка. – Но я наказал его за неповиновение. Ведь ты не можешь отрицать, что со своим отцом изменила престолу?
Теперь уже он гневался, и ему это было гораздо легче. Он сейчас обладал всеми преимуществами своего пола.
Как и Киа – всеми преимуществами своего. Она промолчала. Ей сейчас никто не сможет угрожать, принуждать к ответу силой.
Менес затих, приобняв жену. Вскоре они уснули вместе, как будто и не разлучались.
Через два дня после возвращения великой царицы ее советник умер. Он так и не позволил излечить себя с помощью саркофага Ра; дочь и сама, почитая отцовскую волю, больше не заговорила с ним об этом.
========== Глава 70 ==========
Над Неби был совершен тот же ритуал, что и над Мерсу. Киа чувствовала, что бальзамирование, эти действия, служившие первоначально только для сохранения тела от порчи на время возведения гробницы, уже приобрели для ее жрецов священный смысл.
Она сама угрюмо стояла в храме Ра – единственном в городе храме – наблюдая за работой бальзамировщиков. Царь отдал ей жрецов Ра в полное распоряжение, видимо, угнетаемый чувством вины за содеянное; а еще потому, что не воспринимал бывших служителей бога всерьез. Киа же глядела, как в ванне, приготовленной для тела отца, густеет известково-белый раствор, и думала:
“Мирные люди еще более важны, чем воины, в которых видит свою силу Менес. Священные обряды еще более важны, чем завоевания, потому что после войны наступает мир, для которого она и велась. Отцу не понравилось бы, что я делаю с его телом, он предпочел бы безымянным упокоиться в песке – но он одобрил бы меня. Неби бы понравилось, как я завладеваю умами тех, кого презирает наш молодой бог”.
Тело Неби – лежавшее на столе нагим, но прикрытое простыней – с вязким плеском опустилось в ванну. Двое жрецов с белыми, как у штукатуров, руками, подошли к царице и стали перед нею на колени, уткнувшись лбами в пол. Киа сверху вниз улыбнулась их бритым затылкам.
– Мы выполнили то, что надлежит, великая царица, - сказал один из жрецов, выпрямившись и внимательно-тревожно поглядев ей в глаза.
– Теперь твой отец сохранится для будущей жизни, когда в его благородное тело вернется душа.
Киа едва заметно поморщилась. Она тоже верила в загробную жизнь, но ей казалось отвратительным связывать ее с отслужившими свое останками.
– Превосходно, - сказала царица. – Премудрый Неби, мои уста и сердце, успел обнять
Жрец снова уткнулся лбом в пол.
Киа неторопливо вышла, поглаживая живот и улыбаясь. Понимает ли Менес, что сейчас происходит? Скоро помыслы всех людей обратятся к этим вечным домам, скоро и воины, томящиеся бездельем в ожидании новых сражений, задумаются о вечности. Скоро об этом задумается и сам великий царь – он, лишенный земного бессмертия, возжаждет иной славы и иного постоянства. Какое только и возможно для человека…
“Все проходит, кроме гробниц”, - подумала Киа.
И если Менеса не удастся полностью отвратить от мечтаний о Ра – как и никого, кто узнал его чудеса, - то ее дитя, которое великая царица носит под сердцем, вырастет свободным от таких искушений. Хорошо бы это был сын. Он посвятит себя делам, достойным и соразмерным с человеческой жизнью – с жизнью царя людей. Менес и его наследники объединят и упорядочат Та-Кемет на всем ее протяжении, дадут нагому и озлобленному народу закон, пищу, положенный труд и положенный отдых – то самое благое постоянство, о котором мечтает каждый смертный.
И которое достижимо для всех, кроме правителей, пекущихся о таком постоянстве для своего народа…
“Я знаю, что ты одобрил бы меня, отец”.
Киа навестила своих воинов, живших при храме, как и некоторые из воинов фараона. Ее людей никто не тронул, никто ничего не выпытывал – но Киа сомневалась, что это сможет продолжаться долго.
– Я бы предложила вам бежать, но это невозможно, - сказала Киа, уединившись со своими воинами. Она приняла от них знаки почитания, и теперь они сели тесно, как лучшие друзья – какими и были. – Мы слишком разгневаем фараона, и может случиться непоправимое, он опять может попытаться силой вырвать у нас тайну Врат, - закончила великая царица, обводя взглядом их лица.
Она прервалась.
– Понимаете?.. Пока его величество уверен, что у него впереди много времени, чтобы подчинить нас. А новый бунт может превратить его в неукротимого зверя!
Воины покивали. Это были не только отважные, но и умные люди.
– Мы и не побежим, - сказал один из мужчин. Лица остальных выражали полное согласие с товарищем. – Мы не оставим тебя без защиты, госпожа!
Киа улыбнулась, подперев щеку кулаком, как девочка под крылом отца.
– Вы хотите защитить меня? Хорошо! Это очень хорошо, потому что я ношу дитя! Но как же вы будете меня защищать, если живете здесь?
– Мы можем стать твоей гвардией, царица, - без колебаний ответил воин.
И Киа увидела, что именно этого они больше всего жаждут. Она хлопнула в ладоши.
– Решено! Вы будете моей личной стражей! Что за царица без стражи, и разве я найду кого-нибудь преданнее вас, друзья мои? Не так ли, Нэзи?
Вместо ответа воин преклонил перед ней колени и поцеловал ее увешанную драгоценностями ногу. А когда он поднял глаза, Киа увидела в них то же, что в глазах Менеса. Этот мужчина был пленником ее чар – ее неповторимой натуры! И все эти трое, как и ее муж, желали обладать ею; но у них это желание перельется в преданность богине на троне…